Рыцарь курятника
Шрифт:
Фейдо де Марвиль остановился.
– Ну, и что же дальше? – спросил король. – Почему вы не продолжаете?
– Тут был перерыв, – отвечал Фейдо. – Посмотрите, государь, то, что следует дальше, было написано очень быстро. Очевидно, между тем, что было написано до и после, случилось какое-то ужасное происшествие.
Фейдо подал письмо королю.
– Потом, – сказал д'Аржансон, – бумага была смята и, должно быть, спрятана очень поспешно.
В самом деле, продолжение письма, очевидно, писалось наскоро. Слова с трудом можно было прочесть. Вот что заключалось в конце письма:
«Я разбит… Я выдержал пытку за пыткой, но говорить не стал… Меня хотели принудить открыть все тайны полиции. Я погрузился в решительное, полное, глубокое молчание… Смерть висит над моей головой… Сколько минут осталось мне жить – я не знаю… Где я теперь, я не знаю… Несколько минут я лежу на спине, на сырой соломе. Здесь темно; ни один луч света не проникает сюда, но глаза мои освоились с этой беспрерывной темнотой… Я наконец смог писать впотьмах…
Итак, я лежу на спине. Тело мое разбито пытками. Глаза устремлены на свод подземелья. Этот свод не высок, так как я легко могу достать до него рукой, если встану на камень.
Вдруг я услыхал глухой стук, потом все заколебалось вокруг меня; свет блеснул над моей головой, и сверху посыпалась земля, потом стук медленно и постепенно уменьшился. Я стоял, положив руку на сердце, сильно бившееся. Свет, находившийся в глубине свода, был дневной. Я понял, что стук, донесшийся до меня, был стуком кареты и что, следовательно, я находился под улицей. Внезапная мысль промелькнула в голове моей: воспользоваться этой трещиной, образовавшейся под тяжестью экипажа, чтобы вступить в общение с внешним миром, и эта мысль возвратила мне надежду. Несколько секунд я старался придумать все способы, какие мог использовать, но эти способы оказывались невыполнимыми.
В горе, бешенстве, отчаянии я бродил по подземной галерее, служившей мне тюрьмой, как хищный зверь в клетке, и вдруг моя сжатая рука наткнулась на сухую солому: в углу лежала охапка. Я радостно вскрикнул. Связав длинные соломинки и привязав их к бумаге, я смог воткнуть эту бумагу в щель и…»
– Вот и все, – сказал Фейдо де Марвиль, – на этом письмо кончается…
Людовик XV взял письмо и рассмотрел его чрезвычайно внимательно.
– Это правда, – сказал он, – больше нет ни слова.
За этим последовало довольно продолжительное молчание. Людовик XV, озабоченный и задумчивый, по-видимому, совершенно забыл об удовольствиях Шуази, захваченнный этим странным происшествием, принявшим неожиданные размеры. Епископ де Мирнуа оставался неподвижен и бесстрастен, следя за всеми подробностями этого дела, не произнося ни единого слова. Молчаливость старика еще более увеличивала таинственность и сложность этого дела. Один д'Аржансон действовал как человек, следовавший по пути, начертанному заранее, для того чтобы достигнуть цели. Лицо его было бесстрастно, но живые и умные глаза, устремленные то на короля, то на начальника полиции, то на епископа, выдавали его волнение.
Король поднял голову и посмотрел на Фейдо де Марвиля.
– Что еще вы имеете сообщить мне? – спросил он.
– Последнее происшествие, государь, – отвечал начальник полиции, – которое должно бы, кажется, объяснить дело, а между тем еще более запутывает его. Письмо, которое я зачитал вашему величеству, я получил вчера по почте. Это не единственное известие, полученное мною. Сегодня ночью, вернувшись домой, я нашел на своем бюро донесения, которые кладутся туда каждый вечер в одно и то же время. Я начал рассматривать их по своему обыкновению, как вдруг глаза мои
остановились на этом грубом конверте, лежавшем между бумагами.
С этими словами Фейдо вынул из портфеля связку бумаг и подал их королю. Эти бумаги лежали в пергаментном конверте, на котором было пять печатей. Четыре печати, по четырем углам, были разного цвета: одна желтая, другая зеленая, третья белая, четвертая черная. На каждой из печатей был изображен петух различной породы. Средняя печать была двух цветов и изображала белое яйцо на красном фоне. На конверте крупными буквами было написано: «Начальнику полиции».
Когда король рассмотрел этот странный конверт, Фейдо вынул из него лист обыкновенной почтовой бумаги, на котором было написано несколько строк:
«Господин начальник полиции.
Поскольку вас должно беспокоить внезапное исчезновение вашего агента Жакобера, я спешу теперь, когда срок тайны миновал, доставить вам сведения о нем, которые не могут не быть для вас приятны.
Посылаю точную копию с протокола акта обвинения и казни Жакобера.
Прочтя это, вы можете удостовериться, что моя полиция так же хорошо организована, как и ваша, и что мои агенты не менее умны и не менее преданны мне, чем те, которые служат вам.
Я надеюсь, господин начальник, скоро иметь удовольствие видеть вас и разговаривать с вами, и тогда вы выразите мне то удовольствие, какое вам доставили драгоценные сведения, сообщенные мной. В ожидании этой минуты, к которой я всей душой стремлюсь, прошу вас считать меня вашим нижайшим и преданнейшим слугою.
Рыцарь Курятника».
Король взял письмо и внимательно его рассмотрел, потом сравнил его с письмом, адресованным маркизу д'Аржансону.
– Это, безусловно, один почерк, – сказал Людовик XV.
– Безусловно, государь, – подтвердил министр иностранных дел. – Сегодня утром я давал рассматривать оба этих письма трем специалистам, сведущим в почерках, и все трое объявили, что эти строчки написаны одной рукой.
– Выходит, их писал Рыцарь.
– Он и подписал.
– Где же этот протокол?
– Вот он, государь.
Фейдо де Марвиль взял тетрадь золотообрезной бумаги, закрытой письмом, и развернул.
– Читайте, – сказал король.
Начальник полиции приготовился читать, но Людовик XV, видя, что маркиз д'Аржансон слегка опирается о стол, потому что министр и начальник полиции стояли, как этого требовал этикет, когда не было совета, Людовик XV улыбнулся с тем любезным видом, который был ему свойствен, и проговорил: