Рыболовы
Шрифт:
— Я въ своемъ мст, когда молодой былъ, на медвдя хаживалъ и прямо ему подъ лопатку, подлецу, подъ лвую лопатку, въ сердце — и наповалъ. Одно только, что вотъ по выпивной части вы плохой компаньонъ — ну, да наплевать. демъ вмст на куропатокъ, Богданъ Карлычъ! Вотъ Амфилотей укажетъ намъ выводковъ.
— То-есть какъ это демъ?
— А я мужика подрядилъ, чтобъ подвезъ на подвод къ самому мсту. Зачмъ пхтурой мучиться?
— Ну, какая-же это охота! Какой-же это будетъ моціонъ! Нтъ, нтъ. Я одинъ. Гд выводки? — обратился докторъ къ
— Въ Кувалдинскомъ лсу. Да одному вамъ, ваше благородіе, не отыскать, — далъ отвтъ егерь.
— Вы чего боитесь-то, Карлъ Богданычъ? — спросилъ Петръ Михайлычъ. — Я теперь не только на куропатокъ, а даже на медвдя въ лучшемъ вид готовъ…
— Вижу вижу, что готовы… — опять улыбнулся докторъ.
— Какія пронзительныя нмецкія улыбки! Еще по рюмочк?
— Нтъ, довольно. Домъ бутербродъ — и въ путь. Слушайте… Отпустите со мной егеря. Вдь вы все равно не пойдете теперь на охоту.
— Какъ не пойду? Пойду. Вотъ только мужикъ прідетъ.
— Я здсь, ваше степенство. Пожалуйте… — проговорилъ мужикъ Степанъ, показываясь изъ-за разросшихся кустовъ черной смородины. — Въ одинъ монументъ лошадь вашей милости приготовилъ… Баба говоритъ: «позжай за жердями», а я ей: «нтъ, старуха!» Позвольте за это вашу честь съ здоровьемъ поздравить?
— Пей, чортова игрушка!
Петръ Михайлычъ налилъ водки себ и мужику.
— дете, что-ли? — спросилъ его егерь. — Тогда я вамъ сейчасъ спинжакъ, ружье и всю амуницію принесу.
— Конечно ду. Тащи!
Петръ Михайлычъ попробовалъ встать изъ-за стола, но покачнулся и ухватился за столъ.
— Какой вы теперь охотникъ! Вы лучше спать лягте и ужъ потомъ… — сказалъ докторъ.
— Блкой дробину въ глазъ…
— Вотъ что блкой-то да дробину, такъ это пожалуй…
— Амфилотей! Что-жъ ты сталъ! Тащи амуницію!
— Лучше, Петръ Михайлычъ, прилечь. Вдь говорилъ я вамъ, что съ утра не слдуетъ много съ бутылочкой бесдовать, да къ тому-же еще на старыя дрожжи.
— Молчать! Какъ ты смешь во мн сомнваться! Дробиной въ глазъ!..
А между тмъ на задахъ огорода раздавались визгливые женскіе голоса. Изъ-за кустовъ выбжалъ мальчишка Ванюшка.
— Пожалуйте, дяденька, пятіалтынный! Аришку вамъ и двухъ другихъ двокъ привелъ.
— Ахъ, ты, шельмецъ, шельмецъ! А я ужъ на охоту собрался, — отвчалъ Петръ Михайлычъ.
— Да вдь сами-же вы приказывали.
— Ну, длать нечего. Надо дв-три псни прослушать. Охота не уйдетъ, Карлъ Богданычъ или Богданъ Карлычъ!.. Погоди! Прослушаемъ русскія псни прежде, коли ты русское чувство чувствуешь. Докажи, что ты русскій хлбъ шь, потому русскій нмецъ…
— Пожалуй… — улыбнулся докторъ, присаживаясь на скамейку. — Но тогда я долженъ бутылку пива выпить. Это моя обычная порція посл завтрака.
