Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие

Граудина Людмила

Солнышко заходит,И темнеет день,От горы упалаНа селенье тень.Лишь церковный куполСолнцем озарен,И открыта церковь,И несется звон.…………………Свечи трудовыеЯрче звезд горят,И молитву людиВ простоте творят.

И. С. Аксаков смотрел на мир глазами человека, влюбленного в жизнь, и оттого его пейзажные стихотворения оставляют впечатление нежной поэтичности и подлинной красоты.

Среди цветов поры осенней,Видавших вьюгу и мороз,Вдруг распустился цвет весенний —Одна

из ранних алых роз.Пахнуло вдруг дыханьем мая.Блеснуло солнцем вешних дней,И мнилось – гостья дорогаяМне принесла, благоухая,Привет из юности моей.1878

Этот стихотворный натюрморт может быть с полным основанием отнесен к миниатюрным шедеврам русской лирики.

Другая плеяда поэтов, которых принято называть представителями рефлективной лирики, характеризовалась, в отличие от любомудров и славянофилов, иными особенностями в системе предпочитаемых ими поэтических форм. В 30-е годы, после событий на Сенатской площади, менялись взгляды поэтов на жизнь в России. Нравственное состояние таких поэтов, как Н.П. Огарев, А.А. Григорьев, А.Н. Плещеев и ряда других, в это время характеризовалось рефлективными размышлениями – полными сомнений, противоречий и колебаний. Их волновали «бесправность и обездоленность» людей, лирические произведения этих поэтов были пронизаны сочувствием к «скорбям и страданиям» современного человека.

После разгрома декабризма наблюдались гонения и репрессии; многих участников декабристского движения сослали в Сибирь, им запрещали писать и печататься. «Если внешняя жизнь так страшна и опасна, то нужно замкнуться, уйти в себя, в мир рефлексий и фантастических грез; индивидуализм и рефлексированность становились тоже формой протеста против мрачной и неуютной действительности. Таковым было поколение Ап. Григорьева» [43] . В «Былом и думах» А.И. Герцен вспоминал об этом поколении: «Молодые люди становились ипохондриками, подозрительными, усталыми, не имея двадцати лет от роду. Они все были заражены страстью самонаблюдения, самоисследования, самообвинения, они тщательно поверяли свои психические явления и любили бесконечные исповеди и рассказы о нервных событиях своей жизни».

43

Егоров Б.Ф. Аполлон Григорьев. М., 2000. С. 21.

В творчестве поэтов рефлективного направления складывались элементы нового поэтического стиля. Одной из центральных стала проблема духовной свободы личности в противостоянии окружающей ее среде. А.И. Герцен свидетельствовал: «Новый мир толкался в дверь, наши души, наши сердца растворялись ему». Друг и соратник Герцена Н.П. Огарев в 1858 г. вспоминал об этом времени и о себе в стихах:

СВОБОДА

Когда я был отроком тихим и нежным.Когда я был юношей страстно-мятежным,И в возрасте зрелом, со старостью смежном, —Всю жизнь мне все снова, и снова, и сноваЗвучало одно неизменное слово:Свобода! Свобода!Измученный рабством и духом унылый,Покинул я край мой родимый и милый,Чтоб было мне можно, насколько есть силы,С чужбины до самого края родногоВзывать громогласно заветное слово:Свобода! Свобода!

В целом же эстетика переживаний Н.П. Огарева, как и жизнь чувства, была наполнена сожалениями, горестями, обидой и унынием. Поэт признавался, что «мир зари вечерней / Блестит над жизнию моей», и даже его пейзажная лирика нередко была проникнута чувством печали, тоски и безысходности. Огарев был склонен писать в жанре меланхолических элегий, в которых состояние природы служило параллелью состоянию души лирического героя.

