Рыцарь Курятника
Шрифт:
— Нет. Он работал в своей мастерской целую ночь с каким-то заказом, не терпевшим отлагательств. Он расстался со своей сестрой за несколько минут до того, как она простилась со мной.
— Что говорят подмастерья и слуги?
— Ничего, они изумлены, никто из них не знал, что Сабина выходила.
— Как это странно!
— И никто не знает ничего для нас нового.
— Может быть, когда возвратится Даже, мы узнаем или догадаемся…
Слова Рупара были прерваны толчком, который чуть не сбил его с ног.
— Что это? — сказал он, вернув себе равновесие.
— Будьте осторожнее! — колко сказала госпожа Жонсьер.
Группу разговаривающих разъединил внезапно появившийся человек, который, разогнав толпу, направился прямо к парикмахерской.
Этот человек был высокого роста и закутан в длинный серый плащ. Войдя в парикмахерскую, он раздвинул всех, мешающих ему пройти, не обращая внимания на ропот, быстро взбежал по лестнице, находившейся в глубине помещения, и оказался на втором этаже.
На площадке стоял подмастерье парикмахера с расстроенным лицом, с веками, покрасневшими от слез, явно находившийся в глубоком унынии. Пришедший указал рукой на небольшую дверь, находящуюся возле другой, более высокой двери. Подмастерье кивнул утвердительно головой. Человек в плаще вставил ключ в замок и, тихо отворив дверь, вошел в комнату, освещенную двумя окнами, выходившими на улицу. В этой комнате стояли кровать, стол, комод, стулья и два кресла. На кровати с простыней, запачканной кровью, лежала Сабина Даже, дочь парикмахера, молодая девушка, которую Таванн нашел прошлой ночью на снегу, напротив особняка Субиа. Черты ее очень бледного лица заострились, глаза были закрыты, дыхание — едва заметно. Она была похожа на умирающую. Возле нее на кресле сидела другая молодая девушка с заплаканными глазами, казавшаяся очень огорченной.
Возле кровати, положив руку на спинку стула, стоял молодой человек лет двадцати пяти, очень стройный, благородной и мужественной наружности, с откровенным, добрым и умным лицом. Его лицо было омрачено глубоким горем. Перед комодом стояла женщина с великолепной фигурой, щегольски одетая, и готовила лекарство. В зеркале, висящем над комодом, отражалось изящное и умное лицо мадемуазель Кино.
Две служанки находились в конце комнаты и, по-видимому, ждали указаний.
Остановившись на пороге, пришедший обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на кровати, и лицо покрылось мертвенной бледностью. Как ни тихо отворилась дверь, это заставило девушку, сидевшую в кресле, повернуть голову. Она вздрогнула и поспешно встала.
— Брат! — сказала она, подбежав к человеку в плаще, который стоял неподвижно. — А вот и вы, наконец!
Молодой человек обернулся и сделал шаг вперед. Пришедший медленно подошел и печально поклонился мадемуазель Кино, потом приблизился к кровати, остановился, горестно сложив руки, глубоко вздохнул и спросил:
— Неужели это правда?
— Да, Жильбер, это правда! — сказал молодой человек, печально качая головой. — Мою бедную сестру чуть не убили сегодня!
— Чьих это рук дело? — продолжал Жильбер, глаза которого вдруг сверкнули, а лицо приняло жесткое выражение. — Кто мог ранить Сабину?
— Без сомнения, разбойники, свирепствующие в Париже.
Пришедший внимательно всматривался в Сабину. Сестра его бросилась к нему на шею.
— Брат, — произнесла она, — какое несчастье!
— Не теряй мужества, Нисетта, не теряй мужества! — сказал Жильбер. — Не надо отчаиваться!
Осторожно освободившись из объятий девушки, он взял за руку юношу и отвел его к окну.
— Ролан, — сказал он, — не подозреваешь ли ты кого-нибудь?
— Нет, никого!
— Говори без опасений, не колеблясь. Ты должен сказать все. Мне надо все знать… Ролан, — прибавил он после минутного молчания, — ты знаешь, что я люблю Сабину так же, как Нисетту. Ты должен понять, какие испытываю я горе, беспокойство и жажду мести.
Ролан пожал руку Жильберу.
— О! Я чувствую то же, что и ты, — сказал он.
— Ответь мне откровенно, как я спрашиваю тебя: не внушила ли Сабина кому-нибудь такой же любви, какую к ней испытываю я.
Жильбер пристально смотрел на Ролана.
— Нет, — отвечал он без малейшего промедления.
— Ты в этом уверен?
— Так же, как в том, что Нисетта не любит никого другого, кроме меня.
Жильбер покачал головой.
— Как объяснить это преступление? — прошептал он.
На улице послышался стук кареты, в толпе началось движение.
— Перед домом остановилась карета! — сказала одна из служанок.
— Это вернулся Даже, — сказал Жильбер.
— Нет, — возразила Кино, которая подошла к окну и посмотрела на улицу, — это герцог Ришелье.
— И Фейдо де Морвиль! — прибавил Ролан.
— Начальник полиции! — воскликнул Жильбер.
— И еще двое, — сказала Нисетта.
— Доктор Кене и виконт де Таванн!
— Боже мой! Зачем они сюда приехали? — спросила Нисетта в горестном недоумении.
— Еще карета! Это — мой отец! — вполголоса вскрикнул Ролан.
— Бедный Даже! — сказала Кино, возвращаясь к постели. — Как он должен быть огорчен!
Прибытие двух карет герцога Ришелье и начальника полиции произвело сильное впечатление на толпу, окружавшую дом. Жильбер сделал шаг назад, бросив в зеркало быстрый взгляд, как бы желая рассмотреть свое лицо, потом, кинув на стул — плащ, который он до сих пор не снимал, стал ждать.
Сабина лежала без движения, не раскрывая глаз. Ступени лестницы трещали под ногами людей, приехавших к придворному парикмахеру.
XII. ЛЕТАРГИЯ
Бледный от волнения мужчина вбежал в комнату.
— Дочь моя!.. — сказал он прерывающимся голосом. — Дитя мое!
— Отец! — сказал Ролан, бросаясь к Даже. — Осторожнее!
— Сабина!..
Шатаясь, Даже подошел к постели. В эту минуту в комнату вошли герцог Ришелье, начальник полиции и доктор Кене. Мадемуазель Кино пошла к ним навстречу.
Даже наклонился над постелью Сабины, взял руку молодой девушки и сжал ее. Глаза его, полные слез, были устремлены на бледное, бесстрастное лицо больной. Глаза Сабины были открыты, но смотрели в никуда. Она лежала совершенно неподвижно, дыхание ее было едва слышно.