Ряд случайных чисел [СИ]
Шрифт:
— Лья… — он закусил губу. Потом сгреб ее из кресла, и сел туда сам, пристроив ее у себя на коленях. Плечо сразу стало мокрым. — Давай, я тебе расскажу, что успел узнать, ладно? А потом вместе подумаем, что делать, хорошо? Вот, слушай. Тебя можно прямо сейчас отправить в Госпиталь. Они сотрут тебе память за последние три дня — ты проспала почти двое суток — и будут тебя лечить. Лечение — ты только не пугайся, ты ничего не запомнишь — десять лет в ящике и тройная замена крови. Но тебе придется меня поднять. Прямо сейчас.
— Нет! — взвилась Лья — Ни за что! Ты с ума сошел! Зачем? Нет-нет-нет!!! — она замотала головой так энергично, что кудри хлестнули его по лицу. — Да в любом случае это невозможно: нужно разрешение,
— Лья, это неизбежно, пойми, — взял он ее за руки. — Подумай сама — на что я буду жить десять лет? С моей внешностью? Я же знаю, на что мы жили все это время, мне столько времени неудобно было — здоровый мужик, и у женщины на шее сижу! Только тогда и успокоился, когда понял, что уже работаю, — он лукаво улыбнулся.
— Ты… давно понял? — Лью вдруг ожгло давно забытое чувство. Ей было… стыдно? Да, кажется, это именно так называется.
— Очень, — Берэну было непривычно, но забавно смотреть на ее смущение. Ну, хоть не плачет. — Я читать умею — не заметила? И не идиот — два плюс два сложить сумею. Но я ничего не имел и не имею против: если это именно то, что тебе надо — да сколько хочешь! — засмеялся он. Она виновато вздохнула. — Но, если ты ляжешь в Госпиталь — Лья! — я даже еду себе заказать не смогу, не говоря уже о том, что просто не на что! Ну, может, лет пять и протяну на те деньги, что есть, при помощи Фила и Фола — а потом? Я тут хотел в Универ сходить, в их библиотеку, нашел у тебя грим, намазался — а глаза-то не спрячешь, не в очках же туда идти! Такой красавец вышел — сам от себя шарахнулся! И под личиной мало куда пройти можно, сейчас везде охранки лепят. Ну, сама подумай, куда я такой пойду? Разве что в Университет, подопытной крысой работать! А мои в горе про меня не факт, что забыли — представляешь, какой будет скандал? Сейчас про меня знают твои приятели и твой отец. А так узнают все. Ты хочешь отдать меня им на растерзание? Настоящий живой дроу — да меня на кусочки разберут, чтобы узнать, как я устроен!
Лья слушала его доводы, как похоронный речитатив по своим надеждам. Она чувствовала справедливость его слов, но отчаяние затопляло разум. Ее Рэнни, теплый, добрый, внимательный, станет таким же, как она, станет… бесполезным. Все, все, что она сделала с ним, для него, для себя — все пойдет прахом! Как обидно, Жнец Великий, как обидно! 250 лет — это же так мало! Этому Рэнни она нужна, может, он ее даже любит — видит Жнец, она старалась! А потом? Что будет потом? Может ли вампир любить? Или только нуждается в чужой любви ради энергии, как в еженедельной порции крови? Она попыталась представить Рэнни вампиром — прагматичным, равнодушным… Нет!
— Нет! Не хочу! — замотала она головой. — Я отправлю тебя к отцу! Или попрошу его покормить тебя в долг, пока я не вернусь! Он согласится! Рэнни, пожалуйста! — она опять заплакала.
