Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
О книгах Майка Спика разговор требуется более обстоятельный. Здесь же имеется возможность остановиться еще лишь на некоторых моментах, имеющих отношение к теме нашего разговора.
Положение советской авиации в первые часы войны американский автор, много поработавший с немецкими источниками, оценивает так: «Вторжение в Советский Союз под кодовым названием «Барбаросса» началось незадолго до рассвета 22 июня 1941 года. Внезапность была полной. Хотя многие аэродромы находились еще в стадии строительства и не использовались, остальные были переполнены самолетами, выстроенными в ряды крылом к крылу, словно для инспекции или парада. Они представляли собой превосходную мишень. Самолетов и аэродромов было так много, что многим пилотам люфтваффе показалось, что русские сами планировали массивное нападение, которое немцам удалось сорвать. Однако в таком случае обычно полагалось рассредоточить и замаскировать боевую технику. А здесь в первые часы атак не было оказано сопротивления, ни со стороны
Теперь хорошо известно, что Красная Армия к началу войны превосходила немецкую армию по количеству танков более, чем в 4 раза (22,6 тысячи против 5,5 тыс.) и, что самое существенное, — по количеству и качеству новейших танков более, чем в 2 раза (1475 Т-34 и КВ против 568 немецких Т-4). И что же? Некоторые исследователи злословят по этому поводу, мол, русские танкисты, как и летчики, имели слабую подготовку. Но это не так. На направлении главного удара фашистам в результате вероломного нападения удалось создать многократное превосходство в людях и технике. По свидетельству генерала Сандалова, перед началом боевых действий фашистов против 4 армии А. Коробкова в первом эшелоне соотношение по людям было в 5,4 к одному, а по танкам в 2,9 к одному, разумеется не в нашу пользу. К тому же из этих 22 тысяч более 21 тысячи были легкие танки. Вот что сказал о них генералу И. Болдину командующий 10-й армией генерал-майор И.Д. Голубев. «Я развернул тринадцатый мехкорпус..,» но «танков в дивизиях корпуса мало. Да и что можно требовать от Т-26? По воробьям из них стрлять...» Была еще одна причина, связанная с фактором внезапности. В результате того, что склады горючего и боеприпасов были разгромлены в первые часы и дни войны, а пути подвоза контролировались и обстреливались немецкой авиацией, наши танки, израсходовав возимый боекомплект и горючее, встали небоеспособными. Их в большом количестве пришлось невольно бросить, и они достались врагу. К концу 1941 года наша армия потеряла около 20500 танков из имевшихся к началу войны более 22500.
Вернемся, однако, снова к книге «Асы люфтваффе». Читаем там на стр. 128: «Урон, нанесенный Красной Армии в первый день войны, был большим, но огромное количество русских военных аэродромов немцы не смогли «накрыть» первой волной. А в ходе второй атаки, вылетев после дозаправки и пополнения боеприпасов, немецкие самолеты были встречены в воздухе русскими истребителями, готовыми к смертельной схватке. Разгорелись ожесточенные бои, в которых тихоходные, но маневренные советские машины принесли немцам массу проблем».
Тут же приводятся воспоминания немецкого летчика: «Они практически давали нам возможность выйти на позицию прицеливания, а затем разворачивали свои истребители на 180 градусов, и обе стороны поливали друг друга огнем в лобовой атаке».
В приведенных свидетельствах я нашел ответ и на давно занимавший меня вопрос: почему Гальдер в своем дневнике привел данные о потерях немецкой авиации 22.06.41г. только по состоянию на 13.30 — 10 самолетов — и больше ни словом не обмолвился о потерях люфтваффе ни по состоянию на вечер 22 июня, ни о потерях в последующие дни. Все становится ясным. К вечеру 22 июня немецкая авиация понесла уже значительные потери (по данным М. Спика — 70 самолетов). А за первые две недели боев на восточном фронте, как свидетельствовал историк немецких ВВС — Греффрат, потери люфтваффе при полном их господстве в воздухе были больше, чем за любой другой двухнедельный период в войне с Советским Союзом — 807 машин. Для немецкой авиации это очень много. Но господство в воздухе было и еще долго, до середины 1943 года, оставалось за немецкой авиацией. В условиях этого господства гибли и гибли наши славные летчики строевых частей.
Настоящие-то, хорошо подготовленные советские летчики, были, как говорится, не по зубам Баркхорну. Ок пишет и такое:
«Однажды, в 1943 году, я выдержал сорокаминутный бой с упорным русским летчиком и не смог добиться никаких результатов. Я был настолько мокрым от пота, словно только вышел из душевой. Интересно, было ли ему также трудно, как и мне. Русский летал на ЛаГГ-3, и оба мы выписывали в воздухе все мыслимые и немыслимые фигуры пилотажа. Я не мог достать его, а он — меня. Этот летчик принадлежал к одному из гвардейских авиаполков, в которых были собраны лучшие советские асы».