— Пивка? — встрепенулся Степанъ. — Въ одинъ монументъ слетаю. Полдюжинки?
— Зачмъ полдюжины? Бутылку! — отвчалъ докторъ.
— Тащи полдюжины. И я выпью. Да нужно и двокъ попотчивать, егерю
— Меня не забудьте, ваше боголюбію, — подсказалъ Степанъ.
— Да, да… Моему возниц Стакану тоже стаканъ. Вотъ деньги. Вели изъ кабака дюжину притащить! Теперь не выпьемъ, такъ на вечеръ останется.
Мужикъ схватилъ деньги и побжалъ съ огорода. Показались три деревенскія двушки. Он подходили и пли псню.
— А, Ариша! Здорово, живая душа на костыляхъ, стрекоза въ серьгахъ!
— Здравствуйте, Петръ Михайлычъ, — поклонилась Петру Михайлычу красивая черноглазая двушка въ зеленомъ шерстяномъ праздничномъ плать и улыбнулась во всю ширину лица. — Съ работы по вашему приказанію ушла, только-бы вамъ угодить — вотъ какъ мы вашу милость цнимъ. — Стала я дома переодваться — мамка ругается! Страсть какъ ругала меня, а все изъ-за васъ.
— Молчи! Посеребрю!
— Ужъ разв, что посеребрите. А то, ей-ей, отъ работы оторвалась. Вдь сорокъ копекъ въ день…
— Цыцъ! Водки хотите?
— Не потребляемъ, сами знаете. Вотъ разв пивца.
— Сейчасъ пиво принесутъ. Пойте!
Двушки запли. Докторъ сидлъ, закуривалъ новую сигару, улыбался и бормоталъ:
— И это называется охота! Гмъ…
Появилось пиво. Къ бражничанью Петра Михайлыча присоединились мужикъ Степанъ, егерь, три крестьянскія двушки. Даже мальчишка Ванюшка — и тотъ просилъ себ стаканъ пива. Петръ Михайлычъ взъерошилъ ему волосы на голов, назвалъ «паршивцемъ», но пива далъ и приказалъ ему выпить его залпомъ, что тотъ и исполнилъ, похваставъ:
— Эка, невидаль пиво-то! Я стаканъ водки сразу выпить могу. Мы разъ съ Максимкой, съ сынишкой Василья Корявова, цлый двугривенный въ питейномъ пропили. Отъ господина охотника за сморчки деньги получили — и пропили. Я даже пьянъ былъ.
Докторъ покачалъ головой и сказалъ:
— Еще хвастаешься, дрянь эдакаяі И не выдралъ тебя отецъ за это?
— Зачмъ драть? Тятька самъ пьянъ былъ. Его тоже охотники напоили.
Двушки голосили псни. Петръ Михайлычъ хваталъ ихъ и сажалъ къ себ на колни. Он вырывались. Докторъ тоже все еще не шелъ на охоту и сидлъ тутъ. Онъ хоть и сказалъ, что выпьетъ только свою положенную порцію, то-есть одну бутылку пива, но пилъ уже вторую. Мужикъ Степанъ разсказывалъ, что въ Гуляев медвдь появился и задралъ телку.
— Медвдь? — встрепенулся докторъ и крикнулъ егерю: — Амфилотей! Такъ что-жъ ты? Надо его обойти. Ты знаешь, что я давно медвдя дожидаюсь, чтобъ свой медвжій охотничій аппаратъ испробовать.
Егерь махнулъ рукой.
— Пустое дло, Богданъ Карлычъ! — сказалъ онъ. — Никакого медвдя нтъ. Бабы брешутъ. Я ужъ ходилъ и смотрлъ телку. Просто ее чуточку собаки сторожа Кондратья въ лсу подрали. Забрела въ лсъ и подрали. И подрана-то самую малость.
— Толкуй! Толкуй! Староста гуляевскій этого медвдя видлъ, — стоялъ на своемъ Степанъ.