АЛЛЕЯ

Давно ли, жизнию полна,Ты так шумела, зеленея,А ныне стала так грустна,Лип голых длинная аллея?В замену листьев пал морозНа ветви белыми иглами;Глядят из-под седых волосПечально липы стариками.…………………И самому мне тяжело!И я стареть уж начинаю!Я прожил весну и тепло,И сердце на зиму склоняю!…………………

Поэт использует здесь прием антропоморфизма – перенесения присущих человеку психических свойств на явления природы. Причем подбирались те психические черты, приписываемые аллее

как живому существу, с помощью которых можно было художественно передать состояние лирического героя (тяжело, постарел, лишен душевного тепла, сердце охладевает). Прием параллелизма с аналогичной стилистикой Огарев использует и в другой медитативной миниатюре:

С полуночи ветер холодный подул,И лист пожелтелый на землю свалилсяИ с ропотом грустно по ней пропорхнул,От ветки родной далеко укатился.С родимой сторонки уносит меняБезвестной судьбы приговор неизменный,И грустно, что край оставляю тот я,Где жил и любил я в тиши отдаленной.1839

Некоторые нежные и мелодичные элегии Н.П. Огарева были положены на музыку и исполняются в концертных залах до сих пор. Такова, например, его «Серенада» (1841):

Песнь моя летит с мольбоюТихо в час ночной.В рощу легкою стопоюТы приди, друг мой.При луне шумят унылоЛистья в поздний час,И никто, о друг мой милый,Не услышит нас.…………………

Для поэтики Н.П. Огарева весьма характерна семантика прилагательных. Он широко применял эпитеты с отрицательным энергетическим потенциалом: тяжелая тоска; потухшие очи (о юной деве); надгробные рыданья соловья; давно угасшее стремленье; сиротой докончить путь безвестный; печальные созданья- (о людях); горькое сомненье; дума серая, отжившая; седая– усталь годов; груст но смотрит тусклый мир и под. Литературовед Ю.И. Айхенвальд, анализируя рефлективную лирику Н.П. Огарева, подчеркивал: «Он – поэт хандры, жизни прожитой; он – певец тоски…» «Но если крупинки чистой меланхолической поэзии, хотя и затерянные во множестве стихов… дают право на бессмертие, то, несомненно, Огарев никогда не будет чужим и лишним в доме родной литературы. У него есть свои образы, порою величественные и волнующие; у него есть своя мелодия, нежны вздохи серенады или романса…» [44] .

44

Айхенвальд Ю.И. Огарев // Силуэты русских писателей. М., 1994. С, 149.

В годы эмиграции (1856–1877), когда Н.П. Огарев уехал в Лондон и активно сотрудничал вместе с Герценом на страницах «Полярной звезды» и «Колокола», литературная деятельность его была особенно плодотворной. Поэт опубликовал в эти годы свыше трехсот художественных и публицистических произведений, в которых звучали энергичные ноты протеста против крепостного рабства, нищеты и несправедливости.

Воскресла Русь! народ свободен стал,И новый мир возник – широкий, сильный,Мысль выросла, и труд твой не пропал…

В цикле стихотворений, посвященных образу родины, Н.П. Огарев в условиях, свободных от цензурного гнета и преследований, преодолевал нотки неизбывной грусти, глубокой печали и с надеждой на лучшее будущее писал:

Сторона моя родимая,Велики твои страдания,Но есть мощь неодолимая,И мы полны упования:…………………Не пойдет волной обратноюВолга-матушка раздольная,И стезею благодатноюРусь вперед помчится вольная!1858

В найденном новом строе поэтической речи Огарев опирался на жанры народного творчества – сказа, речитатива, песни.

Еще одним оригинальным и неповторимым поэтом, относившим себя к рефлектирующим индивидуалистам, был Аполлон Александрович Григорьев. В своих воспоминаниях о нем К.Н. Леонтьев писал: «Чем знаменита, чем прекрасна нация? Не одними железными дорогами и фабриками, не всемирно-удобными учреждениями. Лучшее украшение нации – лица, богатые дарованием и самобытностью» [45] . Именно к такого типа людям относился уникальный поэт А.А. Григорьев (см. о нем подробнее в главе о рефлективной лирике: «А.А. Григорьев – поэт “страданий, страсти и сомнений…”»).

45

Леонтьев К.Н. Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве // Аполлон Григорьев. Одиссея последнего романтика. М., 1988. С, 448.