Ряд случайных чисел [СИ]
Шрифт:
Аудиенцию у Старейшины Ле Скайн Лья не запомнила. Все было, как в тумане, она только теперь осознала, на что решилась — и задним числом ей стало невыразимо страшно. Единственное, что запомнилось — Старейшина Йэльф старым совсем не выглядел. С виду ему было лет тридцать. Виллью он так ни о чем и не спросил, рассказ Дэйла, «ее вампира», выслушал с азартно блестящими глазами, потом долго хохотал, стуча кулаком по подлокотнику. А еще отобрал книжку — поржать, как он выразился.
Если бы она могла хотя бы предположить, во что выльется ее авантюра, скорей всего, она на нее не решилась бы. Ни о какой любви не шло и речи. Да, раз в неделю к ней приходил Дэйл, происходило нечто невероятное, чему она даже не могла найти названия — и все, до следующего раза. Все остальное время она училась. В нее вколачивали этикет и манеры, учили музыке, правильной речи, танцам, прививали хороший вкус в одежде, а список литературы привел ее в мистический ужас. И так все десять лет, пока Дэйл ждал разрешения на ее поднятие. Это был, и поныне остался, единственный способ снять зависимость от укуса инкуба. Подчинение оставалось — но уже без сексуальной составляющей, скорее подчинение ребенка родителю. Поднявший считался отцом или матерью поднятого во Жнеце. Только потом, уже после поднятия, она смогла оценить, насколько милосердно он с ней обошелся. Ни разу за десять лет он не разделил ее ни с кем из своих приятелей, хотя вполне мог это сделать — после еженедельного укуса она согласилась бы на что угодно, лишь бы доставить ему удовольствие. Неконтролируемое влечение смывало все — понятие о приличиях, моральные устои, стыд — оставляя только неудержимое желание, требовавшее немедленного удовлетворения. По сути это было рабство. Уходя, он говорил «учись» — и она просто вынуждена была учиться, потому, что ослушаться была не в состоянии. Ни разу за десять лет он не взял ее на вечеринку ле Скайн. На первую она попала, уже будучи вампиром — ей повезло, она восстала суккубом, а не ординаром — и испытала культурный шок. Подавали не только и не столько напитки, но и добровольных кормлецов. Как раз таких, каким так неловко попыталась стать она. Если бы ей это удалось, это она вполне могла бы быть на месте вон той девочки. Ага, которая с тремя сразу. Как? А вот так, уметь надо, а чтобы уметь, надо учиться, и не один год. Приглашенные приходили «со своим», делились и обменивались, вечеринка была больше похожа на оргию. Что больше всего ее поразило — никто из кормлецов не был зависимым, как она недавно. Все было сугубо добровольно, и, похоже, люди получали от этого не меньшее удовольствие, чем вампиры.
Как дочь ле Скайн, она стала получать небольшую дотацию от Совета Старейшин, и еще чуть-чуть от Дэйла, но он сразу предупредил, что это — только на пару лет, пока она еще «маленькая», на обзаведение. От Дэйла достался и двухэтажный домик на севере. Теперь у нее было все, о чем она когда-то так мечтала: балы (ле Скайн устраивали не только вечеринки), наряды, кавалеры. Через пятнадцать лет она уже выла от скуки. Одежда вообще стала почему-то раздражать, дома она ходила обнаженной, одеваясь только к приходу поставщика продуктов и для еженедельного визита в Госпиталь.
Она заметалась, перепробовала несколько занятий — от разведения роз до огранки камней, понемногу начиная осознавать свою печальную участь бессмертной бесталанной дуры. Но деятельная натура не позволила ей предаться растительному существованию. К 380 годам все уже считали ее «весьма эксцентричной», и ее персона была любимой темой пересудов при дворе ле Скайн.
Она побарабанила пальцами по столу «Что же де-лать, что же де-лать?» Может, мотнуться в дворцовую библиотеку, взять что-нибудь почитать? Вот именно, усмехнулась она, «что-нибудь». А что? Или записаться в четвертый раз в Университет, пойти мозгов добыть? На тему? Ну, вот боевую магию она так и не освоила до реально применимых пределов. А, с другой стороны, смысл? С кем воевать-то? И добровольного кормлеца тогда брать придется — энергию-то откуда брать? Во-от. А кого попало не возьмешь, значит, еще поискать придется, а потом обучать, да еще и поить-кормить-одевать, а на какие шиши? Его ж ублажать придется, обойди Жнец — обидится! Нет, не вариант. Ох, скучно-то как!
Внизу заверещал дверной звонок. Вроде, никого не ждала! Святая мать ле Скайн, пусть это будет что-то интересное! Лья накинула большой махровый халат и побежала вниз. На крыльце стояли два знакомых по контрабандным делишкам ординара и кто-то маленький, хрупкий даже в большом черном плаще с глубоким капюшоном.
— Здравствуйте, райя! Мы к вам по делу. — Лья пропустила троицу в холл. — Мы тут торговать ездили, а по приезде пассажира обнаружили. Раздевайся, — повернулся он к закутанному. Тот послушно снял плащ.
