Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
В этот момент наш командир танка дает команду — по местам, объявляет: срочно идем обратно с донесением и ранеными на КП танкового корпуса. Автоматчики загружают на броню к нам своих раненых. Только тут я увидел на крыльях танка буквально лужи крови. Это была кровь тех автоматчиков, которые были ранены еще в начале ночи, им, беднягам, досталось больше всех. Всю ночную свалку во время: обхода немецкой колонны они пролежали привязанными на крыльях танка. Здесь их забрали на новую перевязку санитары, бывшие в составе десантников автоматчиков, на сборный пункт раненых, за которыми, наверное, уже вызваны санитарные машины. Внутрь на боеукладку берем раненого нашего танкиста. Его фамилия, кажется, была Шаяхметов, или похожая на неё, близко его я не знал... Кто-то уже распечатал немецкие трофейные консервы, в маленьких баночках оказалась вкусная немецкая тушенка. Это — в самый раз, последний раз мы ели только утром вчерашнего дня.
Командир танка между делом объяснил, что мы подошли к окраинам города Валмиера, но в штабе корпуса не верят в это и требуют доставить подробное письменное донесение. Такой оборот событий никому из нашего экипажа не кажется разумным. Кажется куда проще послать к Валмиере еще танк или бронетранспортер
Пока готовили командиры письменное донесение, к нам на броню поместили человек десять раненых. Мы успели слегка перекусить, и сразу в путь. Движемся обратно по ночному нашему маршруту, часто задерживаясь. То там, то здесь на опушках леса возникают группы немцев. Выпускаем по ним с коротких остановок по несколько снарядов, и снова в путь.
В одном месте на обочине заметили еще издали наш танк.. Подъехав ближе, видим — экипаж под танком, куда-то стреляют. Увидев нас, они сильно обрадовались, особенно командир танка лейтенант Чураков. Оказывается, их давно уже с разных сторон, почти окружив, осаждают, обстреливают немцы, у них же кончились снаряды, кончаются патроны. У нас снаряды тоже на исходе. Патронными дисками для пулеметов в обмен на пустые диски поделились и мчимся дальше. На дороге множество брошенных целых и изрядно помятых автофургонов, автобусов, больших конных повозок с убитыми лошадьми. Убитых немцев немного, наших убитых не видно. Навстречу попалось несколько наших автомашин, наверное, с боеприпасами. На обратном пути, конечно, возьмут раненых.
К полудню, наконец, добрались до КП танкового корпуса. Судя по обилию снующих туда — сюда людей, тут же находится и штаб корпуса. Командир танка — на доклад, автоматчики из взвода охраны снимают раненых и помещают их в подъехавшую санитарную машину, мы, добыв хлеба — за трофеи. В большой коробке оказалось что-то незнакомое, между маслом и сыром, но вкусное и съедобное. Потом уже узнали — * это плавленый сыр. Такие трофеи — очень кстати, судя по предыдущим дням, полевая кухня не будет поспевать за нами... Только тут за нашим завтраком я разглядел наш танк снаружи: все перископы в трещинах, на броне много вмятин от ударов снарядов и крупных осколков. К нам подсаживается какой-то корреспондент, начинает расспрашивать о том, что делается там, откуда мы только что прибыли сюда. Кто-то из наших приглашает его поехать с нами туда. Он отвечает уклончиво в том смысле, что не может так поступить без разрешения своего начальства. Мы его понимаем по-своему. К слову сказать, за семь моих фронтовых месяцев около нас крутилось немало разных корреспондентов, но ни на исходных позициях перед танковой атакой, ни, тем более, на броне в бою вместе с автоматчиками, ни в танке я их никогда не видел. Иногда, появившись после удачного боя в нашем расположении, они уговаривали командиров воспроизвести для них вчерашнюю танковую атаку на местности, где еще вчера был бой, виднелись дымящиеся подбитые танки и тела убитых немцев. И среди кинохроники военных лет я чрезвычайно редко вижу кадры, снятые в боевой обстановке, абсолютное большинство военной кинохроники - это кадры, снятые на полигонах, где и стреляют по танкам, и взрывают их, на позициях дальнобойных орудий, или в условиях имитации боя.
