Русские поэты XIX века: Хрестоматия

Кременцов Леонид Павлович

Лирика Фофанова романтична. Поэт тяготеет к музыкальному строю стихотворной речи. Ему хорошо удавались любовные и пейзажные стихи. Не чуждался он и социальных проблем, хотя у него они носили абстрактный характер. С лучшими реалистическими традициями русской поэзии (кумиром Фофанова был Пушкин), с глубиной раскрытия внутреннего мира личности, с лирическими картинами природы у него переплетаются пессимизм, пассивность, бегство «в волшебный мир неуловимых сил».

Исходная эстетическая позиция Фофанова отразилась в стихотворении, которым открывался первый поэтический сборник – «Звёзды ясные, звёзды прекрасные».

* * *

Звёзды ясные, звёзды прекрасные Нашептали цветам сказки чудные;Лепестки улыбнулись атласные,Задрожали листы изумрудные,И

цветы, опьянённые росами,Рассказали ветрам сказки нежные —И распели их ветры мятежныеНад землей, над волной, над утёсами.И земля, под весенними ласкамиНаряжался тканью зеленою,Переполнила звёздными сказкамиМою душу безумно влюблённую,И теперь, в эти дни многотрудные,В эти тёмные ночи ненастные,Отдаю я вам, звёзды прекрасные,Ваши сказки задумчиво-чудные!

1880–1887

* * *

Мы при свечах болтали долгоО том, что мир порабощенКошмаром мелочного торга,Что чудных снов не видит он;О том, что тернием повитаСвятая правда наших дней,О том, что светлое разбитоНапором бешеных страстей.Но на прощанье мы сказалиДруг другу: «Будет время – светБлеснёт, пройдут года печали,Борцов исполнится завет!»И, весь растроганный мечтами,Я тихо вышел на крыльцо;Пахнул холодными волнамиОсенний ветер мне в лицо.Дремала улица безгласно,На небе не было огней;Но было мне тепло и ясно:Я солнце нёс в душе своей!

1880–1887

* * *

Заря вечерняя, заря прощальнаяНа небе ласковом тепло румянится…Дорога длинная, дорога дальняя,Как лента синяя, пестрея, тянется.Мечтаю сумрачно, гляжу рассеянно.Душа отзывчивей, сны – суевернее…И, как печаль моя, как дым, развеянаЗаря прощальная, заря вечерняя.

17 мая 1888 года

* * *

Как стучит уныло маятник,Как темно горит свеча;Как рука твоя дрожащаяБеспокойно горяча!Очи ясные потупленыГрустно никнет голова,И в устах твоих прощальныеНе домолвлены слова.Под окном шумят и мечутсяВетки клёнов и берёз…Без улыбок мы встречалисяИ расстанемся без слёз.Только что-то недосказаноВ наших думах роковых,Только сердцу несогретомуЖаль до боли дней былых.Ум ли ищет оправдания,Сердце ль памятью живётИ за смутное грядущееПрошлых мук не отдаёт?Или две души страдающих,Озарив любовью даль,Лучезарным упованиемМогут сделать и печаль?

1893

СТАНСЫ

Мой друг, у нашего порогаСтучится бледная нужда;Но ты не бойся, ради Бога,Её, сподвижницы труда.При ней звучнее песнь поэта,И лампа поздняя мояГорит

до белого рассвета,Как луч иного бытия.И мир иной перед очами —То мир восторгов и чудес,Где плачут чистыми слезамиВо имя правды и небес.То мир, ниспосланный от БогаДля утешенья… И тогдаСтучится слава у порога,И плачет бледная нужда!

1896–1898

Д.С. Мережковский

(1865–1941)

Один из основоположников и теоретиков русского символизма Дмитрий Сергеевич Мережковский родился в Петербурге, получил классическое образование: сначала окончил гимназию, затем – историко-филологический факультет Петербургского университета. По его собственному признанию, стихи начал писать с 13 лет, и, конечно, особенно памятным для юного поэта стало знакомство с Ф.М. Достоевским в 1880 г., хотя отзыв последнего был весьма суров: «Слабо, плохо, никуда не годится. Чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать!».

Другой судьбоносной для Мережковского встречей было знакомство в 1888 г. с 18-летней З.Н. Гиппиус, которая вскоре становится его женой и верной спутницей до последнего дня жизни. В том же 1888 г. в Петербурге выходит первая книга стихов Мережковского «Стихотворения (1883–1887)», а 1892 г. вторая – «Символы: Песни и поэмы». Мережковский позже вспоминал: «Кажется, я раньше всех в русской литературе употребил это слово. «Какие символы? Что значит: символы?» – спрашивали меня с недоумением». Безусловно, этапной для русского модернизма стала вышедшая в свет в 1893 г. работа «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», где впервые были обозначены три основных для русского символизма положения: мистическое содержание, символизация и «расширение художественной впечатлительности в духе изощренного импрессионизма».

В истории русской литературы Мережковский, конечно, остался, прежде всего, как автор многочисленных исторических романов, среди которых трилогия «Христос и Антихрист», романы «Александр I», «14 декабря» и многие другие. Мережковского как поэта часто упрекали в излишней рассудочности, чеканности формулировок, холодности, однако его поэтический голос вполне самобытен. Конечно, в его ранних стихотворениях звучат общие для всех символистов мотивы одиночества, разочарования и мучительного осознания пошлости земного бытия, устремленности в запредельное, неземное, непостижимое. Но можно услышать в них и искреннюю боль страдающей души, которая, как это всегда было свойственно Мережковскому, ищет отдохновения в сфере высокой культуры, в диалоге с «вечными спутниками» человечества и в неисчерпаемой красоте природного мира.

* * *

И хочу, но не в силах любить я людей:Я чужой среди них; сердцу ближе друзей —Звезды, небо, холодная синяя дальИ лесов, и пустыни немая печаль…Не наскучит мне шуму деревьев внимать,В сумрак ночи могу я смотреть до утраИ о чем-то так сладко, безумно рыдать,Словно ветер мне брат, и волна мне сестра,И сырая земля мне родимая мать…А меж тем не с волной и не с ветром мне жить.И мне страшно всю жизнь не любить никого,Неужели навек моё сердце мертво?..Дай мне силы, Господь, моих братьев любить!

1887

ПОЭТ

Сладок мне венец забвенья темный,Посреди ликующих глупцов,Я иду отверженный, бездомный,И бедней последних бедняков.Но душа не хочет примиренья,И не знает, что такое страх;К людям в ней – великое презренье,И любовь, любовь в моих очах:Я люблю безумную свободу!Выше храмов, тюрем и дворцовМчится дух мой к дальнему восходу,В царство ветра, солнца и орлов!А внизу, меж тем, как призрак тёмный,Посреди ликующих глупцов,Я иду отверженный, бездомный,И бедней последних бедняков.