Ряд случайных чисел [СИ]

Павлова Елена

Проснулась она от того, что ее целовали и гладили — и чуть не вцепилась наглецу в глотку — кто посмел? Но вовремя опомнилась.

— Это нежность, Лья?

— Да, Рэнни!

— А это страсть?

— Да-а… — Способный мальчик!

Целый год она настраивала его, как скрипку. Учила улавливать интонации голоса, подоплеку движений — взмах ресниц может сказать больше, чем полчаса разговора, прикосновение руки к руке дать ощущение более острое, чем поцелуй. Учила музыке тела, его созвучиям и диссонансам. Это было захватывающе. Это было нескучно. Это было… вкусно.

Через год, почти спонтанно состоялся второй урок.

— Знаешь, я

до сих пор каждый день радуюсь, что ушел тогда из горы — Рэнни лежал, закинув руки за голову. — И до сих пор поражаюсь своему везению. Не представляю, что бы со мной было, не встреть я тебя. Вернее, не хочу представлять. Скорей всего, просто бы погиб. И так и не узнал, что такое любовь.

— А ты и теперь не знаешь! — тихо засмеялась Лья. — Любовь — достояние души, а не тела, — ответила она на недоуменный взгляд. — Тело и душа, конечно, связаны и влияют друг на друга. Но для истинной любви тело не важно. Истинно любить можно только личность, а тело при этом может быть любое — мужское, женское, красивое или уродливое. Можно вожделеть к прекрасному телу с уродливой личностью внутри — и ничего, кроме горя это тебе не принесет. А для истинной любви страсть телесная — всего лишь один из многих способов проявления, и отнюдь не обязательный.

— Но… я люблю тебя!

— Ты меня не знаешь, Рэнни! Ты знаешь только то, что я решила в себе для тебя открыть! Я тебя очень берегу! Даже от самой себя!

— Я люблю тебя!

— Уверен? Поцелуй меня! — во время поцелуя она перекинулась, он почувствовал трансформацию, отстранился и встретил хитрую ухмылку Мастера Мечей.

— А… Лья… — попытался удрать, но был схвачен и возвращен на место. Лья хохотала.

— Стой! Куд-да-а! Я еще многому могу тебя научить!

И она еще многому его научила. Сопротивление в тот раз было, но недолго. Очень недолго.

Они были безоблачно счастливы целую вечность — по человеческим меркам. И мало, до обидного мало по времени жизни эльфа и вампира. Что такое 250 лет, когда ты счастлив? Началом конца стала нелепая случайность.

Они валялись по сторонам костра после охоты. Над углями шкворчала насаженная на прутики вырезка из зайца — для Рэнни. Неподалеку булькал по камушкам ручей, лес тихо млел под жарким солнцем, даже птицы пересвистывались как-то вяло.

— Ох, даже шевелиться не хочется, — потянулся Мастер.

— Ну и не шевелись, — улыбнулся дроу. — Кто заставляет?

— Необходимость, душа моя! Она, противная! — вздохнул Мастер. — Я вчера кормежку пропустила — уж больно погода мерзкая была, да и лень было. А сейчас чувствую — зря. Как-то мне не по себе. Наверно, скоро начну кусаться и выть. И не соображаю ни фига. И шевелиться не хочется. И заяц совсем мелкий был, и невкусный какой-то. Знаешь, не будь я вампиром, решила бы, что я больна.

— Да ну тебя! — забеспокоился дроу. — Ну, давай я тебя покормлю — и лежи себе дальше! На! — он быстро навесил сам себе обезболивание, ткнул ножом в запястье и подсунул его Мастеру под нос. Тот бездумно набрал в рот крови — и вдруг, невероятным прыжком перевернувшись на четвереньки, чуть не упав в костер — выплюнул фонтаном. Схватил флягу с вином, лихорадочно, ломая ногти, открутил крышку, прополоскал рот — и тоже выплюнул. Сел, прислушиваясь к себе и, уже по нарастающей панике, невозможной для вампира, понял: попался.

