Рыцари морских глубин
Шрифт:
Смертельно усталый, не помню, как заснул, как спал. Просто вырубился, наповал сражённый глубоким сном.
Проснулся в десять часов утра. В палатке нудели комары, напитые кровью. Моей, понятно. Всё же пробились внутрь сквозь щели.
Я откинул полог.
Солнце яркое, тёплое резало глаза ослепительным светом. Переливаясь в его лучах тёмно–синими, зелёными, голубыми волнами, несла свои воды могучая Обь. Сибирская владычица тайги и болотистых равнин, неиссякаемый источник жизни, главная питательная артерия всей Западно — Сибирской низменности. Из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, из эры в эру, не останавливаясь ни на мгновение, течёт она с юга на север, с гор Алтая в море Карское.
Так было здесь сотни миллионов лет назад, в кембрийский период, когда по дну реки ползали трилобиты, а болотистые берега заселяли причудливые растения, кишащие амфибиями.
Так будет и сотни миллионов лет после нас, и какие–нибудь невообразимые существа будут греться на солнце на этом самом месте.
Однако, некогда философствовать. День обещает быть жарким, ветра нет и надо попытаться войти в протоку Парабель, берущую начало левее, за мыском, в каких–нибудь двухстах метрах от меня. И это будет сделать не просто. Вдоль берега, повинуясь непонятным законам гидродинамики, течение здесь обратное. Брось в воду щепку, палку и вот уже они, подхваченные быстрым потоком устремляются назад, закручиваются водоворотом, плывут к фарватеру. Но, благо, нет ветра.
После трёх попыток справиться с противным мне течением, я, наконец, догребаюсь до мыска, обхожу его и облегчённо вздыхаю. Я в тихой, спокойной протоке Парабель. Идти по ней километров сто или больше — трудно высчитать расстояние по карте — протока на ней извилистой синей ниткой вьётся по бледно–зелёным пятнам топографических обозначений болот и тальниковых зарослей до Каргаска.
Прохожу селом. По обеим сторонам протоки, как на широкой улице, стоят дома. Ступени крыльца от каждой избы сбегают прямо к воде. Возле домашнего причала болтаются две–три лодки. Обласки–долблёнки, дощатые вёсельные, дюралевые моторки. Они во множестве снуют по протоке и её заливам, по проливам и плёсам. На некоторые лодки приделаны срезанные со старых автомобилей салоны. На их крышах табло с шашечками такси. Чудно! Чего только не придумают находчивые жители речных деревень! Нужда — мать изобретательности!
Вот самодельное речное такси, тарахтя дымящим двигателем, подвезло к полузатопленной барже, служащей причалом, гостей из близлежащего посёлка. А вот молодая мамаша с дочкой–первоклассницей, прикрываясь от утренней прохлады брезентовой накидкой, усаживается в лодку. Бородатый старик вставляет вёсла в уключины, готовится везти внучку в школу. Мимо проносятся моторки с прилично одетыми людьми. Они спешат на работу, в больницу, в магазин, по другим делам. Катер, гружёный сеном, простучал мотором навстречу мне. Лодочный транспорт, судя по обилию плавсредств, здесь также привычен, как в нашем городе автомобильный.
Венеция да и только!
После полудня скрылось село Парабель за поворотом, где слева в протоку влилась река Парабель, образуя в этом месте трёхустье.
Неторопливое, безмятежное плавание по тихой протоке вновь вернуло меня в хорошее расположение духа, подняло настроение, изрядно подпорченное на штормовой Оби. Над головой со свистом рассекают воздух быстрокрылые утки. Призывно трубя, пролетают журавли. В зарослях тальников надрывают глотки своим «падер–рись… падер–рись…» кулики. И словно крохотный вертолётик взмывает вверх и с жужжанием падает с высоты длинноклювый азиатский бекас.
Я выпил горячий кофе, достал из планшета толстую походную тетрадь, гелиевую ручку, и слегка подправляя плот веслом, полистал потрёпанные страницы.
Итак, на чём прошлый раз остановился?
На том, как впервые в жизни пробухал яловыми сапогами по верхней палубе подводной лодки.
