Русский Репин

Куземенская Валерия

В репинском, евангельском «светопервородстве» легко убедиться, пройдя быстрым шагом сквозь залы Третьяковки, как говорится, – от парсуны к персоне.

В начале пути, – а это начало века XVIII, – только и сплошь тёмные фоны фамильных пудреных портретов со светлыми пятнами недвижных благородных лиц… К середине XVIII века уже чуть светает за правым плечом у прелестных девичьих головок в завитках…

В начале века XIX, в первых русских пейзажах открываются первые небеса, но пока небеса вообще. А первое русское небо, ещё зябнущее, но живое и тем согревающее душу, появляется только у Саврасова. И отныне – разнообразные небеса и прекрасные освещения воцаряются в русской живописи.

Настоящие, «как у самой природы», – у Шишкина, Айвазовского, Левитана, Васильева, Богомолова.

Театральные и алхимические волшебства – у Куинджи.

Сказочный

«белый свет» – у Васнецова. Ослепительная чуждость – у Верещагина.

Эстетизированная дымка радости и печали – у Серова.

Рассеянные в воздухе Руси дымы русских бунтов и пожаров – небеса Сурикова.

А у многих и многих художников неба в картинах вообще нет. То есть оно изображено, но наравне с фигурами, предметами, произрастаниями, бликами и прочими деталями картин. Небо там – не источник света, не иной мир, а всего лишь лучше или хуже написанный фон, на котором взгляд не задерживается.

…Между тем, по ходу исторического времени (так и расположены залы Третьяковской галереи), световые эффекты на картинах утончаются многообразятся, иной раз ошеломляя фиоритурами и колоратурами высочайшего художественного ремесла… Брюллов, Семирадский, Поленов и Шишкин – как они это делали?!.

…Рассветает же внезапно. При входе в репинский зал. Вдруг, сразу – полдень! И ты – в лете! В толпе, в тепле, в золоте, в солнце, – и на тебя движется «Крестный ход…».

Стоя перед таким Репиным, понимаешь, что всё пройдённое, предыдущее – бесспорно и «прекрасное», и «лучшее» (а какое ещё хранится в Третьяковке?), – было только предисловием и путём к нему…

Первый

Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?Не войском, нет, не польскою подмогой,А мнением: да! мнением народным.(А. Пушкин. «Борис Годунов»)

За очень долгую, за более чем 70-летнюю свою творческую жизнь И. Е. Репин создал несколько десятков тысяч этюдов, эскизов, набросков, книжных иллюстраций. И более двух тысяч, считают одни (от 4 до 6 тысяч считают другие), картин. Большая часть репинского художественного наследия, да что там говорить! – почти всё оно, в результате революционных и наследственных драм и драк было разграблено, уничтожено, утеряно, рассеяно по миру и для России утрачено. Увы, навсегда.

Но, как ни странно, ни кощунственно даже прозвучит это по отношению к исчезнувшим его трудам, – такие огромные потери ни на йоту не уменьшили высшей, символической значимости Репина для России и для русского искусства в целом.

Он – Первый, несмотря ни на что. И даже если бы из всего его наследия сохранился только один «Крестный ход», Репин остался бы Первым художником в памяти России.

При всех энциклопедических и искусствоведческих эпитетах и определениях, для него и его творчества неоспоримых: «гордость нации», «великий гений», «всемирно известный», и даже – «Суворов в живописи» (по числу величайших побед в искусстве), – абсолютному большинству простых русских людей Репин известен как автор лишь трёх, в лучшем случае, пяти хрестоматийных картин (читай: «картинок», то есть открыток, постеров, пазлов, календариков, магнитиков и т. п.). На первых местах: «Бурлаки», «Иван Грозный убивает своего сына» (или «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года»), «Запорожцы». Кто-то после напряжённой паузы вспоминания назовёт «Не ждали». Кто-то вспомнит «Арест пропагандиста» и «Крестный ход». И уж совсем редкий кто знает и скажет про «Заседание Государственного Совета».

Да ещё разве преподаватели да искусствоведы вслед за Чуковским перечислят репинские портреты знаменитых русских:

«Русскую музыку Репин прославил своими портретами Глинки, Мусоргского, Бородина, Глазунова, Лядова, Римского-Корсакова.

Русскую литературу – портретами Гоголя, Тургенева, Льва Толстого, Писемского, Гаршина, Фета, Стасова, Горького, Леонида Андреева, Короленко и многих других.

Русская живопись представлена в репинском творчестве целой галереей портретов: Суриков, Шишкин, Крамской, Васнецов, Куинджи, Чистяков, Мясоедов, Ге, Серов, Остроухов и многие другие.

Русскую науку прославил он портретами Сеченова, Менделеева, И. Павлова, Тарханова, Бехтерева; русскую хирургию – портретами Н. И. Пирогова и Е. В. Павлова (который изображён им в хирургической комнате во время одной из своих операций)…

Словом, лучших людей России он навеки запечатлел для потомства» ²².

