Рыцари пятого океана
Шрифт:
Летчики и техники базы окружили нас плотным кольцом. Их интересовало буквально все: и что за самолеты у японцев, и какой тактики они придерживаются в бою, хорошо ли дерутся наши ребята, как относится к советским людям местное население? Объяснить это любопытство было нетрудно: японо — китайская война находилась в фокусе мировой политики, и судьбы Китая волновали каждого человека. А у летчиков к тому же пробуждался еще и чисто профессиональный интерес.
Мы рассказали обо всем, что знали, видели и лично пережили. Хозяева в свою очередь посвятили нас в такие вопросы,
Вечером начальник базы Акимов, с которым я успел довольно близко познакомиться, когда летел в Китай, пригласил нас к себе на ужин. Засиделись допоздна. Переговорив обо всем, я наконец спросил Акимова:
— А как улететь отсюда домой?
— Надо ждать оказию.
Под оказией он подразумевал самолет, который привезет из Союза очередную партию груза. Это меня не устраивало. Ожидание могло затянуться на неделю.
На следующий день, проходя по аэродрому, я обратил внимание на притулившийся в стороне самолет ТБ-1. Спрашиваю у Акимова:
— Чей?
— Казахского управления ГВФ. Копаются уже дней семь. Старая телега, а не самолет, — небрежно обронил Акимов.
— А когда они собираются лететь?
— Кажется, завтра.
Я воспрянул духом. Может быть, и меня захватят? Черт с ним, что самолет на ладан дышит. Авось дотянет как-нибудь.
Подходим к экипажу, здороваемся. Из кабины на зем лю спускается летчик. Смешливые глаза. На лацкане пиджака значок депутата Верховного Совета Казахской ССР.
— Коршунов, — представляется он и крепко жмот руку.
Рядом с самолетом, на промасленном чехле, лежат гармошка, балалайка и мандолина.
— На такой базе, как ваша, можно создать музыкальный оркестр, — в шутку говорю Коршунову.
— Он уже есть. Все члены экипажа — музыканты. Веселимся как можем. Не ждать же, когда к нам артисты Большого театра приедут, — смеется Коршунов.
Своим задором он заставил нас забыть, что перед нами стоит не самолет, а старая скорлупка, и потому мы, не раздумывая, попросили:
— Не подбросите ли до Алма — Аты?
— Сколько вас? — справился Коршунов.
— Трое. Я, Пушкин и Маглич.
— За милую душу, — живо согласился пилот. — Самолет большой, места хватит. Да и нам веселее будет.
Когда все формальности были утрясены и мы с Акимовым отошли в сторону, он, косясь на старый ТБ-1, посчитал нужным предупредить:
— А я бы на вашем месте все же подождал.
— Ничего не случится, — воодушевленный оптимизмом Коршунова, ответил я. — Дотянем!
— Ну, ну, смотрите.
Вылетели через день. Во время разбега ТБ-1 так скрипел, что казалось, развалится до подъема в воздух. Грешным делом, я вспомнил Акимова и подумал: надо бы послушаться его, подождать. Но было уже поздно. Самолет, еще раз жалобно скрипнув, успокоился, и под нами поплыли горы. Потом открылась
Стало необыкновенно тихо. Мы с Пушкиным тревожно переглянулись. Справа и слева, разделенные песчаной долиной, тянулись горы. Самолет начал резко терять высоту. Где сядем? Справа показалась малонаезженная до рога. Лучшего места в аварийной ситуации трудно и придумать.
Коршунов сразу же довернул машину и пошел на посадку. Пробежав по песку с десяток метров, самолет остановился как вкопанный. Коршунов вылез нз своей кабины и, скаля в задорной улыбке белые зубы, как ни в чем не бывало сказал:
— Сидим, товарищи начальники.
За бортом мы чуть не задохнулись от жары. Казалось, будто рядом стоит гигантский горн и нагнетает раскаленный воздух, сжигающий на своем пути все живое. Осмотрелись. Ни кустика, ни деревца, ни живой былинки. Один песок да серые, нагретые солнцем камни.
Коршунов открыл планшет и развернул желто — коричневую, под цвет местности, карту.
— Вот где мы, товарищи начальники, находимся, — ткнул он пальцем в песчаную долину. — Воды, как видите, нет.
Мы перешли на другую сторону самолета, думая, что там есть хоть какая-нибудь тень. Но увы. Солнце стояло в зените, и тень лежала под самым брюхом ТБ-1.
— Ну-ка, котик, — обратился Коршунов к своему флегматичному, плотному механику. Котиком он назвал его потому, что у механика фамилия Котов, хитренькая улыбка и мягкая, как у кошки, походка. — Будь добр, поднимись в кабину и принеси градусник.
Котик принес термометр. Коршунов положил его в тень, и все увидели, как по тоненькому каналу стеклянной трубки ртуть быстро стала подниматься вверх.
— Ого! — комментировал Коршунов. — Пятьдесят, пятьдесят пять, шестьдесят, шестьдесят пять…
На цифре «70» ртуть остановилась.
— А теперь, товарищи начальники, облачайтесь в меховую амуницию. Будем думать и держать совет.
Даже в этой труднейшей обстановке Коршунов не терял присутствия духа и старался шутить. По — настоящему-то ему следовало отругать Котова за плохую подготовку самолета, но он только с укоризной посмотрел на него: кота, мол, как ни бросай, все равно он станет на ноги — критика не действовала на флегматичного парня.
По совету Коршунова мы надели комбинезоны и, к своему удивлению, убедились, что действительно стало намного легче. Прямые солнечные лучи не обжигали тело, шлем надежно защищал голову.
— Для начала скажу, товарищи робинзоны, — не удержался Коршунов от шутливой параллели, — что у нас есть полтора ящика шоколада и два термоса воды. Выпьем эту — сольем из радиаторов. Словом, живем — не тужим.
— Трасса проходит здесь? — осведомился Пушкин.
— Здесь, здесь, — подтвердил Коршунов. — Самолеты летают почти ежедневно. Если мы разожжем костры — нас непременно увидят и помогут.