Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
Потом случилось еще одно происшествие. Пропал молодой солдат, но через полмесяца объявился. История его временного исчезновения в пересказах выглядела так. Пошел в лес полакомиться малиной, как делал неоднократно, и как делали многие в свободное время. Увлекся сладкой ягодой и не почуял, как сзади накинули на голову мешок, зажали рот, связали руки и куда-то повели.
Скачала подумал — пошутили свои, но услышав польскую речь, понял — попал в руки каких-то бандитов, слухи о которых уже ходили. Вели долго, мешок сняли только в землянке. Там его долго допрашивала женщина в польской военной форме, но по-русски. Что за часть, что за люди, из каких мест, кто командиры и т.д.
Били, даже пытали, пока не потерял сознание. Очнулся ночью от холода. Один, дверь в землянку заперта снаружи, но под потолком
Подался наугад, наткнулся на дорогу, пошел по ней, прилег отдохнуть, заснул. Утром наткнулся на него, спящего, поляк, ехавший по дороге на телеге. Отвез в город, сдал в госпиталь. Вскоре еще одно происшествие — пропал из нашей части офицер — капитан, его так и не нашли. Все больше и больше стало распространяться слухов о подобных происшествиях в других наших воинских частях.
В то время в Польше шла яростная политическая борьба за власть между новым польским, дружественным к Советскому союзу правительством и ставленниками сбежавшего в Лондон в 1939 году старого правительства, поддерживаемого активно англичанами и всеми другими антисоветски настроенными силами. В Польше активно начало действовать их подполье, в лесах появились банды из остатков вооруженных формирований так называемой Армии Крайовой. Летом 1946 года в Польше предстоял референдум о формах и партийном составе нового правительства. Следствием этих событий и было появление в лесах, в районе расположения нашего танкового корпуса невиданных ранее обитателей. Глухие леса под Штеттином, на краю которых мы и располагались, примыкали к самому побережью Балтийского моря. В этом месте эмигрантское лондонское польское правительство, наверное, и пополняло своих сторонников боевиками, высаживая их с моря в те леса.
У СТАРОЙ САКСОНСКОЙ ДОРОГИ
В середине лета 1946 года пришла сильно огорчившая многих из нас весть: наш корпус перебрасывается на новое место в город Бунцлау. Посмотрели по карте — где этот самый Бунцлау? — и приуныли. В центре восточной части Германии, кругом населенные пункты, лесов нет. Стало ясно: охоте нашей конец. Сильнее всех, наверное, переживал я. Больше всех я и занимался охотой.
Мои друзья создавали мне для этого условия наибольшего благоприятствования. Все знали — у меня накопился уже большой опыт, никаких происшествий, добыча шла на общий стол, ближайшие мои командиры знали: не всех подряд можно допускать к охоте. Там под Фалькенбургом, незадолго до нашего перебазирования, в нашем батальоне произошло ЧП, связанное с небрежным обращением с оружием.
Произошло оно во время выезда на учения на танках. Воспользовавшись перерывом на обед и отдых мой хороший знакомый еще по танковой школе — Заикин, в нашу охотничью компанию не входящий, совершенно самостоятельно отправился с карабином к болоту «поохотиться». Перепрыгивая с заряженным карабином в руке через довольно широкую канаву, ударился прикладом карабина о землю, затвор, не стоящий на предохранителе, при ударе приклада о землю на мгновение отошел назад и подавшись снова вперед произвел выстрел в грудь владельца карабина. Пока его хватились, пока нашли, пока принесли, прошло немало времени. Он потерял много крови. Меня, как раз, направили сопровождать его в госпиталь на автомашине. Был он все время в сознании и все просил потеплее укрыть его, ему все время было очень холодно, хотя погода стояла жаркая.
Через три дня мы его похоронили у дороги, при въезде в расположение нашей бригады, на опушке леса. Это была здесь уже вторая могила. Раньше там похоронили одного из старослужащих, умершего от сердечного приступа. Почему двоих наших воинов похоронили на чужой земле не на городском кладбище Фалькенбурга, который находился от нас километрах в десяти — пятнадцати, а в чистом поле у дороги, я не знаю.
