Русские лгуны
Шрифт:
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 181.
Таким образом, было написано только восемь рассказов, охватывающих лишь первые три серии изложенного в письме к Краевскому плана: 1. "Невинные врали" - рассказы "Конкурент", "Богатые лгуны и бедный", "Кавалер ордена Пур-ле-мерит", "Друг царствующего дома" и "Блестящий лгун"; 2. "Сентименталы и сентименталки" - рассказ "Сентименталы"; 3. "Марлинщина" - рассказ "Красавец". Рассказ "История о петухе", включенный Писемским во вторую серию "Русских лгунов", был напечатан в журнале после "Сентименталов", хотя в герое "Истории о петухе" едва ли можно отыскать какие-либо признаки сентиментальности.
Основной
– Если она будет ставить препятствия в рассказах о кавалере ордена Пур-ле-мерит и о друге царствующего дома, то объясните им, что если эти люди хвастаются своею близостью к царям, то это показывает только любовь народную, - в предисловии у меня прямо сказано, что лгуны стараются обыкновенно приписать себе то, что и в самом общественном мнении считается за лучшее, а если очень станут упираться, то, не давая им марать, напишите мне, что их особенно устрашает"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 174.
Опасения Писемского оправдались: цензор запретил два рассказа: "Кавалер ордена Пур-ле-мерит" и "Друг царствующего дома". Получив от Краевского сообщение об этом, Писемский настаивал на том, чтобы хлопоты о разрешении по крайней мере одного из этих рассказов не прекращались. С этой целью он даже советовал обратиться за содействием к фаворитке министра двора - Мине Бурковой. "Думал я, думал, - писал он Краевскому 24 октября 1864 года, - по получении Вашего письма, и вот что придумал: к министру двора вы пошлите только один рассказ. "Друг царствующего дома" и уж хлопочите, бога ради, чтобы его пропустили - этот рассказ может быть напечатан: в нем тронуто все так легко. Нельзя [ли] попросить покровительства в этом случае Мины. Мне как-то в Петербурге говорили, что она благоволит ко мне, как к автору. "Кавалер ордена Пур-ле-мерит", вероятно, никак не пропустят, а потому я переделаю, вероятно, невдолге и к вам вышлю"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 175.
"Друг царствующего дома" был послан министру двора под измененным заглавием: "Старуха Исаева". Не надеясь на то, что министр двора разрешит этот рассказ, Писемский советовал Краевскому напечатать его без цензуры: "Есть нынче правило... что редакция, если цензор чего не пропускает, печатает с личной своей ответственностью и штрафу за это подвергается 50 руб. сер. Ваши "Отеч. Записки", вероятно, еще ни разу не подпадали штрафу этому, а потому, если старуху Исаеву Адлерберг не пропускает (благо его, говорят, снимают), то печатайте без цензуры, я эти 50 руб. плачу из собственного кармана. Как вы об этом думаете, уведомьте меня, пожалуйста, не поленитесь и черкните, меня это очень беспокоит"*. В конце ноября 1864 года председатель С.-Петербургского цензурного комитета М.Н.Турунов получил решение министерства двора: "Вследствие отношения Вашего превосходительства от 19-го сего ноября за No 838 имею честь Вас, милостивый государь, уведомить, что препровожденная при оном и у сего возвращаемая статья под заглавием "Русские лгуны" была представлена господину министру императорского двора, и его сиятельство изволил отозваться, что он полагал бы отклонить напечатание означенной статьи, так как некоторые из приведенных в ней случаев относятся к высочайшим особам, а между тем рассказ, как и самое заглавие свидетельствует, заключает в себе лишь грубый вымысел и вообще не имеет никакого интереса"**.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 178.
** А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 657.
Сохранилась и раздраженная резолюция министра Адлерберга: "Не понимаю, с какой стати эта статья посылается на мой просмотр... Если рассказ о лжи Исаевой не выдумка, то этот рассказ вовсе не интересен; если же это выдумка, то надобно признаться, что выдумка чрезвычайно глупа"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 657.
