Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
Не прекращаются и, конечно, не прекратятся до конца этих обильных трагическими датами лет дискуссии, разговоры и споры о причинах наших поражений первых дней, недель и месяцев войны, неоправданно больших жертвах, о быстром продвижении врага вглубь страны до Москвы. Из недавних публикаций привлекли мое внимание две статьи в «Красной Звезде»: «Трагедия Западного Фронта» к.и.н. М.Мягкова («КЗ» за 24.07.01) и большая на всю полосу — генерала армии А. Грибкова «Генеральный штаб: история и перспективы».
О первой статье. Она достаточно правдиво повествует о трагических событиях первых дней войны на Западном фронте. Следует лишь заметить: в ней, кажется, впервые в «Красной звезде» опубликовано то, о чем в патриотической печати говорится уже не один десяток лет. Сейчас разговор — о второй статье.
Статья А. Грибкова содержательна: история русского Генерального штаба с петровских времен его зарождения, развитие, имена... Особое внимание Генштабу Красной Армии со времен
Особое внимание, я думаю, многих читателей привлечет та часть статьи, где автор рассматривает роль Генштаба РККА в деле подготовки страны к отражению немецко-фашистской агрессии, его роль в годы Великой Отечественной войны. Тут не все представляется бесспорным, возникают вопросы и возражения.
Подкупает у А. Грибкова своей четкостью фундаментальный, по существу геополитический, тезис автора: «Война с Германией не стала для нашей страны неожиданностью. Это был закономерный процесс в рамках реализации многовековой западной экспансии на Восток в поисках жизненного пространства... Тем более она не была неожиданностью и для Генерального штаба РККА.» Сказано четко и определенно и, кажется, впервые в таком тоне в открытой печати, в самой главной военной газете военным деятелем самого высокого ранга, бывшим крупным генштабистом. Тут, конечно, под Западом подразумеваются и современные США, превратившиеся из некогда демократической, а скорее всего, бывшей прежде псевдодемократической страны, в страну оголтелой агрессивности. Многие современные беспристрастнее исследователи нашего недавнего прошлого, пламенные публицисты, не скованные нынешней официальной политизированной и конъюнктуированной исторической «наукой», отстаивали в своих публикациях подобные же взгляды.
Вспомнилась и публикация нынешнего начальника генерального штаба Квашнина совместно с начальником института военной истории М. Гареевым «Семь уроков Великой Отечественной войны», появившаяся в конце 2000 года в «Независимом военном обозрении». Удивил и возмутил в ней первый же тезис, выдержанный в типичном перестроечном псевдоисторическом тоне, точнее, такие слова в нем: «... Сталин отверг все предложения наркомата обороны, начальника Генштаба разрешить привести войска в боевую готовность и изготовиться к отражению агрессии. Воспротивиться этому в те времена было практически невозможно». Вызывал недоумение и ряд других подобных избитых утверждений, не отражающих существа происходящих тогда событий. Ю.И. Мухин сразу же в своей газете, в №32 (175) в статье «Понимают ли генералы уроки войны» дал разгромную критику подобным измышлениям Квашнина и Гареева, уличив их в умышленном искажении смысла и слов даже известной директивы наркома обороны приграничным военным округам от 21 июня 1941г. Как всегда — в предельно резкой форме, но справедливо.
И в той статье, и у А. Грибкова затронуты одни и те же вопросы, болезненно воспринимаемые теми, кто мучительно пытается найти ответы на них для себя. К слову, я не могу в очередной раз не заметить, что история Великой Отечественной войны в нашей стране сейчас стала гражданским делом, и самые интересные, самые сильные публикации о той войне, на мой взгляд, идут не от дипломированных историков, а от граждан иных профессий — порядочных литераторов, работников науки, культуры, журналистов, рабочих, крестьян и служащих: Вадим Ко- жинов, Владимир Бушин, Василий Песков, Феликс Чуев, Владимир Успенский... Дипломированные же официальные историки скомпрометировали себя, свои ученые степени и звания непоследовательностью своих позиции, приспособленчеством к изменяющейся политической линии руководства страны. Истоки такого положения в военно-исторической науке уходят, я думаю, к военным годам, когда основные проблемы начала войны были затронуты в докладах и речах И.В. Сталина. Он в своих политических выступлениях не мог перед лицом врага говорить об истинном положении воюющей армии, о причинах трагического начала войны. Официальные же историки того периода стали «научно» обосновывать политические оценки Сталина. Среди них — П.А. Жилин, А.М. Самсонов, многие другие. Потом по их стопам пошли научно руководимые ими, их ученики, потом — ученики этих учеников. И таким путем сформировались «научные» школы антинаучной истории. Потом появились «историки»-перевертыши, тот же Самсонов, Волко- гонов, Мерцаловы, Р. Медведев, Б. Сарнов... Из последних — Млечин...
