Русский легион Царьграда
Шрифт:
– А как же ты, Людим? Мы в Русь собрались, может, и ты с нами? – спросил Мечеслав.
– Сейчас нельзя, заподозрят, но позже, думаю, госпожа отпустит меня. Она знает, что выкуп за меня ее муж получил. Она у нас добрая. Не так ли, Гундальф? – спросил старик, с улыбкой поглядывая на норманна-красавца, смущенно опустившего голову.
– Ну что ж, пора и нам, – проговорил Мечеслав. – Удачи вам. Прощайте!
– Да хранит вас бог, – перекрестил их Дионисий.
Оставшиеся на поляне слуги Леонтия долго смотрели вслед путникам, появление которых так много изменило в их судьбах.
– Негодяй получил по заслугам, – сказал Мечеслав, когда они были уже далеко от места разыгравшихся событий.
– Бог наказывает людей за дела грешные, отправляя после смерти их души в ад. Каждому, сын мой, воздастся по делам его. Вот сделал ты добро Людиму, и вернулось оно
– Но ведь есть и людской суд! Как наказывать зло и не совершать при этом греха, убивая человека недоброго, как? – спросил Мечеслав.
– Черта между добром и злом очень тонка, сын мой. Молись, слушай свое сердце, слушай глас Божий, и разум твой подскажет тебе путь правильный, – ответил Дионисий.
Так, шагая по дороге и сидя темными вечерами у костра, вели они беседы о вере, о Боге, о сущности человеческой и о делах мирских. Дионисий, познавший Ветхий и Новый Заветы, читавший Иоанна Дамаскина, Георгия Амартола, изучивший труды Аристотеля, Платона, Страбона, Геродота и Прокопия Кесарийского, о многом поведал любознательному руссу. Немало узнал Мечеслав о Боге, Иисусе Христе и апостолах Его, о землях дальних и близких, о народах, на них обитающих, об их обычаях и верованиях, о животных, растениях, рыбах диковинных и чудесах разных. Рассказывал Дионисий и о царях, императорах, о войнах и сражениях, о государствах и народах древних, исчезнувших в бурном потоке времени, о сарматах, киммерийцах, гуннах, массагетах, хеттах, предках славян антах, о легендарных амазонках и троянцах. С интересом слушал Мечеслав отца Дионисия, впитывая в себя новые знания и удивляясь обширности мира и его разнообразию. И не казался путь их, проходивший в беседах, долгим и утомительным, и все ближе и ближе с каждым днем были они к своей цели. Незаметно пролетали в дороге дни, и вскоре путники, миновав Никомедию, подходили к проливу Босфор, на другом берегу которого расположилась столица Византийского государства. Приближение Константинополя ощущалось по оживленному движению людей по добротной, выложенной камнем дороге – пешком, верхом на лошадях и осликах, в повозках, запряженных конями и быками. И вот наступил день, когда, отчалив от азиатского берега, небольшое суденышко, поскрипывая и раскачиваясь на волнах, пересекло Босфор, вошло в бухту Золотой Рог и доставило их к гордому Царьграду-Константинополю. Великому в своей святости и пороках, мятежах и триумфах, нищете и богатстве, что стекалось в него со всей империи. Ненасытному гиганту, которого кормили многие тысячи подчиненных базилевса; простые ткачи, землепашцы, рыбаки, рабы. Точнее, не его, а аристократов, придворных вельмож, представителей знатных фамилий и самих базилевсов. Не раз уходил Мечеслав отсюда в походы, не раз возвращался и всегда восхищался искусством и трудом мастеров и простых работников, сотворивших это чудо, тех самых многочисленных людей, живущих в бедности, какой не встречал он на родине, обираемых и унижаемых своими правителями, для которых создавали они все это великолепие. Немало градов повидал Мечеслав, и не было средь них равных Константинополю. Оттого всякий раз по возвращении любовался он им, хоть и дороже было ему, роднее и милее сельцо в лесах радимичских, по которому все эти годы тосковало его сердце.
«Вот бы нам храмы такие, стены да башни», – думал Мечеслав, глядя на город.
– Что ж, сын мой, – сказал отец Дионисий, когда они вошли в городские ворота, – посетим храм Божий, возблагодарим Господа за благополучное окончание пути и попросим его, чтобы не оставил нас и в дальнем путешествии на землю Русскую.
Монах и воин, не спеша, подошли к церкви Святых Апостолов. На паперти собралась толпа мошенников, пытающихся продать «мощи святых», нищих и калек, цеплявшихся за одежду входящих. Подав милостыню, они перекрестились и вошли в храм. Не единожды видел Мечеслав великолепие и красоту православных храмов, но в этот раз, войдя в церковь крещеным человеком, увидел и ощутил все по-иному. Его заворожили высокие, уходящие вверх своды, множество горящих свечей в подсвечниках, золотые и бронзовые лампады, излучающие какой-то особый, волшебный свет, невиданной красоты алтарь и стены, украшенные мозаикой, фресками, иконами в сверкающих окладах. Запах ладана и благовоний кружил голову. Все это наполнило Мечеслава необычным трепетным чувством.
– Молись, сын мой! За усопшую невесту свою! За здоровье младенца, сына твоего! За сестрицу твою, находящуюся неведомо где! За то, чтобы добраться нам до Киева живыми и здоровыми! – тихо проговорил Дионисий.
Мечеслав подошел к одному из образов, чтобы помолиться, но, взглянув на икону, встал как вкопанный. С иконы на него глядел лик женщины, держащей на руках ребенка. Она как две капли воды была похожа на Мануш. Испарина покрыла лоб Мечеслава. Вдруг стены храма наполнились пением. Голоса поющих устремлялись куда-то ввысь, и казалось, не люди поют, а ангелы, спустившиеся с небес. По телу Мечеслава пробежали мурашки, слезы навернулись на глаза, все окружающее исчезло, растворилось в тумане, оставив только волшебное пение и икону, на которой виделась ему Мануш. Душа его взмыла к небу, и перед ним пронеслась вся его жизнь. Он видел зеленый луг у реки, по которому бегает смеющаяся Красава, старого седого волхва, уходящего на битву отца, пронзенную стрелой матушку, Раду, князя Владимира, вручающего ему меч, Сахамана, Стефана, Рагнара, Орма и живую Мануш. Мануш с младенцем печально смотрела на него с иконы, она будто прощалась с ним, освобождая его от чего-то. Мечеслав ощутил, как тяжесть, навалившаяся на него после того, как он узнал о ее смерти и стал замкнутым, неразговорчивым и неулыбчивым, тяжесть, терзавшая его на протяжении всего пути до Константинополя, отошла, оставив на сердце глубокую грусть и облегчив его душевные страдания. Как-то вдруг навалилась слабость.
Когда они вышли из храма, Дионисий промолвил:
– Вижу, затронула душу твою литургия, – сказал он. Мечеслав, не отвечая, шел за ним. Монах, поняв его состояние, не стал досаждать ему разговорами. Очнулся Мечеслав недалеко от Мерсийской колонны. Отец Дионисий шел, опустив голову, думал о чем-то своем.
– Святой отец! – окликнул его Мечеслав.
– Я весь во внимании, сын мой.
– Есть ли у вас место, где могли бы вы найти себе приют на ночь?
– Да, сын мой, я переночую в монастыре Святого Иоанна, там примут и тебя, – ответил монах.
– Вы идите, святой отец, отдохните после дальней дороги, а я проведаю знакомого купца Векшу, что проживает на подворье монастыря Святого Мамонта. Заберу сбережения и вещи, оставленные у него мной и моими погибшими товарищами, а заодно расспрошу о кораблях, отплывающих на Русь. Завтра после заутрени я буду ждать вас у Форума Быка. И вот еще что. Не возьмете ли вы на сохранение мешочек с монетами, что выручили мы за коней? Если ходить, как я, ночью по Константинополю, увешанному кошелями, то к утру лишишься не только их, но и самой жизни, – сказал Мечеслав и слабо улыбнулся – впервые после того, как похоронил Мануш.
– Иди с миром, сын мой, – произнес отец Дионисий, перекрестил его и быстро зашагал по улице.
Узнав от Векши, что корабли на Русь отправляются через шесть дней и что новгородскому купцу Гостяте Лепичу, торговавшему в Царьграде рухлядью, медом и воском, нужны работные люди, Мечеслав разыскал ладью новгородца. Гостята с радостью согласился взять Мечеслава – как воина и гребца, а монаха, поскольку он шел на Русь сам по себе, а не в посольстве, – за плату, вдвое меньшую, чем обычная; то было повеление великого князя Владимира. Ударили по рукам, распрощались, и Мечеслав неторопливо пошел по улице, решая, куда ему теперь направиться. К Векше, приютившему его на время, идти не хотелось, у того до вечера своих забот хватало. Деньга, она счет любит, вот и не сидел купец на месте, добывая ее. К тому же и он готовил одну из двух своих ладей на Русь, надо было поспешать отправить товар, покуда в цене. Кто первыш, того и барыш. Сам же Векша оставался с другой ладьей в Царьграде товар докупать, а какой – никому не сказывал. Умен и хитер Векша, на то и купец.
Идти в город было поздновато, Мечеслав решил побродить по предместью святого Мамы, где не один год останавливались на временное житье русские купцы. Приплывавшие с севера руссы давно торговали с Царьградом, но крепко здесь сели лишь после похода Олегова на город. Благодаря Олегу, заключившему лад с ромеями, легче и выгоднее стало торговать в стольном граде. Выделили руссам и место, где могли они временно проживать и хранить товар, и баню, где можно было помыться, до чего купцы северные были большие охотники. Но побаивались ромеи руссов, чьи князья не раз водили войска на Византию, держали их за городом, не дозволяли оружия носить и торговать более трех месяцев.
Мечеслав неторопливо шел по улице, думая о своем, когда позади раздались торопливые шаги. Мечеслав оглянулся и увидел красноносого худого человека; вспомнил, что видел его на корабле во время переправы через Босфор. За ним следовали четверо воинов, возглавляемые молодым красивым предводителем, из-под шлема которого выбивались черные пряди вьющихся волос.
– Вот он! – крикнул красноносый, указывая на Мечеслава. – Он покинул войско базилевса и совершил преступление. Мой господин, патрикий Леонтий, повелел разыскать его.