Рядовой свидетель эпохи.

Федин Василий Тимофеевич

Из моего открытого люка хорошо видны отцепившиеся от него бомбы с длинными штырями впереди. Это, наверное, чисто осколочные бомбы, они должны разрываться от первого соприкосновения штыря с землей и поражать осколками все вокруг. Бомбы летят явно не в нас, рванут в стороне. Все же мое положение в экипаже самое лучшее для наблюдения, кроме, конечно, командира танка, люк которого расположен рядом с моим.

Над головой у меня отдельный люк. Когда мой люк открыт или приоткрыт, через него хорошо видно все вокруг не только тогда, когда сидишь на его борту на башне, но и когда стоишь на боеукладке внутри танка. Хуже в этом смысле стреляющему командиру орудия, зажатому в левом переднем углу

башни, у него обзор только через прицел танка с узким полем зрения, да перископ над головой, вставные триплексы которого постоянно запотевают. Еще хуже пулеметчику внизу, в правом углу, у него для наблюдения имеется лишь маленькая оптическая трубочка-прицел пулемета с очень узким полем зрения. Немного лучше механику-водителю, но тоже не очень. Через его перископ на крышке люка видна хорошо только дорога, что делается по сторонам — видно плохо. Поэтому опытные механики-водители держат в бою люк приоткрытым и левой рукой регулируют эту приоткрытость то больше, то меньше. Это, конечно, не очень удобно делать, так как левая рука нужна и для управления рычагами.

Из-за такого своего положения мои три товарища остаются в неведении о том, что делается вокруг танка. Нервы и психика у них напряжены больше, чем у нас с командиром танка, и когда вокруг грохочут бомбы, они настоятельно просят меня закрыть мой люк, хотя командир танка молчит об этом, он знает цену открытого люка. В перерывах между разрывами я доказываю им, что вероятность попадания бомбы или снаряда самолетной пушки в мой открытый люк, равна, практически, нулю, но они с этим не очень соглашаются.

Между тем налеты немецких штурмовиков продолжаются и продолжаются. У них, конечно, цель в том, чтобы не дать танкам собраться и приготовиться к продвижению вперед. Все же после очередного налета немецких самолетов поступает по радио команда — собраться всем в район завала на дороге. Путь расчищен, идем вперед. Выезжаем из-под укрывшей нас кроны и двигаемся через поле. Но в это время опять появляются над полем два ФВ-190 и начинают заход за заходом гоняться за экипажами с подбитых танков. Бредущие отдельными неравными группами по сжатому полю к дороге, они все в черном. Это упрощает немецким летчикам задачу прицеливания по ним. Все это делается у нас на глазах и, естественно, не оставляет нас равнодушными.

Предлагаю командиру вынуть спаренный с пушкой пулемет и попробовать стрелять по самолетам с башни танка. И хотя не очень ясно, как мы будем это делать, командир принимает это предложение. Но в этот момент мы с командиром оба одновременно оглянулись вправо на рев мотора, идущего на нас самолета, совершенно независимо, не обмолвившись ни словом, мгновенно юркнули внутрь танка... Что произошло в эти доли секунды, память не восприняла. Все последующие события помнятся хорошо, но лишь с того момента, когда я, стоя в танке на боеукладке, начал ощущать скапливание крови над поясным ремнем и почувствовал боль в спине.

Обожгла мысль: прострелен. Сразу лег на боеукладку спиной вверх. Рядом застонал командир танка. Кто-то причитает: говорили тебе — закрой люк, говорили. Механик-водитель Орлов, не останавливаясь, ведет танк к дороге. Сразу после остановки танка к нам внутрь залезает санитар и перевязывает нас. Затем помогают мне вылезти из танка и отводят в старую, заросшую травой воронку, недалеко от дороги. Командира танка лейтенанта Кисенко с простреленной насквозь ногой помещают сразу на первую же идущую в тыл машину. С тех пор я никогда с ним не виделся. Танки ушли вперед, а мы, несколько ходячих раненых остались в воронке.