Отдавая должное вышеприведенной в статье А. Грибкова оценке геополитического нажима Запада на Россию, с некоторыми его оценками роли Генштаба в непосредственной подготовке Вооруженных сил Советского
В 1930-е годы эти задачи были решены успешно, что в критический момент и спасло страну от полного военного поражения. Неоценимую роль в деле идейно-патриотического воспитания и военной подготовка молодежи играл комсомол и Осоавиахим. Это широко известно. Если же принять тезис А.Грибкова о том, что основная нагрузка в деле подготовки страны к отражению фашистской агрессии легла на Генштаб РККА, то и основной спрос за разгромное поражение Красной Армии в первые месяцы войны должен быть с него, с Генерального штаба РККА. Однако так вопрос, насколько известно, никто, никогда не ставил, не ставит так вопрос и Грибков. Между тем, представляется бесспорным, что довоенный наш Генштаб должен нести свою долю ответственности за то, что многие части и соединения приграничных военных округов были застигнуты врасплох, а боевые самолеты оказались подставленными под удар немецкой авиации на стационарных аэродромах в плотном строю. За окружение 3-й и 10-й армий под Белостоком и Минском, за невообразимо быстрый развал Западного фронта. За окружение и разгром противником Юго-западного фронта, за окружение в конце сентября 41 года 4-х советских армий под Вязьмой. За совершенно негодную связь между штабами военных округов и штабами армий, корпусов и дивизий. За плохую связь самого Генштаба со штабами военных округов. Куда уж дальше: нарком обороны, генштаб и правительство страны узнали о захвате через неделю после начала войны столицы Белоруссии Минска не от штаба Западного фронта, а из сообщении зарубежных широковещательных радиостанций. Вина Генштаба, наркомата обороны в целом за перечисленное выше в том, что отдавая директивы, распоряжения и приказы в западные приграничные военные округа о выдвижении к границе войск, расположенных вдали от нее, о рассредоточении самолетов, о повышении бдительности и боеготовности генштаб плохо контролировал исполнение директив и приказов. Тут снова и снова вспоминаются слова Адмирала флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова:
«Анализируя события последних мирных дней, я предполагаю: И.В. Сталин представлял боевую готовность наших вооруженных сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на пограничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу. И был просто ошеломлен известием, что наши самолеты не успели подняться в воздух и погибли прямо на аэродромах».
Следующее. Пишет А. Грибков: «Военно-политическое руководство страны не позволило Генеральному штабу полностью и своевременно реализовать необходимые меры, с неизбежностью вытекающие из оценки обстановки накануне войны. Для вооруженных сил СССР в канун войны единственным документом, предписывающим приведение войск приграничных округов в боевую готовность, стала директива, направленная в войска за считанные часы до начала войны 21 июня 1941г. в 21.45 по московскому времени».
Ни формально, ни по существу этот тезис не соответствует истине. Вся обстановка на западной границе в первом полугодии 1941 года, частые нарушения воздушного пространства СССР немецкими самолетами, сосредоточение немецких войск в непосредственной близости от границы, о чем Генштаб регулярно информировал командование приграничных военных округов — все это требовало быть войскам в боевой готовности, не терять бдительности.
Наконец только в течение полутора месяца до начала войны Генштаб, наркомат обороны направили войскам прямые директивы, требующие повышения боевой готовности. Например, маршал И.Х. Баграмян свидетельствовал: «В начале мая мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определяла задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну... В дополнение к плану прикрытия директива наркома требовала от командования округа СПЕШНО ПОДГОТОВИТЬ (выделено - В.Ф.) в 30 - 35 километрах от границы тыловой оборонительный рубеж, на который вывести пять стрелковых и четыре механизированных корпуса, составлявший второй эшелон округа. Все эти перемещения войск должны были начаться по особому приказу наркома. АВИАЦИЮ ПРЕДПИСЫВАЛОСЬ ДЕРЖАТЬ В ГОТОВНОСТИ К ПЕРЕДИСЛОКАЦИИ НА ПОЛЕВЫЕ АЭРОДРОМЫ (Выделено — В.Ф.). Эти слова из книги И.Х.Баграмяна «Так начиналась война», стр. 62). В то время И.Х. Баграмян занимал должность начальника оперативного отдела штаба КВО. Маршал А.М. Василевский: