Русская жизнь. Дача (июнь 2007)
Шрифт:
Огораживания
Над Туполевыми пошучивали: их сплошной дощатый забор был одним из самых высоких во всем поселке, а строить ограждения выше человеческого роста на Николиной Горе было не принято. Наиболее типичным обозначением границы имения здесь был полуметровый деревенский частокол либо моток сетки-рабицы, распятый на бетонных столбах, - в солнечный день такая граница была просто не видна. Заборы, как у Туполевых, были только на «комсомольских дачах» - 7-ой просеке, где с начала 80-х в полной изоляции от никологорского общества жили комсомольские функционеры.
Единицей измерения площади усадьбы здесь был гектар: счастливчикам академикам, отдельным партийным функционерам и заслуженным людям страны выдавалось по целому га, людям попроще - половина. Довольно часто наследники, делившие
Первым здешним рейдером стал Совет Министров СССР - видимо, перестроечный ветер навел руководителей последнего советского правительства на мысли о скоротечности их политической карьеры и вечности природы. В заповедном лесу, видевшем в Великую Отечественную кровавое сражение и похоронившем многих бойцов, а в наше время кормившем ягодников и снабжавшем Москву кислородом, появился забор, отгородивший около 100 га лесной чащи. Трехметровые доски этого заграждения стали одним из первых свободных СМИ: от выражений, в которых никологорская молодежь подробно описывала свое отношение к ЦК партии и Совету Министров СССР, покраснели бы даже матросы Балтфлота. Однажды забор стал героем правдоискательской программы «Взгляд», после показа которой его судьба стала незавидна: великолепные доски со следами народного гласа укрепили сараи и чердаки местных жителей.
От второй напасти спастись не получилось: в начале 90-х зажиточный Успенский конезавод отгородил огромный пойменный луг на границе леса и реки под шестисоточный поселок для своих работников. Потренировавшиеся на совминовском заборе дети академиков и композиторов по ночам аккуратно ликвидировали разметку, но, увы, площадь «окон» была слишком велика. Ничего не поделаешь, вслед за установленной вопреки всему разметкой появились заборчики. Что самым первым делом ставит на участке румяный от радости дачник? Правильно, выгребную яму. К началу 1991 года живописное поле глядело в небо сотней деревянных сортиров. Одна была радость у никоголорцев - шершни, испокон веку обитавшие в семидубе (семи сросшихся вместе дубах, бывшем месте игр никологорской детворы), в один прекрасный момент совершили ковровый налет на новых хозяев и хорошенько всех перекусали.
Ну, а нынешние заборы Николиной Горы говорят сами за себя и своих хозяев. Вот трехметровый металлический забор бывшего зека, отсидевшего в конце 80-х по предпринимательской статье и взявшего от жизни все по выходу из мест. На глухих воротах зарешеченные светильники; ищешь глазами светящуюся надпись «СТОЙ» и вышку с вертухаем в глубине участка. По конструкции дом напоминает очистные сооружения и площадку для посадки НЛО одновременно - человек, которого ни разу не видели в здешнем обществе, видимо, хотел всех удивить. А вот дача пенсионера от юстиции (точнее, ВОХРы): глухой лес, трехметровые ворота и надпись «злые собаки». Забавно: теперь и зек, и охранник на свободе, живут неподалеку друг от друга и не высовывают нос за ворота.
Первоначальное накопление
Отношения богатых и бедных на Николиной Горе обычно складывались в пользу бедных. То есть деньги у здешних обитателей, как правило, водились, но при этом достаток - часто заслуженный - семей авиаконструкторов и кинодеятелей не помогал даже их детям в идентификации социального статуса. Проще говоря, увидев Тему Михалкова на новом импортном мотороллере, его ровесники проявляли вполне естественное любопытство, но героем сезона Тема от этого не становился. А взрослые просто знали: здешние гектары дают, в основном, за заслуги, причем настоящие. Всех уравнивала в правах вечная очередь в единственный местный магазин, служившая для среднего и старшего поколений дискуссионным клубом, а также обязательные молочно-овощные коммивояжерки из окрестных Аксиньино, Масловки и Иславского. Иными словами, на Николиной царил дачный социализм с примесью натурального хозяйства, - и им, кажется, были довольны все: вполне зажиточные Михалковы кушали свежайший аксиньинский творог с не меньшим удовольствием, чем живущие по соседству Коптяевы, Липницкие и Виноградовы.
