Рыцарь курятника

Капандю Эрнест

– Тогда же, когда учил Сабину. Мой старый друг Доже просил меня давать уроки его дочери, а так как Нисетта никогда не расставалась с нею, я учил танцам их обеих; тогда-то Новерр, часто со мной ездивший туда, увидел этих девиц и подружился с Роланом, сыном Доже.

– Вы знаете подробности исчезновения и смерти этой девушки?

– Да, но расскажу о них после репетиции.

– Нет, нет, сейчас!

– После!

– О! Когда я встревожена и озабочена, я не могу танцевать, – заявила Комарго.

– И я также, – подхватила Салле.

– Рассказывайте скорее, Дюпре! – вскричала Аллар.

– Я буду краток, – начал Дюпре, – притом, если я забуду что-нибудь, Новерр дополнит меня. Это произошло в ночь большого маскарада в ратуше, на котором присутствовал король.

– Я была одета гречанкой, – перебила Комарго.

– А я китаянкой! – прибавила Салле.

– Ну, в ту ночь Нисетта и Сабина возвращались домой со своими братьями, Роланом и Жильбером-оружейником; доехав до того места, где улица Сен-Дени скрещивается с улицей Ломбардской, они были остановлены разведенным костром. Мужланы, которые забавлялись, перепрыгивая через него, не хотели их пропускать. Ролан и Жильбер вышли из кареты, а лошади вдруг рванулись и понесли, будто закусили удила.

– А девушки остались в карете одни? – спросила Аллар.

– Да. По какой дороге понеслась карета – этого узнать так и не смогли. Ролан и Жильбер целую ночь искали ее и не нашли. Утром Сабина вернулась к отцу. Она была бледна и едва держалась на ногах. Одежда ее была запачкана и изорвана…

– О, бедная девушка! – воскликнули в один голос Комарго и Салле.

– Сабина рассказала, что, когда лошади понесли, она страшно испугалась, однако успела открыть дверцу и выскочила из фиакра, после чего упала и лишилась чувств… Придя в себя, Сабина собралась с силами и вернулась домой. Она думала, что кучер успел в конце концов остановить лошадей и что Нисетта тоже вернулась, но та не возвращалась.

– Целую неделю, – прибавил Новерр, – искали карету, но не могли найти.

– Нисетта так и не вернулась? – спросила Аллар.

– Нет.

– Что же с ней стало?

– Она утонула. По крайней мере так думают, и это похоже на правду. Через девять дней после ее исчезновения один моряк, проплывая под мостом Нотр-Дам, почувствовал, что его лодка наткнулась на какой-то твердый предмет. Он остановился; друзья помогли ему и вытащили из воды фиакр. Обе лошади были еще запряжены. Внутри кареты была утонувшая женщина. На этой женщине, ужасно обезображенной долгим пребыванием под водой, была одежда, которая была на Нисетте на балу в ратуше.

– Значит, это была она? – спросила Комарго.

– Опознать ее было трудно, но все заставляет думать, что это была она.

– А кучер?

– Его труп нашли возле Нового моста; он был отнесен течением.

– О, это ужасно! – воскликнула Салле.

– А Сабина? – спросила Комарго.

– Опять занемогла, и все думают, что после этого она повредилась в рассудке.

– Это ужасно!

– А бедный Ролан в таком отчаянии, что хочет пойти в солдаты, – прибавил Дюпре, – и погибнуть на войне.

– Бедные люди! – вскричала Аллар.

– Сабина была очаровательна, да и Нисетта была прехорошенькая, – с грустью заметила Салле.

– Думают, что лошадей нельзя было сдержать, – продолжал Дюпре, – и они свалились в Сену.

Наступила минута тягостного молчания.

– Теперь, когда вы знаете все и мне не о чем более рассказывать вам, – продолжал Дюпре, – кажется, мы можем начать репетицию.

– Неужели вы думаете, что это располагает нас к танцам? – спросила Аллар, качая головой. – Мне скорее хочется плакать, чем танцевать.

– Быть может, вас заставляет плакать воспоминание о бриллиантах? – усмехнулся Новерр.

– Очень мне нужны эти бриллианты! – отвечала Аллар. – Я предпочла бы лишиться их десять раз, только бы не случалось этих несчастий.

– Вы не можете их лишиться, раз их у вас нет.

– Все-таки это несчастье, – сказала Аллар, вздыхая, – они были очень хороши, и я почти их не видела!

– Стало быть, вы сознаетесь, что жалеете о них?

– Конечно, жалею, но это не так меня огорчает, как та история, которую я услышала сейчас. О! Если для того, чтобы возвратить жизнь Нисетте и вылечить бедную Сабину, мне пришлось бы пробыть без бриллиантов всю жизнь, я без колебаний рассталась бы с ними.

– Успокойтесь, они уже у вас.

– Ах! – вскричала Аллар с испугом, увидев в своих маленьких ручках футляр.

Щегольски одетый мужчина, только что вошедший на сцену, стоял возле нее и любезно ей кланялся. Все находившиеся на сцене рассматривали его с удивлением.

– Это он! – выдохнула наконец Аллар.

– Да, я, собственной персоной, сохранивший в глубине сердца самую нежную симпатию, которую вы сумели мне внушить.

– Но… вы…

– Я Рыцарь Курятника!

– Ах, и я его узнала! – воскликнула Комарго.

– Я счастлив, что сумел произвести на вас такое впечатление, что вы и через три месяца смогли меня узнать, хотя видели не более одной минуты.

И незнакомец снова любезно поклонился.

– Ну да, это он! – вскричала Салле.

Рыцарь Курятника опять поклонился.

Бриллиантовые розы

Можно себе представить, как велико было общее изумление. Танцоры, танцовщицы, музыканты сбились в испуганную стаю.

Рыцарь, который, казалось, чувствовал себя непринужденно, как знатный вельможа, привыкший к опере, подошел к Аллар и сказал ей:

– Мой очаровательный друг, смиренно прошу у вас прощения за то, что так долго держал у себя эти вещи, но я хотел, чтобы Турнегем их выкупил. Поверьте, этот буржуа страшно осложнил мне жизнь! Я уже и писал ему, а он мне не отвечал. Находя его молчание не совсем приличным, я послал к нему преданного друга, который привез его ко мне сегодня утром. Турнегем не сразу согласился приехать, но вежливая настойчивость моего друга восторжествовала; словом, Турнегем выкупил бриллианты. Он выписал мне чек на свою контору, и я послал за деньгами. Деньги были доставлены, и мой друг отвез Турнегема обратно. Тогда я велел запрячь свой экипаж и, зная, что вы в Опере, приехал сюда. Вот ваши бриллианты, моя красавица, и раз я заставил вас долго ждать, то позволил себе прибавить к этому убору изумрудные сережки, которые смиренно прошу принять от меня как знак памяти.