Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
В золотой государственной карете, открытой со всех сторон, под красным бархатным балдахином, над которым развевалось четыре султана из перьев, сидела Елизавета, она была в ослепительно белой одежде, и на ее устах играла та приветливая и нежная улыбка, которой она всегда встречала народ, который возвел ее на престол из тюрьмы, гордость и любовь которого Елизавета составляла теперь. Все бросились на колени.
— Да здравствует народ! — вскричала королева.
— Боже, храни Королеву! — загремело ей в ответ, раздался колокольный звон, а с Тауэра загремели орудия. Непосредственно за
Роули был последней надеждой Леопольда, написавшего королеве письмо следующего содержания:
«Ваше величество, могущественнейшая и великодушнейшая королева! Как на чужеземца на меня смотрят с недоверием. Не имея возможности приблизиться к Вам, я избираю настоящий путь и заклинаю ваше величество смертью Вильгельма Оранского и страшной опасностью, которой ежечасно подвергается ваша жизнь, не доверяйте Уильяму Парру, доктору права! Он принадлежит к числу наемных убийц Испании или папы. Если бы ваше величество и теперь еще сочли это делом невозможным, то вспомните о моем предостережении, по крайней мере, тогда, когда северные католики снова восстанут. Я готов смертью подтвердить истину моих показаний.
Леопольд фон Ведель».
С письмом этим Леопольд отправился к Уолтеру Роули. Со времени своего прибытия в Англию фон Ведель настолько освоил английский язык, что уже мог обходиться без помощи переводчика, что делалось для него необходимее по мере приближения катастрофы, которая могла закончиться или гибелью Леопольда, или спасением королевы.
— Вот вы и здесь, — закричал ему навстречу сэр Уолтер. — Я так и думал, что вы не замедлите. Какие у вас планы на сегодняшний день? Не хотите ли отправиться со мной ко двору?
— Я не был представлен ко двору, сэр.
— Что за глупости! Я представлю вас.
— Вы слишком добры, милорд, и в свое время я не премину вспомнить о вашем предложении. Но поскольку королева отклонила мою просьбу об аудиенции и не доверяет мне по делу, в котором я могу сослаться на письменное свидетельство Вильгельма Оранского, то позвольте мне, милорд, быть настолько гордым, чтобы обождать, когда ее величеству будет угодно видеть меня. Но у меня есть к вам просьба другого рода.
— Говорите!
— Прошу вас, сэр, вручить письмо это королеве. В нем говорится о деле, лично касающемся ее величества. Если вы любили Вильгельма Оранского, то передайте письмо ее величеству.
— Сегодня же.
— Тем лучше! Заметьте, уничтожит ли его королева, или даст ответ, который может показаться вам странным, но знать который мне было бы очень полезно.
— Вам не угодно открыть мне эту тайну?
— Не смею! Сделать это может одна только королева! Другое дело, не имеющее ничего общего с предыдущим, касается Шотландии. Насколько мне известно, при Дворе существуют две партии, из которых одна желает, чтобы Иаков I наследовал Елизавете, а другая и знать ничего не хочет о Иакове.
— Да и я тоже! Впрочем, я знаю эту
— Не можете ли вы с помощью вашего влияния…
— Я слишком недавно пользуюсь благосклонностью королевы, Лестер слишком еще силен, чтобы взвалить еще себе на шею Уолсинхэма, — быстро возразил Роули. — Елизавета — умнейшая женщина, но она допускает при дворе различные партии с тем, чтобы слуги ее следили друг за другом и таким образом обеспечивали ей свободу действий. При всех своих дарованиях королева сознает, что она все-таки женщина, и никому из мужчин не доверяет полностью, опасаясь, чтобы он не подчинил ее своей власти. Тот только может иметь надежду на победу, кто, по-видимому, менее всех требователен. К числу таких хитрецов принадлежит Уолсинхэм, я тоже действую таким образом, а потому было бы чрезвычайно опасно сделать против него ход, который сэр Френсис, наверное, никогда не простит мне.
— Будь я уверен, что письмо в руках королевы, то мне решительно все равно, кто будет царствовать после нее.
— Через два часа она получит письмо. Можно ли увидеться с вами сегодня вечером и провести вместе часок-другой за бутылкой вина?
— «Белый Медведь» — гостиница приличная, не знаю только, достаточно ли она хороша для вас.
— Что за нелепость, друг! Я моряк, и, несмотря на эти перья и кружева, шелк и бархат, я, в сущности, все-таки предпочитаю смоленую куртку.
— В таком случае, окажите мне честь быть моим гостем.
В назначенный час знаменитый мореплаватель явился к Леопольду. Шедший за ним слуга поставил на стол два небольших деревянных ящика и ушел. Роули был серьезен и задумчив.
— Мы одни? — спросил он.
— Совершенно одни.
— Послушайте, что за чертовщина была в письме вашем?
— Разве королева не дала вам прочесть его?
— Нет. Она изорвала его в клочки.
— И разгневалась?
— Ну, нет. Во время чтения она вскрикнула и побледнела, затем медленно изорвала письмо и сказала:
— Лорд Уолтер, этот рыцарь фон Ведель или избранный Богом человек, или величайший в мире плут. Скажите ему, что в надлежащее время я вспомню о докторе, но фон Ведель все-таки не увидит меня!
Затем она опять повеселела, и мы стали беседовать о другом.
— Позвольте, милорд, и нам поговорить о других вещах. Садитесь — и за чашу!
— К этому вину, — улыбнулся Роули, — придется кстати это вест-индийское зелье! — Он открыл один из ящиков. — Прошу вас принять маленький подарок. В Англии это новость.
— Но не для меня, милорд, хотя это и другая трава, и другие трубки.
— Но если не на дальнем западе, то где же вы курили, сэр?
— На берегах Нила, в Каире.
— Черт побери! Да вы такой же любитель приключений, как и я!
Леопольд вынул из стола какую-то странную, блестевшую особенным зеленым отливом, прекрасную вещицу.
— Посмотрите, милорд.
— Прелестно и к тому же очень оригинально!
— Это диадема из царских гробниц в больших пирамидах. Примет ли ее величество эту вещь в подарок во время турнира?