— Лья! Что? Что с тобой? — Берэн со страхом смотрел на Мастера, с запястья стекали быстрые капли крови, волосы гребнем стояли на всю длину, покачиваясь надо лбом.

— Я

дура, Рэнни! Такая идиотка! Залечи, — кивнула она ему на руку.

— В чем дело, Лья?

— Ты эльф, Рэнни.

— Я дроу…

— Дроу тоже эльфы, кровь та же. Для ле Скайн — наркотик, привыкание с первого раза. Я дура, Рэнни, у меня из головы вон, что ты эльф. А может, постарался кто-то, чтобы я забыла — это проверить надо, не висит ли на мне что-нибудь этакое. Собирайся, пойдем домой. Хоть почитать надо что-нибудь на эту тему, я даже не знаю, чего конкретно ждать. Что наркоманкой стану — это ясно, а в чем это проявляется — уже не помню.

Вечер прошел, как на похоронах. Легкий морок забывчивости и рассеянности на Лье обнаружился сразу, как были начаты поиски. Кто навесил его, с какой целью — выяснить было невозможно. Вряд ли для того, что случилось. О Берэне знали Фол с приятелем и отец Льи во Жнеце, Дэйл. Никому из них наркомания Льи не давала никаких выгод. Скорее, это было связано со сбытом контрабанды, которым Лья занималась весьма успешно. Кто-то хотел, чтобы она стала невнимательной, что-то забыла или пропустила. И он преуспел больше, чем надеялся.

Берэн настоял на том, чтобы она взяла себя в руки и сходила в Госпиталь поесть. Если бы он знал, как это было сложно! Ей не приходилось «брать себя в руки» больше шестисот лет, она давно забыла, что это такое! За чувство страха, за панику у людей и эльфов отвечают гормоны, вырабатываемые железами, которые у вампиров просто не работают. Впрочем, как и некоторые другие, что и обуславливает общий для всех вампиров хладнокровный прагматизм и, как считают некоторые, бездушие.

Вернувшись, она присоединилась к Берэну в библиотеке.

— Да подожди, может, еще обойдется! — уговаривал ее Берэн. — Ты же почти все выплюнула!

— Рэнни, меня трясет от страха. Ты когда-нибудь видел меня в таком состоянии? — она подала ему руку. Рука была привычно прохладна и непривычно тряслась. — Ищи, Рэнни, ищи все, что можно. Нужно узнать как можно больше, может, меня упокаивать пора, может, я теперь опасна! Я же никогда этим не интересовалась!

Она так и заснула: в библиотеке, со справочником в руках. Берэн отнес ее в постель. Утром она не проснулась, разбудить ее не удалось. Сон был неправильный, неестественный. Скорее полное оцепенение — временами она, похоже, даже не дышала, и за все время ни разу не пошевелилась. Только через сутки Берэн, зайдя в гостиную, обнаружил Лью в кресле. Она сидела, сжавшись в комок, крупная дрожь пробегала по телу, глаза из вишневых стали ярко-красными, губы вздрагивали, обнажая и пряча клыки. Берэн вытащил из лацкана заранее приготовленную иголку, ткнул себя в палец, сунул Лье под нос.

— Лизни. Не соси, просто — слизни каплю.

Она подняла на него затравленный взгляд. Дроу ободряюще покивал. Сел на ручку кресла, притянул Лью к своему боку, стал гладить по спине. Она вжалась в него, вцепившись обеими руками, как будто пытаясь спрятаться от самой себя. Дрожь медленно сходила на нет. Лья постепенно расслабилась, перевела дух.

— И что? Теперь так всегда? — она со страхом ждала ответа, заглядывая снизу ему в лицо. Глаза опять были нормальными, на сегодня ломка кончилась. Он со вздохом развел руками. Она тихо обиженно заплакала. Берэн растерялся. Она не плакала никогда. Она всегда была добродушно-насмешлива, всегда знала, что делать — всегда. Она была — Мастер, наставница. Он не умел утешать, она его этому не учила, и никогда не утешала сама.