Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Ну так и пошли прямо сейчас! — бодро вскочил на ноги Бесповоротный. — А то я что-то продрог, хочется в домашнем тепле посидеть.
Собрав весь скарб и прибравшись, снеся весь мусор в кострище, пятеро казаков, постепенно веселея, отправились в станицу. Выкрутасов взялся нести котел, поскольку его чемодан из уважения к гостю понес Зайцев. Они шли вдвоем рядом и Зайцев говорил:
— Правильное решение мы приняли, что к Петру идем. Моя-то Зайчиха не любит таких визитов с похмелья. Так-то она очень хорошая, но уважает, чтобы гости приходили честь по чести. А у Петра жинка сейчас вся заиграет, как веселочка, защебечет касаточкой. Очень гостей любит, пампушечка этакая.
Подопригора, услыхав такие слова, запел:
— Пылы мы водку, пылы налывку и щче будем пыть, а хто з нас, братцы, будеть смеяться, того будем бить.
Но и эта песня не пошла. Казаки шли по улице, все вокруг спало, только-только начинало пробуждаться.
— А давайте, братцы, объявим конкурс, — предложил Бушевалов, — чья жинка нас уветливей встретит.
— Что ж, — сказал Бесповоротный, — я не прочь. Тем паче, что знаю, кто будет за первое место бороться — моя Верунька с Петровой Натальей. Самые гостеприимные во всей станице жены.
— А моя-то, что ж, не гостеприимная? — возмутился Бушевалов. — Готов биться об заклад, что моя победит. Ставлю на кон свой черкесский кинжал. Только не старый, дедов, а новый.
— Ставлю одного ягненка, — сказал Бесповоротный.
— Ставлю свий старый видак, — сказал Подопригора.
— Да он у тебя не пашет, — возразил Бушевалов.
— Пашеть, я його зробыв.
— А ты, Заяц, что молчишь? Не участвуешь? — спросил Бесповоротный.
— Я-то участвую, — почесал затылок Зайцев, — но у меня, сами знаете, Ирунчик любит, чтоб заранее предупредить.
— Зара-а-анее? — засмеялся Бесповоротный. — Да заранее они само собой расстараются. А вот мы их сейчас проверим, как они нас сейчас, таких вот, встренут. Вот что важно! Ну, бьешься с нами об заклад?
— Бьюсь, — нехотя согласился Зайцев. — Но только с условием, что ко мне пойдем в самую последнюю очередь, не в такую рань. А так, что ж, ставлю самовар.
— Только, чур, не электрический, а старый, медный, — встрял Бушевалов.
— Бис с вами, ставлю медный, — вздохнул Зайцев.
— Казаки, я бы тоже поучаствовал, но у меня жинка в Москве, да и к тому же… — замялся Выкрутасов.
— Ты будешь у нас судьей, — сказал Бесповоротный. — Ты гость, тебе и решать, чья казачка приветливее. Разруби-ка!
И Дмитрий Емельянович разрубил ладонью четыре соединенные правые руки бьющихся об заклад.
— Кто победит, тому все заклады достаются, — добавил Бушевалов.
— Само собой, — сказал Бесповоротный. — Выпьем еще по полстаканчика за такое начинание!
Они выпили и с еще большим воодушевлением отправились дальше, подмигивая друг другу и подначивая. Чувствовалось, что они волнуются, чем обернется состязание. Подопригора старался выглядеть спокойным, незадолго до своего дома он запел:
— Ой, там, на тучку, на базари, жинки чоловикив продавалы, а як буде до ладу, то я й свого поведу, тай продам, тай про… — Он оборвал песню и обратился к товарищам: — Все ж таки, хлопцы, я загляну сперва…
— Нет-нет, никаких заглядываний! — возразил Зайцев. — Уговор железный — заходим как ни в чем не бывало.
Они вошли в обширный двор и направились к крыльцу довольно прибранного снаружи дома, но не успели они взойти на крыльцо, как дверь распахнулась, из дома выскочила им навстречу крепенькая Наталка, показавшаяся сначала Выкрутасову очень хорошенькой, если б только она не принялась сразу же верещать:
— Нет, вы тильки подывиться, як воны пруться! Мало мэни свого ёлопа, так ще и ци бовдуры повзуть! Мыкола, я думала, хоть ты хозяин, а ты так само, як и ци ироды, зранку нажерся! Чула я, чула, як вы там всю ничь на ричци репетувалы, артисты, на-на казачья! И нема чого на мэнэ так вылуплятыся!
— Наташ… — сказал было Бесповоротный.
— Натуль… — молвил было Бушевалов.
— На… — открыл было рот Зайцев, но тут перед глазами у всех случилось непонятное происшествие — дверь дома громко хлопнула, будто стрельнуло пушкой, и вот уж ни Петра Подопригоры, ни его хорошенькой жинки Наталки — словно и не бывало.
— Так, — сказал Выкрутасов, не успевший и полписка выдавить из себя при разговоре с разгневанной казачкой, — в первом отборочном матче исход поединка был ясен с первых же минут.
— Вот это да-а-а! — покачал головой Бушевалов. — Пошли теперь к тебе, Николай.
— А почему ко мне, а не к тебе? — спросил Бесповоротный.
— А ты что, струсил? — спросил Николая Зайцев.
— Ничего я не струсил, — нахмурился Бесповоротный. — Просто я опасаюсь, что моя Верунька нас до самого вечера уже не выпустит, так будет принимать.
— Ладно, идем ко мне, — засмеялся Бушевалов. — Не знаю, до вечера или не до вечера, но мой Лидусик, во всяком случае, нас не прогонит.
И они отправились на соседнюю улицу к Бушевалову, несколько потрясенные отпором, оказанным им Натальей Подопригорой, а главное — чудовищным исчезновением обоих супругов.
— До сих пор у меня ее ор в ушах стоит, — сказал Зайцев.
На полпути решили еще по полстаканчика выпить, благо вчера множество бутылок было закуплено на выкрутасовские деньги. Дождавшись, когда наступит хотя бы шесть часов, набрались смелости и пошли далее по женам. В отличие от кирпичного дома Петра Подопригоры дом Бушевалова был бревенчатый, но тоже добротный, с красивыми резными наличниками, выкрашенными в ярко-голубой цвет. Цветники и огороды вокруг дома произрастали столь же пышно, в общем, судя по всему, хозяйство Бушевалова ни в чем не уступало господарству Подопригоры. Войдя в дом, Бушевалов громко объявил:
— Добро пожаловать, гости дорогие. Лидуша! Встречай, радость моя, гостей дорогих! Господи, Иисусе Христе, благослови жилище сие християнское! — Он важно перекрестился на многое множество икон, висящих над входом из передней в жилище.
Они прошли в гостиную, хозяин усадил их за стол и снова позвал жену:
— Лидия Валентиновна! Где ты, солнце мое?
Наконец жена вышла к гостям, спешно оправляя на себе платье. Глаза ее сверкали гневом и ненавистью.
— Утро добренькое, гости дорогие. Извините, что не вышла вас встретить на крыльцо, спала еще. Извиняйте, что на столе ничего нет, не успела подать. Я мигом.