Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие
Шрифт:
В середине 80-х годов во Франции развилось литературное направление, получившее название «декадентского», возглавляли которое поэты Верлен и Малларме, отрицавшие «плоский натурализм» и поэзию «объективных описаний». В «Литературном манифесте» 1886 г. Жан Мореас писал: «Как любое из искусств, литература развивается циклами, смена одного другим предопределена, но может происходить по-разному, подчиняясь течению времени и общественным переменам… Рано или поздно любое из литературных направлений ветшает и выдыхается, повторение изнашивает любую новизну; что было сочным и свежим, сморщивается и засыхает, что было неожиданным, оригинальным, превращается в дежурную банальность и штамп» [54] .
54
Поэзия французского символизма.
Русские поэты того времени, хорошо знакомые с европейскими литературными течениями, старались уйти от писаревской формулы «разрушения эстетики» и содействовать освобождению поэзии прежних лет от пут идеологизированной тенденциозности. Д.С. Мережковский, выступивший в печати со своей знаменитой эстетической программой, писал о необходимости возрождения почитания поэзии как религии и о важности «расширения художественной впечатлительности» (см. об этом подробнее в главе «Эволюция поэтики позднего романтизма (последние десятилетия XIX в.)»). Характерно в этом отношении пейзажное стихотворение Д.С. Мережковского «Март» (1895):
МАРТ
Больной, усталый лед,Больной и талый снег…И все течет, течет…Как весел вешний бегМогучих, мутных вод!И плачет дряхлый снег,И умирает лед.А воздух полон нег,И колокол поет.…………………И колокол поет,Что жив мой Бог вовек,Что Смерть сама умрет!Декорация созданного поэтом антропоморфического пейзажа (больной, усталый, умирающий лед; плачуищй дряхлый снег и т. д.) наполняется человеческим содержанием. Перечисленный ряд признаков мартовской весны нужен Мережковскому для того, чтобы создать метафорический параллелизм и утвердить главную мысль – о победе Бога и жизни над Смертью.
Духовный настрой лирики был характерен и для стихотворений поэта, подписывавшего свои сочинения инициалами К.Р. Это литературный псевдоним Великого князя Константина Константиновича (1858–1915) из династии Романовых – внука Николая I и двоюродного дяди Николая II.
О том, как понимал задачи поэта Великий князь, написано в его стихотворении «Поэту»:
На лад возвышенный настройСвою божественную лиру,О небесах немолчно пойИх забывающему миру.Поэт писал стихи еще в 70-е годы, но первые публикации стали появляться в печати с 1882 г. В его поэтическом наследии преобладает пейзажная и любовная лирика. Первый сборник стихотворений вышел в свет в 1886 г., а затем последовали многие издания его сочинений. В 1889 г. Великий князь Константин Константинович был избран президентом Академии наук, исполняя эти обязанности в течение двадцати лет. Более семидесяти стихотворений Константина Константиновича были положены на музыку лучшими композиторами П.И. Чайковским, С.В. Рахманиновым, А.К. Глазуновым, P.M. Глиэром и др. Стихи его отличались искренностью, мелодичностью и прочно вошли в репертуары современных певцов и музыкантов. Среди них особенно запомнились романсы «Серенада», «Уж гасли в комнатах огни… / Благоухали розы…»; «Растворил я окно, – стало грустно невмочь…»; «О, не гляди мне в глаза так пытливо!..». А.Ф. Кони в статье «О Великом князе Константине Константиновиче Романове» привел понравившиеся ему строки…
Уж гасли в комнате огни…Благоухали розы…Мы были молоды с тобой.Так счастливы мы былиНас окружавшею весной —Так горячо любили.Чему не смел поверить я,Что в сердце ты таила —Все это песня соловья за нас договорила…А.Ф. Кони прокомментировал эти стихи так: «…Отзывчивое и чуткое сердце билось в груди восторженного ценителя природы…» И в другом месте статьи отметил: «Сладость и чистота слога, целомудренность пера сливались у него с задушевностью и глубиной содержания». Описание пейзажа никогда не было для поэта самоцелью. В стихотворениях о природе нередко присутствовали элементы медитативного жанра с
В пейзажных элегиях и миниатюрах К.Р. постоянно искал «человека в природе» (по словам А.Н. Веселовского), искал созвучий и параллелей, которые помогают человеческой душе найти себя в сложном мире. Еще одно стихотворение весьма характерно в этом отношении.
ЗИМОЙ
О, тишинаГлуши безмолвной, безмятежной!О, белизнаЛугов под пеленою снежной!О, чистотаПрозрачных струй обледенелых!О, красотаРощ и лесов заиндевелых!…………………Сумей понятьПрироды строгое бесстрастье:В нем – благодать.Земное истинное счастье.Поэт устанавливает необходимое эмоциональное равновесие между тем восторгом, который вызывают у лирического героя картины русской зимы, и тем важным человеческим отношением, которое проектируется красотой пейзажа в его сознании.
В природе, как пишет поэт, «словно тайная есть сила притяженья», она нас учит видеть всю глубину небес с их «нетленною красою» и «звезд полуночных лучистый хоровод». Природа успокаивает и уводит человека от «суетных забот» и «мелочных обид». И вот главный совет поэта, который был дан в стихотворении «Когда провидя близкую разлуку…»:
Любя, надеясь, кротко и смиренноСвершай, о друг, ты этот путь земнойИ веруй, что всегда и неизменноХристос с тобой!В советское время творчество Великого князя Константина Константиновича Романова замалчивалось: слова его стихов звучали лишь в великолепных романсах П.И. Чайковского, С.В. Рахманинова и др. Только начиная с 90-х годов XX в. стали появляться в печати переиздания его стихотворений.
Другим выдающимся поэтом, оставившим глубокий след в русской поэзии 80-х годов XIX в. и в последующие десятилетия, особенно в творчестве символистов, был Владимир Сергеевич Соловьев — сын историка С.М. Соловьева, автора многотомной «Истории России». Будучи религиозным философом и мыслителем, B.C. Соловьев отличался философским подходом не только в научных и литературно-критических работах, но и в лирических произведениях, в том числе в жанрах исторической и пейзажной лирики. В очерке «Соловьев нашей юности» писатель-эмигрант Б.К. Зайцев вспоминал о нем: «Всегда поражался красотой этого необыкновенного, таинственного лица… – магические глаза, ровно поседевшая длинная борода, общее впечатление духовности и даже музыкальности». И дальше: «Соловьев сразу почувствовался как светлый дух, с которым легко дышать. В построении своем охватывал он Вселенную, над которой сияет Бог. Мир, где мы живем, таинственно соединяется с Богом, и устроен так гармонически и мудро, что внушает просто радость. Зло в нем бесспорно, но тонет в потоке света… Мир – Всеединство. Бог ему трансцендентен, но все в мире тайно и загадочно к Нему тяготеет: а Его Сын – связь» [55] .
55
Зайцев Борис. Дни. Москва – Париж, 1995. С. 211–212.