— О-о-о! — непроизвольно вырвалось у Льи. Казалось бы, штаны и балахон — что может быть проще? Но какое пиршество цвета! Явно сделанные вначале слишком узкими, зеленые в крупную ромашку штаны (из занавески?) были расставлены по внутреннему шву ярко-желтой тканью по принципу: не хватает — добавим. Балахон был бордово-красным со вставками по бокам из той же желтой ткани и рукавами из занавески в ромашку. Половину лица скрывали уродливые очки с чем-то мутно взблескивающим вместо стекол, над ними ежом торчали даже на взгляд жесткие короткие белые волосы. Тонкий нос, пухлые губы прихотливого изгиба, черная кожа, ушки витыми рожками… У Льи отвисла челюсть.
— Гхм… Райя, это дроу, — второй, Фол, согласно закивал.
— Да-а… Я вижу, — очнулась Лья от счастья созерцания цветовой феерии. — И?
— Понимаете, нам с ним совершенно нечего делать.
— А мне? — Лья не понимала, чего от нее хотят старые приятели. — Отвезите, где взяли, да и все, — дроу набрал воздуху, Фол дернул его за руку — молчи, тебя не спросили. Дроу сдулся и понурился.
— Да не хочет он назад, райя, прямо чуть не плачет. Пороли его там, говорит, за то, что он что-то там читал. Жалко его, он нам спину показывал — ужас! Нельзя над ребенком так измываться! А нам его у себя оставлять тоже не с руки. Мы ездим все время, Вы же знаете, — Лья задумчиво кивала. Она действительно знала, и понимала — да, им никак. — Вот мы и решили его к вам отвести — может, возьмете на воспитание? Или пристроите кому — мы-то, кроме вас, не придумали никого! Вы-то дите точно не обидите, а остальные — неизвестно, — на «дите» дроу снова дернулся, но опять был осажен Фолом. Лья молчала, раздумывая. Читать. Читать — это сколько угодно. А кормить? А одевать?
— Все здорово, райнэ, только мне не на что. Я же вышла из дела.
— А вы опять войдите! — широко ухмыльнулся Фол. — Мы аккурат вчера про вас базарили! При вас-то пободрее у нас шло! И заклад нам не надо — с барыша разойдемся, мы ж вас знаем!
Лья напряженно соображала. Эту пару она знала хорошо, они не подставят и не обнесут. По крайней мере — ее. А взять это чудовище на воспитание… Жаловалась на скуку? Вот тебе и развлечение, причем на долгие годы. Сиди, да воспитывай… кормлеца. Мысль была неожиданной и очень интересной. А действительно, воспитать с нуля, вложить то, что она считает важным и нужным, как своего ребенка, которого у нее уже никогда не будет. А потом соблазнить. И оставить только для себя, чтобы не испортили. Она по-новому взглянула на радужное чучело.
— Хорошо, райнэ, я согласна. Но о делах, тогда, завтра, не возражаете? — оба вампира заулыбались, закивали, явно довольные исходом дела — только какого именно? Ай, пройдохи! Мальчика пожалели, да? Ага, уже верю, а как же!
— До завтра, райя Виллья! Да хранит вас святая мать ле Скайн! — они откланялись. Чучело сопело, комкая в лапках плащ. Ежится. Мерзнет, что ли? Ну, да, он же живой, а сейчас конец лета, нежарко. Надо срочно купить угля, а пока протопить дровами.
— Пойдем наверх, — Лья пошла к лестнице. Чучело скользило вслед с неожиданной грацией и почти бесшумно. А, ну да, дроу же тоже эльфы, просто внешне измененные. Блин, с эльфом связываться довольно опасно. Но так еще интересней!
В комнате Лья уселась в кресло, дроу застрял посередине, не озираясь, а, похоже, принюхиваясь. Подросток, почти мальчишка, угловатый, хлипкий. Правда, субтильность эта весьма обманчива, большинство эльфов выглядят хрупкими. Вот только, один такой хрупкий может с легкостью навалять троим здоровым бугаям-людям, и даже не вспотеет. Что ж он в очках-то этих, так и будет?
— Ты совсем не переносишь света?
— Да не, переношу, только от солнца глазам больно. Я, вот, сделал это, — он показал на очки, — только плохо получилось, не видно почти ничего. Так, пятна, где какие, — Лья встала, задернула шторы. В землях ле Скайн у подножия гор вечер наступал быстро, как только солнце заходило за горный хребет. Собственно заката отсюда не было видно никогда, только небо долго светилось над горами переливами розового и золотого.
— А так? — Лья зажгла свечку. — Попробуй.
Дроу снял очки, поморгал: — Нормально, — повернулся к Лье… и замер. Даже, кажется, дышать перестал.
— Что такое? — насторожилась Лья. Кто их знает, этих дроу — сейчас как бросится! — Что с тобой?
— Вы… — зачарованным шепотом, — Вы ведь женщина, да?
— Ну, я надеюсь! — фыркнула Лья. — А что… — он уже стоял на коленях, сжимая руки перед грудью умоляющим жестом.
— Пожалуйста, позвольте мне вам служить! Я сильный, и еду готовить умею, и шить, и…