Сборы в дорогу были недолги, все боевые принадлежности — в танке, дополнительные провиант и собственный неприкосновенный запас спирта тоже там. Свое личное имущество умещается в маленьком вещмешке. Трофейные часы с немецкого танка — в кармане, трофейный пистолет, наученный горьким опытом, я давно променял на перочинный нож. Решили все же прихватить с собой немецкую трофейную винтовку и немного к ней патронов.
Незадолго до нашего переезда из Фалькенбурга на старинной центральной площади этого города были поставлены на высокие постаменты рядом три танка Т-34, и было торжественное открытие этого впечатляющего монумента. Много где еще были расставлены наши памятники — тридцатьчетверки. Но никогда и нигде я не встречал, чтобы рядом стояли три танка. Наверное, это было сделано потому, что не хватало транспорта для предстоящей перевозки всех танков, и старые решено было оставить в этом старинном немецком городе с целью напоминания тем, кто там будет жить, чем кончаются походы на Россию.
Перед самым отъездом наглушили и засолили в дорогу ведро рыбы. В Бунцлау обосновались на окраине города, недалеко от старой Саксонской дороги в большом каменном здании. Недалеко на пустыре поставили и танки, в один ряд вся бригада. Почистили их, помыли после переезда, и они опять замерли на месте неподвижными. Лишь один раз, в день всепольского референдума и накануне этого дня всю ночь в танках находились экипажи. Ожидались провокации подполья, но все обошлось без происшествий.
В городе Бунцлау (ныне — польский Болеславец) запомнились три исторические достопримечательности. Первая — это обелиск на месте, где похоронено сердце Кутузова, умершего в этом городе в 1813 году. На одной из четырех сторон обелиска начертано его завещание:
«Прах мои пусть отвезут на родину, а сердце мое похоронят здесь, на Саксонской дороге, чтобы знали мои солдаты, сыны России, что сердцем я остаюсь с ними». Вторая достопримечательность Бунцлау — музеи Кутузова в доме, где он умер. На этом доме сохранилась чугунная мемориальная доска, на которой надпись на немецком языке гласит о том, что в этом доме 16.4.1813 года умер Фельдмаршал Кутузов, победитель Наполеона. Считается, что этот мемориальный музей создан «на вечные времена» по повелению прусского короля в знак преклонения перед русским полководцем. На втором этаже двухэтажного дома сохранена комната, в которой умер Кутузов и обстановка в день его смерти.
Третьей достопримечательностью, оставшейся в моей памяти, был небольшой чугунный обелиск на окраине Бунцлау на обочине Саксонской дороги, на котором немецкими буквами были отлиты такие слова:
«Первому русскому гусару — женщине Наталочке». Тогда никто не мог ничего сказать об этом имени. Для всех, кто читал эту надпись на обелиске, имя Наталочка было неизвестно. Для меня оно неизвестно и сейчас, хотя я в беседах со многими людьми, пытался что-нибудь выяснить об этом имени.
Наверное, в Бунцлау имелось немало и других достопримечательностей, но мысли тогда были заняты другим. Надо, наконец, было подумать и о своем дальнейшем жизненном пути. До этого подобные мысли как-то отодвигались. Хотя о дальнейшей учебе думал, приобрел учебники математики, физики, восстанавливал понемногу забытое. Приглушенная было охотой в лесах под Фалькенбургом мечта об авиации, здесь снова стала пробуждаться. Точнее сказать, первый импульс к этому пробуждению я почувствовал еще там под Фалькенбургом, когда к нам в танковую бригаду прилетел из Москву на встречу со своими избирателями наш кандидат в депутаты Верховного совета СССР Главный маршал авиации А.Е. Голованов. Скорее всего прилетел он к авиаторам, но не пренебрег заглянуть и в наш дальний лесной гарнизон, к танкистам. Это тронуло и прибавило моего уважения и лично к нему, и к авиаторам вообще. В те же предвыборные дни в газете я познакомился и с биографией нашего кандидата в депутаты. С интересом узнал, что в авиацию он пришел в довольно пожилом уже возрасте. И вот тут, в Бунцлау эта встреча с известный авиатором вспомнилась и придала уверенности в том, что совсем еще не поздно попасть в строй авиации. Если не летать самому, то полностью посвятить себя самолету и его полету в безграничных просторах воздушного океана.