Это было сказано к слову. Тогда же, не успев закончить наш, по существу, и завтрак, и обед, и ужин, помчались снова к Валмиере. Добрались до своих на её окраине только к вечеру. При подъезде к окраинам города у нас на дороге порвалась гусеница, а чуть дальше, где находились наши танки, идет бомбежка, мы же на чистом месте. Но не зря мы хорошо закрепили навыки натягивания гусениц в сборочном цехе Сормовского завода — быстро заменили дефектный трак, быстро натянули гусеницу, немцы с воздуха не успели нас заметить. Двинулись вперед, туда, где что-то горит. По следам от гусениц обнаружили и наши танки. Командир доложил комбату о выполнении задания, нам указали место, куда встать и замаскироваться от авиации. Встали в небольшую рощицу на окраине Валмиеры и, не успев еще замаскировать танк, подверглись штурмовке с немецкого штурмовика Фокке-Вулъф 190 (ФВ-190). Никаких повреждений он нам не доставил, хотя его снаряды простучали по броне... После того, как стемнело, бомбежка прекратилась. Сразу же поступает команда: входим в город, там наши автоматчики ведут тяжелый бой с немцами. Танки выходят с разных сторон на дорогу, колонной входим на окраины города. На самом въезде на улицу стоит подбитый немецкий «тигр». Интересно, кто же из наших его шлепнул? Оказываемся опять впереди колонны наших танков, на малой скорости движемся по горящей с обеих сторон улице. Ощущение жуткое: нам в огне и за огнем ничего не видно совершенно, мы же — как на ладони. Бросай в танки гранаты, бутылки с зажигательной смесью, бей в борт из любого переулка из противотанкового ружья. То же самое могут сделать с нами, когда приблизимся к месту соприкосновения с противником. Что за нелепость вводить танки ночью в горящий город?
И, как будто восприняв такие мои протестующие мысли, командир останавливает танк, дает команду механику разворачиваться в обратную сторону. Разворачивается одновременно вся наша колонна и выходит обратно из горящего города. Теперь тревожное состояние сменилось расслаблением, теперь мы замыкаем колонну танков. Весь этот маневр входа-выхода по горящей улице занял немало времени, и когда мы снова проходили мимо подбитого «тигра», начало светать. Теперь медленно обходим город, закрытый утренним туманом, с северо-запада по редкому кустарнику. Становится светло, и мне со своего «наблюдательного пункта» сверху башни все видно вокруг. Город обходит, кажется, вся наша танковая бригада. Это мое предположение подтвердилось, когда среди танков появился виллис комбрига Ковалева. Рисковый комбриг! Наверное, это его вмешательство прервало чью-то нелепую затею вводить танки к центру города вдоль горящей улицы. Двинулась туда, кажется, только одна наша танковая рота. Теперь же маневр наших танков ясен и понятен всем.
Пройдя уже порядочное расстояние
Ни одного убитого немца не было видно. Такая вот опять забавная история.