Но, увы, про это знают лишь учителя да учёные, а перечисленные выше несколько картин – вот, пожалуй, и весь общерусский Репин, народное «собрание его сочинений». И всё же, если спросить нашего современника, кого из русских художников он считает Первым? – он назовёт Репина. Хотя, если спросить иначе: кто самый любимый из художников? – ответы будут такими: Шишкин, Васнецов, Саврасов, Айвазовский,

Брюллов [2] . И совершенно ясно, за что они любимы. Шишкин с Васнецовым – за архетипические русские черты: сказочность и дремучесть. И за их родственное присутствие в каждом простом русском доме: открыткой ли, репродукцией, гобеленовым ковриком или сохранённым зачем-то конфетным фантиком. Саврасова любят за прилетевшую весну как за необманутую надежду. За солдатскую честность и верность его грачей, всегда и всегда, и вовеки веков, возвращающихся в серую и сирую Россию. Айвазовский любим народом за «окиян-море» (что за тридевять земель в тридевятом царстве), то есть за сбывшуюся всё-таки! – мечту русского о России – морской державе! А ещё за наш богатырский вызов: «Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней!» Брюллова мы ценим за библейский и по высоте, и по красоте ужас «Последнего дня Помпеи». И за возможность всей душой пожалеть каждого человека в погибающем и прекрасном человечестве. Вот Пушкин пишет свой отклик на эту картину: «…Кумиры падают! / Народ, гонимый страхом, / Под каменным дождём, под воспалённым прахом, / Толпами, стар и млад, бежит из града вон…». Бежит. Но! – поднимая упавшего, неся на руках слабого, укрывая детей, удерживая собою падающие стены.

2

Вышеприведённые ответы я получила, опросив и нтернет-сообщество. Среди прочих был и такой, наверное, уже типичный сегодня, ответ: «живопись – не актуальное искусство, чего её обсуждать!» Но, возможно, профессиональные социологические опросы дали бы иной результат. Интересно было бы сравнить.

И всё-таки очень интересно: почему это так, почему Репин, не вошедший в перечень самых любимых, во «мнении народном» – Первый русский художник? Ведь у Репина очень мало изображений родной природы (он не любил писать пейзажи). На его картинах почти нет красивых лиц. Более того, они бывают темны, а их персонажи неприятны. А многие лики его портретов откровенно уродливы, что отмечали и современники Репина, и современные искусствоведы. «Репин не умеет (не может) рисовать ничего молодого и красивого»²³, – сокрушался В. В. Стасов. «Портретным образам этого мастера меньше всего свойственна некая самоценная «духовность»²⁴, – отмечал Г. Ю. Стернин. А вот В. Розанов: «…Я мысленно перенёсся в «Пенаты» его (имя дачи его в Куоккале), всё зарисованное изумительными портретами. Изумительными в проницательности… Преступников, гениев, дураков, наглецов, драпирующихся, иногда удачно, перед человечеством, – я всех повёл бы в мастерскую Репина для разгадки. Репин «проявляет» внутреннее человека, как «проявляются» фотографические пластинки в какой-то кислоте. Его едкая, внутренне едкая манера разлагает внешность человека, устраняет «вздор» его, прикрасы его, манеры его и требует в суде зерно его. Все портреты Репина суть «судящие» портреты… Как ужасно иногда он судит, жестоко…»²⁵.

То есть на рациональном уровне феномен первородства Репина кажется необъяснимым. И тем не менее его картины, не все (которых более 2 или 6 тысяч), а всего 5–6 самых известных и знаменитых, первенствуют в восхищённом (букв. «похищенном ввысь») надсознании народном. Сверх всех опросов и сложившихся иерархий. Сверх, так сказать, «культурологического назёма». А уж в среде художников, я имею в виду серьёзных художников, Репин, без сомнений и сравнений, и по праву – Первый. Как среди иконописцев Первый – Рублёв.

И вот что особенно удивляет: он стал Первым не «на безрыбье», а в то счастливое для России время, когда в ней жил и плодотворно работал почти весь теперешний золотой состав и золотой запас Третьяковки, Русского музея и всех художественных музеев русской провинции, в каждом из которых найдётся своё «жемчужное зерно» из живописи XIX века. И все без исключения собратья Репина по кисти без тени ревности отдавали ему пальму первенства. «Теперь, кажется, никто не оспаривает, что он у нас первый живописец по силе кисти»²⁶, – писал однокашник и друг Репина Марк Антокольский, выражая общее мнение ещё XIX века. И в ХХ веке это мнение не изменилось ничуть. Вот, к примеру, «глас» новой интеллигенции – искусствовед, театровед, поэт и переводчик А. М. Эфрос: «В русском искусстве нет художника, который был бы так всенародно популярен, как Репин. Это знают все, и может проверить каждый. Кто бы ни был ваш собеседник, … спросите его сразу, врасплох: «Кто знаменитейший из русских художников?» – ответ будет один: «Репин!» Его имя приходит первым. Наша память и мысль подсказывают его прежде всего… Он – воплощение национальной славы русской живописи. Он самый полномочный из её представителей. В общенародном сознании это – Русский Художник, с двух заглавных букв»²⁷. И XXI век, как свидетельствуют все опросы, это мнение не изменил.