Да, именно, пробухал. Потому что прочный корпус подводного корабля снаружи одет в лёгкую обшивку со множеством на ней овальных дыр–шпигатов. На прочном корпусе закреплены огромные баллоны с воздухом высокого давления, трубопроводы, механизмы гидравлики и другое оборудование. Листы металла в пять миллиметров прикрывают это нагромождение забортной аппаратуры, делают обводы корабля плавными, обтекаемыми. Прочный корпус подлодки без лёгкого всё равно что автомобиль без капота. А шпигаты нужны для того, чтобы на глубине тяжестью воды не раздавило, не прогнуло тонкое железо лёгкого корпуса. И когда идёшь поверху, шаги гулко, как по пустой бочке, отдаются по всей палубе и в надстройке. И про сапоги я упомянул не случайно. Именно в них, в сапогах из добротной кожи, большей частью ходят подводники на лодку и обратно с неё. Это уже потом, в отсеке или на плавбазе переобуваются в мягкие сандалии, в ботинки. А попробуй без сапог выйти на швартовку! Гиблое дело! При работе со стальными тросами, на погрузках и выгрузках торпед, ракет, аккумуляторных батарей, продовольствия, патронов регенерации воздуха, во время суетной беготни по трапам не обойтись без сапог.
Волнительная радость, испытываемая мною при первом восхождении на подводную лодку наверно сравнима с чувствами дикаря–туземца, обуреваемого восторгом от посещения парусного фрегата Магеллана. Легко взбежал я по трапу на борт К-136, козырнул флагу и вслед за всеми исчез за железной боковой дверью в ограждении боевой рубки. Там, внутри, быстро по ступеням трапа вверх, к открытому люку на верхнем мостике. Один за другим прыгают в него подводники. На какое–то мгновение опираются на крышку люка, но руки уже поймали латунные, отполированные до золотого блеска поручни вертикального трапа. Не задевая ногами перемычек, камнем падают вниз в узкой трубе люка, скользя ладонями по холодным поручням. Задерживаться нельзя. Иначе тебе на голову приземлится пара чьих–нибудь сапог. Мягкий соскок и ты в ослепленьи центрального поста, сверкающего хромом, никелем, медью и латунью, разноцветьем табло на приборных панелях.
Но камнем лететь вниз, слегка придерживаясь за поручни, это особый шик. На то тренировка нужна. И не одного дня. Так, что мы, салаги, в первый свой выход на боевой корабль мешками неуклюже вваливались в рубочный люк, цепко хватались за поручни, искали ногами лесенку, уворачиваясь от сапог спускавшегося тебе на голову товарища.
А спустившись в центральный пост, ошалело разинули рты от сияния, блеска и бесподобной чистоты в отсеке.
Мы растерянно столпились у колонки аварийного всплытия, не соображая в какую круглую межотсечную дверь нырнуть. Где нос? Где корма?
На помощь пришёл старшина команды БЧ-2 Голычев.
Улыбается главный старшина, с пониманием смотрит на потерявшихся новичков: что с них взять? Известное дело — салажня!
— Что, заблудились? Пожалуйте за мной в четвёртый отсек!
Он приподнял вверх длинную рукоятку кремальеры — стального обруча, освобождая сферическую дверь в переборке от прижимающих её клиньев.
Межотсечные двери на подводной лодке всегда должны быть закрыты и задраены на кремальеру. Оставить не задраенной, открытой дверь на лодке — морская серость. То же самое, как ехать в автомобиле с распахнутой дверцей. Вы садитесь в автомобиль, и не думая, чисто машинально захлопываете за собой дверцу.
Так и подводник. Пройти из отсека в отсек и оставить за собой открытую дверь — оплошность, не позволительная даже зелёным салагам. И если в кино увидите раззяпанные настежь межотсечные двери в подводной лодке, особенно в подводном положении или по боевой тревоге — знайте! То наиглупейшая глупость, наитупейшая тупость дурака–режиссёра, пожалевшего деньги на консультации со специалистами.
Держать открытыми двери в отсеках разрешается только по команде с центрального поста, о чём делается соответствующая запись в вахтенном журнале. Так, например, открываются двери для вентиляции отсеков, для прохода бачковых во время обеда, в период ремонта в доке. В море проход из отсека в отсек допускается только с разрешения центрального поста и с обязательным задраиванием двери за собой. По боевой тревоге все находятся на своих боевых постах. И все переборки задраены наглухо на кремальеру. Так вот!