Краевский отказался напечатать рассказ "Друг царствующего дома" в его первоначальном виде без цензурного разрешения. Писемский вынужден был радикально переделать его. "Письмо ваше крепко поогорчило меня, - жаловался он Краевскому, - тем более что оно застало меня после тяжкой болезни: был болен жабой и чуть не умер. Старуху Исаеву на будущей неделе, то есть числу к 15, я переделаю, она выйдет не менее забавна..."*. 9 декабря 1864 года новый вариант рассказа был послан Краевскому. Этот вариант под заглавием "Фантазерка" и был опубликован в "Отечественных записках". В четвертом томе сочинений Писемского, изданных Стелловским, был опубликован журнальный текст этого рассказа, поскольку, по-видимому, цензурный запрет сохранял еще свою силу.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 179.
Таким образом, рассказы "Кавалер ордена Пур-ле-мерит" и "Друг царствующего дома" при жизни Писемского печатались в переработанном под давлением цензуры виде и поэтому не отражали подлинных замыслов автора. Только в первом посмертном собрании сочинений Писемского, изданном М.О.Вольфом, эти рассказы были напечатаны в их первоначальном, доцензурном виде (т. V, СПб., 1884).
В настоящем издании "Кавалер ордена Пур-ле-мерит" и "Друг царствующего дома" печатаются по тексту первого посмертного собрания сочинений. Подцензурные варианты этих рассказов ввиду их самостоятельной художественной ценности ниже приводятся полностью. Остальные рассказы печатаются по тексту издания Ф.Стелловского, СПб., 1861.
Кавалер ордена Пур-ле-мерит
Прелестное июльское утро светит в окна нашей длинной залы; по переднему углу ее стоят местные иконы, принесенные из ближайшего прихода. Священник, усталый и запыленный, сидит невдалеке от них и с заметным нетерпением дожидается, чтобы его заставили поскорее отслужить всенощную, а там, вероятно, и водку подадут. Матушка, впрочем, еще не вставала, а отец ушел в поле к рабочим. Я (очень маленький) стою и смотрю в окно. Из поля и из саду тянет восхитительной свежестью: мне так хочется молиться и богу и природе! Тут же, по зале, ходит ночевавший у нас сосед, Евграф Петрович Хариков, мужчина чрезвычайно маленького роста, но с густыми черными волосами, густыми бровями и вообще с лицом неумным, но выразительным; с шести часов утра он уже в полной своей форме: брючках, жилетике, сюртучке в пур-ле-мерите. Раздражающее свойство утра заметно действует на него: он проворно ходит, подшаркивает ножкою, делает в лице особенную мину. Евграф Петрович чистейший холерик; его маленькой мысли беспрестанно надо работать, фантазировать и выражать самое себя. В настоящую минуту он не выдерживает молчания и останавливаестя перед священником.
– Вы дядю моего, Николая Степаныча, знавали?
– спрашивает он как бы случайно.
Священник поднимает на него глаза и бороду.
– Нет-с!
– отвечал он с убийственным равнодушием.
– Храбрый был генерал, храбрый!..
Священник продолжает молчать.
– Я, собственно, служил в кавалерии!
– говорил Хариков.
Он, собственно, служил офицером в комиссариате.
– И под Глагау, господи!.. Двинули нас сбить неприятельскую позицию по правую, этак, сторону от города... Пошли мы сначала на рысях, палаши наголо... Глядим, пехота - раз, два - выстроились в каре. Вы знаете, что такое каре?
– Нет-с!
– отвечал и на это священник и, вытянув из бороды два волоска, начал внимательно их рассматривать.
– Отличная штука! Четырехугольник из людей - ни больше, ни меньше; штыки вперед, задняя шеренга: "Пиф! паф!" - совершенная щетина, с пульками только, которые летают около вас, как шмели, никакая кавалерия не возьмет надо сразу... Командир наш командует: "Марш назад!" - потом: "Налево кругом, марш, марш!" Летим!.. Мне как-то, - уж это именно бог!
– между двух ружей удалось проскакать. Тут стоит только одному прорваться, и, конечно: весь полк за мной. Направо саблей!.. Налево саблей!.. Лошади ногами топчут!