Переход от натурального хозяйства к капиталистическому на Николиной горе происходил примерно в те годы, когда вся страна переходила от плановой экономики к голодной, - в начале 90-х. На фоне общей постперестроечной расслабленности местных жителей можно было ожидать, что первым здешним купцом станет пришлый варяг. Но им оказался, как ни странно, совершенно свой человек - Петр Пигарев, выходец из огромной здешней семьи. В помещении бывшей пилорамы он открыл небольшой магазин, в котором (как и положено хорошему ларьку тех времен) было все свежее и втридорога, в то время как оставшееся с былых времен сельпо уже торговало откровенной тухлятиной. Деятельность Пигарева в поселке носила черты феодализма: специально нанятая им охрана по ночам объезжала просеки и аллеи Николиной Горы, чтобы обезопасить жителей от набегов окрестной гопоты. Опричники из московских ЧОПов знали свое дело довольно туго: заодно с малолетним криминалом доставалось профессорским сынкам - то ли в порядке восстановления классовой справедливости, то ли чтоб чужие боялись. Так или иначе, проезд машины пигаревской дружины никологорская молодежь, имевшая склонность к ночным прогулкам, предпочитала наблюдать из кустов и лежа.
Впрочем, и другими прелестями периода дикого капитализма Николина тоже была обязана Пигареву. Летом 1991 года на Горе зазвучали выстрелы. Здешний бизнес попал в крутой замес - оказался ровно в точке пересечения зон влияния солнцевской и звенигородской братвы. О подробностях история умалчивает, но бизнес, кажется, пришлось продать. С самой братвой можно было спокойно познакомиться на дискотеке, под которую переоборудовали павильон «Пиво-воды» на «дипломатическом» пляже. Первый никологорский гламур начинался здесь, под вопли Богдана Титомира из колонок, пугавшие ночных птиц в прибрежном кустарнике. Драки, наркотики, водка с клофелином, девушки невесомого поведения, люди с характерной внешностью и незамысловатыми татуировками на бугристых мыщцах, - все это там было в полной доступности, и всего этого там было в достатке.
Конечно, дела на Николиной Горе вел не один Пигарев. В 1992 году некие остапы бендеры перегородили подъезды к никологорскому пляжу шлагбаумами и начали собирать дань за въезд; в результате даже многие местные обладатели средств передвижения предпочли ходить на пляж пешком. Конезаводчики соседнего Успенского проложили по никологорскому побережью маршрут VIP-прогулок, не платя поселку ни копейки.
Но наиболее успешными бизнесменами показали себя сами никологорцы. С необыкновенным рвением знатные семьи стали разрезать прежние гектары на участки и строить на своих участках новые дома: рачительные - на съем, нахрапистые - на продажу. Самые обеспеченные нанимали рабочих, кто победнее - работал сам, а чаще одно совмещали с другим. В 90-е любой здешний каникулирующий школьник по крайней мере с 12 до 17 в обязательном порядке «работал», помогал семье на стройке. Лай собак из звуковой гаммы вытеснился визгом бензопил, а самым часто встречающимся авто на узких дорожках стал КамАЗ, груженный кирпичами. Наиболее благодушные из местных жителей с восторгом смотрели на возрождавшуюся в рамках отдельно взятого поселка строительную отрасль, прозревая в стуке топоров будущий ренессанс экономики. Самые пессимистичные угадывали в превращении дачного поселка в стройплощадку будущее нашествие варваров и прощание со здешним лесом. К середине 90-х треть населения Николиной Горы составляли рабочие из Молдавии и Украины. И никакой ксенофобии: каждый год на чемпионат Николиной по волейболу гастарбайтеры выставляли собственную команду.
Буржуазная эволюция
Все последующие изменения происходили по закону часовой стрелки: заметить их мог лишь глаз отпускника, приезжающего в свою усадьбу раз в год. Вот исчезли разносчицы молока и овощей из окрестных деревень - Аксиньино и Маслово сами стали на путь превращения в элитные поселки. Вот уже знакомых, многолетних, ставших своими гостей здешних семейств сменили драгдилеры и среди местной молодежи прошла эпидемия героиновой наркомании, которую прекратила только смерть от передозы местного 16-летнего повесы. Вот в ряду съемщиков интеллигентных иностранных дипломатов и англоговорящих сотрудников совместных предприятий сменили их русские коллеги. А вот уже старенький магазин превратился в элитный ресторан.