Русский флаг
Шрифт:
– Удачливые люди, - завистливо сказал Чэзз, - умеют из грязи делать Деньги!
Бордман промолчал.
– Все прибирают к рукам, - канючил Чэзз.
– Вам - раздолье. Исправник - пьяница, трус... Народ на сотни миль голодный!
– Мы считаем, мистер Чэзз, что самое теплое местечко досталось вам. Бордман рассмеялся.
– Как говорят русские: купец первой гильдии.
Чэзз гневно зафыркал:
– Готов поменяться с вами, с Росселем, с купцом, потерпевшим крушение и выброшенным на остров к дикарям! Завойко!..
– простонал он.
– Что ж, по рукам, мистер Чэзз? Вы всегда держали свое слово. Бордман протянул дрожащую руку; острые, нечищенные ногти неправдоподобно удлиняли пальцы.
– Я сумел бы поладить с Завойко, - продолжал Бордман, так как Чэзз молчал.
– Ха!
– вскричал Чэзз.
– Это вы хватили! Поладить с Завойко? Вы видели когда-нибудь раненого моржа, мистер Бордман? Видели? Прекрасно. Так вот, раненого, разъяренного моржа легче привести к причастию и заставить вслух повторять молитвы, чем поладить с Завойко.
– И все-таки я попробовал бы, - проговорил Бордман с мягкой укоризной.
– Честный американец не может иметь с ним дела!
– уверял Чэзз, выходя из себя.
– Ему не нужно денег, не нужно подарков. Черт его знает, что ему нужно! У него варварское понятие о справедливости. Ему что я, что вонючий охотник, что простая девка - все равно!
– Уж я-то столковался бы с ним!
– самодовольно сказал Бордман и неожиданно быстрым движением спустил худые ноги на посыпанную пеплом медвежью шкуру.
– Ладно, оставим пока Завойко в покое. Посидим. Закусим. Я вам покажу человека, который любит Завойко не меньше вашего. При нем этого имени лучше не произносить.
– Кто такой?
– Мой новый служащий, - загадочно ответил Бордман, влезая в узкие клетчатые панталоны.
За столом разговор не клеился. Челюсти Чэзза, обычно с равным усердием перемалывающие любую пищу, работали вяло. Даже нежный язык молодого оленя, оленьи мозги, лосось, приготовленный с морожеными ягодами, оставили его безучастным. Мистер Бордман ел мало, словно через силу. Усердствовал молчаливый Трумберг, он всегда хранил почтительное молчание в присутствии выдающихся представителей делового мира.
Новый служащий Бордмана, которого Чэзз увидел, как только они перешли в другую комнату, не обращал ни малейшего внимания на присутствующих.
Бордман просил Чэзза поподробнее рассказать о военных событиях в Петропавловске. Чэзз говорил нехотя, скрыв, что он сидел на гауптвахте. Как только Чэзз упомянул имя Завойко, приказчик Бордмана вскричал так, что прислуга, появившаяся в это время в дверях, испуганно попятилась:
– Погодите, я сведу с ним счеты! Я перегрызу ему глотку!
– А! Господин Трифонов!
– изумленно воскликнул Чэзз.
Чэзз протянул через стол мягкую лапу. Трумберг поспешно встал и начал отвешивать поклоны.
– Не узнали, дьяволы?
– гремела протодиаконская октава.
– Неужели так одичал?
– Переменились, переменились, господин Трифонов!
– затараторил Трумберг.
– К лучшему, к лучшему!
Оказывается, судья Васильков предвидел все верно. В Иркутске Трифонова выручили знакомые купцы. Вмешался сам Кузнецов, у него Трифонов когда-то начинал приказчиком. Пустил в ход большие деньги - гижигинский купец обязался все вернуть сторицей, - и дело прекратили. Но счастье изменило Трифонову. Приехав в Гижигинск, он узнал, что стал нищим. Его вторая жена, прожившая три года в рабской покорности, удрала из Гижигинска со старшим приказчиком Трифонова Скосыревым, забрав все ценности и деньги. Дом и магазин хмельной приказчик поджег перед уходом.
На прошлом пришлось поставить крест. Ходили слухи, что его жена с любовником уехала на американском корабле попытать счастья в Новом Свете. Другие уверяли, что беглецы подались в Россию. Трифонов остался с пустыми руками, а иркутские благодетели требовали денег.
Пришлось наняться к Бордману. О жене Трифонов старался не думать. "Подлая баба, - коротко говорил он.
– Встречу - убью, а толковать об ней не стоит". Всю силу ненависти он сосредоточил отныне не Завойко.
Чэзз высказал предположение, что весной Петропавловск опять подвергнется нападению.
– Англичане захотят взять свое, - сказал Чэзз.
– Они не любят оставаться в долгу.
– Пущай приходят!
– заревел Трифонов.
– В ножки поклонюсь! В палачи пойду - кнутами Завойко стегать. Сам ему на руки железа надену, закую так, чтобы век не расковать...
– Не увлекайтесь, мистер Трифонов, - сказал Бордман, обласкав бородатого купца евангельски кротким взглядом.
– Россия - дружественная страна, мы не должны желать ей зла.
– Ничего с ней не станется, с Россией!
– Трифонов зло огляделся.
– Ей палки впрок пойдут, по себе знаю.
– Вам хорошо рассуждать, - Чэзз поднялся со скрипящего стула, - у вас не загорится крыша оттого, что в Петропавловске будут стрелять из пушек.
– Господь оградит вас от несчастья, - вдохновенно промолвил Бордман.
– Господь?
– Чэзз решил поставить вопрос на более деловые рельсы.
– А если англичане захватят Петропавловск?
– Ну?
– равнодушно спросил Бордман.
– Я говорю - захватят Петропавловск, ограбят, возьмут в плен начальников?
Бордман остался невозмутим:
– Вас-то не тронут.
– Не тронут, - согласился Чэзз.
– Не ваша вина, что русские дерутся с англичанами?
– Ясно, - вторил Бордману купец.
– Англичане пошумят, поскандалят и уберутся домой.
– Бордман раскурил трубку и веско сказал: - Ну а вы поживете год-другой без начальства. Разве плохо? У русских ничего не останется - ни железа, ни домов, ни одежды. Англичане увозят даже бревна. Или жгут. Вы, мистер Чэзз, поможете русским. Привезете новые товары, облагодетельствуете их... Мы все поможем русским...