Тут же команда — всем по машинам, вперед. Сразу попадаем на окружную дорогу и, увеличив скорость, движемся по ней. Наш танк где-то в середине колонны, тут никакой напряженности, не то, что идти первым танком... Впереди, поперек нашему пути неожиданно появляется немецкая колонна, выходящая из города — автомашины, пушки на прицепах, машины с солдатами, минометы на прицепах... На бешеной скорости немецкая колонна мчится впереди нашей колонны сначала по окружной дороге, затем сворачивает направо, как потом стало ясно, на основное рижское шоссе. Они метрах в семистах от нас, но стрелять по ним нельзя. Шоссе окаймлено старыми толстыми деревьями, к тому же извилистое. Наши танки пытаются догнать немцев. Скорость у Т-34 по хорошему шоссе приличная, позднее в Восточной Пруссии на магистрали Кенигсберг — Данциг мы выжимали до 90 км/час. Но это по чистому широкому шоссе без помех. В колонне такую скорость не выжмешь. К тому же немцы начинают бросать машину за машиной прямо на шоссе, явно для того, чтобы затормозить нашу танковую колонну, у нас начинаются кратковременные заминки. Передние танки вынуждены спихивать оставленные немецкие машины на обочины. Временами немецкие машины и сами сваливаются под откос. У такой машины, лежащей на боку, колеса еще крутятся... При очередной заминке на дороге вижу в кювете лежащего немца с расстегнутой кобурой пистолета на боку. Жестом даю знать командиру, что выскакиваю. Быстро на ходу — за борт, вынул пистолет из расстегнутой кобуры немца и опять бегом на танк. Сзади, схватившись за скобу удобно вскочить на танк и на ходу. Трофей оказался для меня самый желанный. В недавнем детстве много занимались изготовлением своего личного огнестрельного оружия — самопалов-дробовиков, как было принято их называть у нас в детдоме. Теперь же у меня в руках собственный настоящий трофейный пистолет, обойма к нему, в ней 8 патронов. Пистолет был, как потом хорошо рассмотрел, необычный. Это был наш советский пистолет ТТ, но наши черные со звездами щечки рукоятки у него были заменены на тонкие плексиглазовые со свастикой. Он был более плоским и хорошо умещался в кармане брюк. Интересно, кому он принадлежал: немецкому офицеру или предателю из бывших наших? Мне владельца этого пистолета рассматривать было некогда, я даже не был уверен — мертв он был, или ранен, или жив, некогда думать об этом, скорее надо было бежать за движущимся танком. Преследование немецкой колонны продолжалось, она постепенно отрывалась от нас. Наша погоня длилась уже немало времени.
Неожиданно наша танковая колонна остановилась, впереди послышались взрывы. Оказалось, немцы на дороге у небольшой мызы устроили завал, повалив придорожные толстые деревья, а по обочинам разбросали противотанковые мины, замаскировав их соломой. Два наших танка сразу подорвались на них, остальные танки сразу встали. Последовала команда — всем рассредоточиться, замаскировать танки — жди налета немецкой авиации.
Увидев справа метрах в семистах отдельный хутор, мы направились туда через сжатое поле. На поле стоит несколько скирд соломы, некоторые наши танки устремились к ним. Хутор безлюден, по крайней мере, так кажется. В нем всего один дом и большой сарай, но вокруг много больших деревьев с густыми развесистыми Кронами. Сначала хотели, было, въехать в сараи, но во время сообразили — там нас легко обнаружить по следу гусениц. Подъехав к нему и круто развернувшись, отъехали под кроны деревьев, встали под одним из них. Вдвоем мы вышли из танка — давно пора размяться и немного прогуляться. Подошли к дому, удивились и насторожились, увидев у крыльца привязанного под седлом породистого коня. Ого! Хозяин-то коня может быть где-то рядом — на чердаке, в подвале, в сарае.
Держу пистолет наготове, вовремя я его добыл себе. На запад от дома — лощина, там, по всем признакам, речка, противоположный склон лощины заметно поднимается вверх. На нем группа немцев, похоже, с противотанковым ружьем спешат в нашу сторону, залегли. Через минуту над нами шумно профырчала , наверное, бронебойная пуля. Ясно, пристреливаются.
Нам не стоит отходить от танка. Вдруг видим, как в полукилометре севернее нас промчалась на большой скорости немецкая автомашина с солдатами. Значит, кругом нас отступающие немцы, надо быть начеку. В этот момент в воздухе над полем появляются немецкие самолеты, и начинается бомбежка и штурмовка наших танков. Первыми пострадали те танки, которые замаскировались в скирдах соломы. Как и следовало ожидать, они легко были обнаружены по следам от гусениц. Из горящей соломы выбираются танкисты начинают разбрасывать горящюю солому. В черном они хорошо заметны на жнивье, немецкие штурмовики, это ФВ-190, переключаются на их обстрел. В следующий заход немецких штурмовиков бомба попадает в тот сараи, в который мы собирались встать вначале. Налеты следуют один за одним с интервалом минут семь — десять, налетают немцы небольшими группами, но часто, один самолет пикирует опять на наш хутор.