— Лья! — Берэн расстроено гладил ее по голове, прижав к груди. — Как ты думаешь, что он сделает в первую очередь? Он заходил сколько — пару раз? Ты не помнишь, как он на меня смотрел? Правильно, он попытается меня попробовать. И легкая горчинка его не смутит, я думаю. А потом еще и укусит. Нечаянно! Ах, я такой рассеянный! — картинно схватился он за голову, изображая раскаяние Дэйла. — И что-то мне говорит, что он-то как раз сумеет избежать неприятных последствий, подготовившись заранее. А может, именно он все это и подстроил — ты можешь мне твердо сказать, что это не так? — Лья обескуражено молчала. Такой поворот сюжета ей в голову не приходил. — Как раз в расчете на то, что ты к нему обратишься. Знаешь, меня уж тогда больше устроит, если меня укусишь ты.
— З-зачем? — растерялась Лья.
— Вот, посмотри, я тут посчитал, — Берэн вытащил из кармана халата листы бумаги. — Ты и так завязана
— Это… ужасно, — наконец сказала она. — Рэнни, ты даже не представляешь себе, что это такое! Неужели иначе никак? — она беспомощно смотрела на него.
— Лья, есть еще одна причина, самая главная. Ты все никак не даешь мне сказать. Дело не только и не столько в деньгах. Я не смогу без тебя прожить даже года. Я пытался представить — я не смогу. Я с тобой сросся, Лья, у нас это бывает. Мне нужно быть с тобой постоянно, иначе я просто сдохну от тоски. Я эгоист, да?
— Стопроцентный! — всхлипнула Лья ему в шею.
— Не унывай, Мастер, — шептал Берэн. — Как ты меня учила — без страха, смущения и обиды! Не обижайся на судьбу — так получилось!
— Я не на судьбу, я на себя обижаюсь! Почему я дура такая? Чувствовала же, что что-то не так, могла сразу провериться! И заклинание-то совсем слабенькое было, сняли на раз!
— Так на то и расчет был. Сильное ты бы сразу почувствовала! Да не переживай ты так! Поживем еще! Времени навалом! Продержимся, сколько сможем — а там видно будет.
И они стали жить дальше. Первоначальный шок прошел, они немного приспособились, слегка успокоились. Приговор с отложенным на неизвестный срок исполнением поначалу действовал на нервы, но, если задуматься — люди-то именно так и живут! Да все живут, кроме эльфов и вампиров! И ничего!
Берэну поначалу пришлось тяжелей, чем Лье. Они как будто поменялись местами. Мудрая, трезвомыслящая, практичная и всегда хладнокровная наставница исчезла. Вместо нее рядом оказалась порывистая, взбалмошная, иногда даже безрассудная женщина, способная обидеться из-за пустяка, а потом простить, потому что ей так захотелось. Сначала он откровенно недоумевал, а потом с удивлением понял, что так ему даже больше нравится. Но ему пришлось срочно повзрослеть, стать мужчиной. Теперь он отвечал за все, советоваться стало не с кем. Лье было не до того.
Она жила. Вернувшееся богатство эмоций сделало ее опять тридцатилетней. За день она успевала раза три обидеться, поплакать, помириться, посмеяться, опять обидеться… И она — о! — она влюбилась! Да, в кормлеца, да, глупо, да, она сама его таким сделала, да, он ей даже не в сыновья, а в правнуки годится — да, да, да! Ну и что? И она любила, истово, изо всех сил, как будто каждый день был последним. Она будто пыталась впечатать свой образ в него, слиться — и захочешь — не забудешь! Только одно мучило ее. Поднятие во Жнеце милосердно, оно отбирает не только возможности живого тела, но и сожаления об их утрате. А теперь возможность сожалеть вернулась. Лья отчаянно, до слез, хотела ребенка! Берэну она об этом даже не заикалась, мучилась несбыточной мечтой одна. Но даже эта тоска по материнству — стыдно сказать — доставляла ей удовольствие уже одним своим наличием. Вампиры славятся своей невозмутимостью — но они таковы не за счет умения держать себя в руках. Они просто иначе не могут — заклинание их жизни не может поддерживать работу большинства желез, отвечающих за эмоции. Лья наслаждалась каждой пролитой слезой, каждой минутой тоски по несбыточному.