Были, были у нас умелые и отважные летчики и в 1941 году. Г. Кор- нюхин в своем очерке в книге «Асы союзников» хорошо написал о лет- чиках-балтийцах 13 ИАП, позднее — 4-го гвардейского ИАП 1-й гвардейской
Если говорить о первых асах Великой Отечественной войны, то мне кажется, следует признать, что наиболее впечатляющей выглядит боевая деятельность в первые дни войны будущего Трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина. В 1994 году в статье «Лучший летчик Второй мировой войны» в газете Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е.Жуковского «Вперед и выше» я обратил внимание читателей на удивительный, но малоизвестный факт. Александр Покрышкин за первые 10 дней войны сбил на МиГ-3 7 самолетов противника: 4 — Ме-109, 2 -Хенкель-126, 1 — Ю-88. И по ошибке — в первый день войны — еще свой Су-2. В этом можно было убедиться, прочтя его книгу воспоминаний «Познай себя в бою». И никто из авиаторов академии не отреагировал на ту публикацию, ни вопросов, ни сомнений, ни опровержений. В разговоре по телефону с бывшим однополчанином А. Покрышкина я понял, что и он этого факта не знает. Похоже, что эти, сбитые им тогда самолеты, ему официально не защи- тали, и Александр Иванович не распространялся много о первых сбитых им самолетах среди товарищей. Не засчитали — так не засчитали, конец и разговорам. И вот, в предисловии Г. Корнюхина к «Асам люфтваффе», наконец, вижу давно ожидаемые мной слова: «В советских ВВС в первый период войны воздушные победы защитывали летчикам только на основании письменного свидетельства наземных войск, из-за чего совершенно не учитывались вражеские самолеты, сбитые за линией фронта... А. Покрышкин недосчитался по этой причине более 10 машин на своем счету». А в своем очерке» «Советские истребители...» в книге «Асы союзников» он уточняет»: «В июне 1941 года на МиГ-3 начал свою боевую карьеру Александр Покрышкин и сбил на нем 10 вражеских самолетов, в том числе 5 ВГ-109». (То есть — Ме-109).
В книге «Познай себя в бою» есть интереснейший рассказ Александра Ивановича о том, как он вместе со своим ведомым, будучи посланным на разведку вражеских переправ через Прут, встретился 23 июня 41 года с 5-ю «мессершмиттами», вступил с ними в бой и сбил в труднейшей ситуации одного из них и затем длительное время еще бился с оставшимися 4-мя без ведомого. Это было настоящее геройство и высочайшее мастерство, которое проявил в первой встрече с врагом советский летчик, не имевший боевого опыта до этого. В условиях повсеместного господства в воздухе немецкой авиации, в тяжелейшие дни начала войны. Не случайно президент СШД Рузвельт назвал А.И. Покрышкина лучшим летчиком Второй мировой войны. Таким я его считаю по сей день, таким он и останется, я уверен, в понимании многих авиаторов. Ни один голый арифметический критерий боевой эффективности или результативности летчика, популярный в последнее время, не учитывает сложнейшие условия, в которых воевал Александр Покрышкин в первые дни той жестокой войны. Сравним, как он бился в 41-м, не говоря уже о 43-м на Кубани, когда он сбил 45 самолетов врага, и как воевал наиболее результативный по количеству одержанных побед первый ас люфтваффе — Эрих Хартман. В книге «Асы люфтваффе» приведен такой его рассказ о своей тактике:
«... меня никогда не заботили проблемы воздушного боя. Я ПРОСТО НИКОГДА НЕ ВВЯЗЫВАЛСЯ В ПОЕДИНОК С РУССКИМИ. (Выделено — В.Ф.). Моей тактикой была внезапность. Забраться повыше и, по возможности, зайти со стороны солнца... Девяносто процентов моих атак были внезапными, с целью застать противника врасплох. Если я добивался успеха, то быстро уходил, делал небольшую паузу и вновь оценивал обстановку... Хорошо, если тебе попадется малоопытный или зазевавшийся пилот... Отстрелявшись, немедленно уходи в сторону и выходи из боя. Попал или нет, думай теперь только о том, как унести ноги.»
Теперь отчетливей видно, кто был кто на той войне: Александр Покрышкин настоящий воздушный воин, мастер высшего пилотажа, не раздумывая вступающий в схватку с врагом. Эрих Хартман — воздушный гангстер, подкарауливающий свою жертву за углом. Из его рассказа видно, что победы он одерживал над вышедшими из боя подбитыми или израсходовавшими боекомплект самолетами. А такие ситуации были нередки. Выучка, летная подготовка рядовых наших летчиков, вступивших в боевой строй накануне войны и, тем более, в военное время была слабой: малый налет, малое количество боевых стрельб. Подобную оценку наших летчиков можно встретить во многих немецких источниках — от воспоминаний летчиков до записей в знаменитом «Военном дневнике» Гальдера. Да и свидетельств наших летчиков об этом достаточно. Автор «Асов люфтваффе М. Спик высказался так на эту тему: «В целом русские летчики летали неважно, что было следствием неполноценных и не отвечающих требованиям времени тренировок. Но несмотря на это существенные недостатки, ВВС СССР представляли собой грозного противника — хотя бы количественно».