Вскоре меня забрала с собой проезжавшая обратно наша продовольственная машина, возившая обед танкистам и выгрузила у полевого перевязочного пункта, уже

развернутого в палатке у дороги западнее Вал- миеры. Вокруг палатки ожидало перевязки много раненых, а перевязанные — отправки в госпитали. Сразу взяли мою солдатскую книжку и сказали ждать вызова на первичную перевязку. Через некоторое время эту процедуру я прошел — получил полновесный укол против столбняка, первичную обработку ран, которых у меня на спине оказалось семь. После этого меня перевязали крест накрест со спины на груд и обратно, наказали на землю не ложиться и ждать вызова на отправку в госпиталь. Раны очень болели, в спине было много осколков от разрывных пуль, но я мог держаться на ногах и был в полном сознании.

Спустя некоторое время всех, кто мог передвигаться сам, посадили в санитарный автобус, и в сопровождении медсестры до самого вечера развозили по полевым хирургическим госпиталям где-то восточнее Валмиеры. Все прифронтовые госпитали были переполнены, брали только по два — три человека. Лишь вечером я оказался в госпитале и то, как оказалось утром, только на ночлег.

А в это время наш танковый батальон, был остановлен и понес тяжелые потери, о чем я узнал через полтора месяца. Под вечер наш танк с пополненным экипажем, но с неисправной радиостанцией, так как она была пробита пулей, я это видел во время моей перевязки, вместе с двумя другими танками опять послали в ГПЗ танковой бригады. Надо полагать, наш экипаж, пополненный «погорельцами», считали уже опытным в этом деле. ГПЗ благополучно переправилось через наведенную переправу, но после этого немцы переправу разрушили, все три переправившиеся танка подбили. Из трех экипажей (15 человек) вернулся, как потом рассказывали, только один человек, остальные пропали вместе с танками без вести. Об этом я узнал только в начале ноября, когда вернулся в свой батальон из госпиталя.

Из танка больших наших потерь не было видно, но они, судя по переполненным госпиталям, в которых мы уже побывали и где нас еле-еле разместили, были немалые вообще, немалые и в нашей танковой бригаде.

В середине 1980-х годов ветераны 183-й танковой бригады Иван Андреевич Слепич, лейтенант, бывший командир взвода, затем роты автоматчиков 183-й танковой бригады, и Анатолий Михайлович Терехов, старший лейтенант, бывший рядовой стрелок-автоматчик 183-й бригады, собрали интереснейший документальный материал о боевых действиях нашей бригады и много воспоминаний участников боев из этой бригады и издали этот материал в форме репринта под названием «Скрежет и лязг танковых гусениц». Название книги мне кажется неудачным, но по содержанию она бесценна. В числе других уникальных документов в книге имеется и вот такой документ:

«ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ об итогах боев за период с 19.09 по 7.10.44 года и о проделанной партийно-политической работе».

Там, в числе других интересных сведений, есть и сведения о потерях 183 танковой бригады за первые две недели боев в составе 3-го Прибалтийского фронта, (к этому документу ниже мы вернемся еще не раз):

«... Потери бригады на 30.9.44:

— убито 118 (офицеров — 27, сержантов — 69, рядовых — 22)

— раненых — 198 (офицеров — 24, сержантов — 91, рядовых — 83).

Потери коммунистов -75 человек: убито — 33 (членов ВКП/б/ — 26,

кандидатов — 7), ранено — 42 чел. (членов ВКП/б/ — 29, кандидатов — 13).

Пали смертью храбрых: Герой Советского Союза подполковник Ковалев М.В., парторг 2 тб капитан Сафонов, комсорг МБА лейтенант Елисеев, командир 1 тб капитан Петрук, капитан Василенко и другие.

Политико-моральное состояние личного состава здоровое.

Бригада готова и впредь с честью выполнять свой долг перед Родиной.

Справка о состоянии матчасти на 3.10.44.