Рыцарь курятника
Шрифт:
– Помощник секретаря никогда не принесет донесений в мой кабинет, их приносит дежурный секретарь. Когда он положит эти донесения на мое бюро, никто больше входить не имеет права.
– Ну, а этот секретарь…
– В эту ночь, государь, дежурным был Габриэль де Санрей, мой зять.
– Если так, любезный Фейдо, – сказал король, – я, как и вы, не понимаю ничего. А вы, месье де Мирнуа, – обратился король к епископу, – что вы заключаете из всего этого?
Епископ медленно выпрямился и посмотрел на короля.
– Г осударь, – произнес он серьезным голосом, – я заключаю, что, к несчастью, многое еще предстоит сделать для того, чтобы могущество вашего величества и представителей его могло сравниться в ловкости с теми, кто с вами борется! Я не удивлен, государь, но я глубоко оскорблен, что в таком просвещенном веке, как наш, и в царствование такого государя, как вы, может совершаться подобное!
– Не хотите ли вы сказать, месье де Мирнуа, что королю служат дурно? – спросил, подходя, маркиз д'Аржансон.
– Если бы я хотел это сказать, господин министр, я так и сказал бы, – отвечал епископ. – Я не обвиняю, я соболезную; мне прискорбнее всего не то, что виновных не могут наказать, а что посягают на свободу невинных.
– На свободу невинных! – повторил маркиз д'Аржансон. – О каком невинном говорите вы?
– Об аббате Ронье, канонике и декане Брюссельского капитула.
– А! – произнес д'Аржансон, посмотрев на начальника полиции. – Вы говорите о том бедолаге, который был арестован вчера утром? – прибавил он.
– Именно, господин министр, – отвечал почтенный прелат, – я говорю о несчастной жертве, несправедливо и незаконно арестованной.
– Монсеньор, – резко сказал д'Аржансон, – человек, о котором вы говорите, был арестован именем короля, а, позвольте мне вас заверить – все, что делается от имени короля, никогда не бывает незаконно и несправедливо.
Епископ посмотрел на д'Аржансона. Очевидно, между ними намечалось начало борьбы, и они оба это понимали, тем более что взаимно уважали друг друга.
Если епископ был прелатом высоких достоинств, если он был добродетельнейшим между добродетельными, если он был одарен той проницательностью, той твердостью, той чистотой ума, которая делает людей сильными, то противником он имел самого добросовестного человека и самого порядочного политика той эпохи. Д'Аржансон выражался не совсем внятно только в придворных собраниях, в серьезных же случаях, в собраниях совета, перед лицом противников, он имел терпение дипломата и живость суждений оратора. Министр служил Франции уже двадцать пять лет. Он был интендантом, государственным советником, государственным секретарем и министром; и если, как я уже говорил, придворные прозвали его «д'Аржансон-дурак», то Вольтер дал ему прозвище «государственный секретарь Платоновой республики», что было тогда большой похвалой в устах философа.
Слова епископа, соболезновавшего административной системе, сильно уязвили д'Аржансона. Фейдо это понял и хотел было заговорить, но из уважения удержался.
Людовик XV, сидевший по своей привычке откинувшись назад, засунув руку в карман жилета, по-видимому, принимал живое участие в том, что происходило перед ним. Наступило молчание, потом епископ продолжал:
– Человек, которого вы арестовали, невиновен.
– Это вы так думаете, – сказал д'Аржансон.
– Разве вы сомневаетесь в моих словах, когда я что-то утверждаю? – спросил епископ с гордым величием.
– Сохрани меня Бог! – отвечал д'Аржансон. – Я не сомневаюсь в невиновности человека, за которого вы ручаетесь, но из того, что невиновный был арестован, когда все доказательства виновности тяготели над ним, не следует заявлять, что администрация полиции и суда во Франции хромают. Арестовав этого человека, месье Фейдо действовал совершенно правильно, потому что он хотел арестовать убийцу аббата Ронье, каноника и декана Брюссельского капитула.
– Убийцу каноника?! – вскричал Мирнуа.
– Да, монсеньор!
– Но почему вы решили, что аббат Ронье убит?
– Это подтверждали все очевидные признаки.
– Какие признаки? – с удивлением спросил король.
– Предостережение, присланное амьенским уголовным судьей, доносившим, что на парижской дороге нашли труп человека, в котором узнали каноника Ронье, накануне проведшего день в городе. В том же самом донесении добавлялось, что виновник преступления – Рыцарь Курятника, что Рыцарь, убив и ограбив каноника, оделся в его платье, сел в карету и продолжал путь, взяв все бумаги брюссельского каноника и декана. Что, по-вашему, должен был сделать начальник полиции, получив такое уведомление от уголовного судьи?
– Но каким же образом амьенский угловный судья мог написать подобные вещи? – спросил епископ.
– Вот этого мы еще не знаем, но узнаем скоро, потому что сегодня утром Беррье, главный секретарь полиции, уехал в Амьен для получения полных сведений. Из двух одно: или уголовный судья действительно это написал, или это уведомление было не от него, а является новым доказательством смелости разбойников. Во всяком случае надо прояснить это дело.
– Я именно этого и требую, – сказал епископ. – А прояснить это дело легко. Я давно знаю каноника Ронье, сведите меня с ним, и я не ошибусь. Притом, если, как я искренне убежден, вы ошиблись, достойный служитель Господа сообщит нам сведения, которыми вы можете искусно воспользоваться.
– Это очевидно, – проговорил Людовик XV, – что самое благоразумное – свести месье де Мирнуа с пленником.
– Вы желаете видеть пленника сегодня? – спросил епископа Фейдо.
– Конечно, – отвечал епископ, – чем скорее я его увижу, тем лучше.
– Я к вашим услугам, если король это позволит!
– Поезжайте сейчас же в Париж, – приказал Людовик XV. – Если арестованный человек невиновен и невиновность подтвердит епископ Мирнуа, сейчас же освободите его. Если случится наоборот и месье де Мирнуа не узнает заключенного,