Рыцари свастики
Шрифт:
— Потому что, когда приехала санитарная машина «Скорой помощи», рядом нашли палку, которой мне переломили ногу.
— Как — пе-ре-ломили? — заикаясь, спросил Роланд.
— Довольно просто. Их было трое. Они подошли ко мне неожиданно из-за кустарника, когда я вечером шел через парк. Один из них остановил меня, и тогда я увидел, что нижняя часть лица у каждого из них была закрыта повязкой. На меня смотрели три пары глаз. Я молчал, понимая, что разговор предстоит по их инициативе. Тот, что был повыше и крепче в плечах — пожалуй, даже крепче, чем ты, сказал: «Мы тебе не намерены читать лекции, как в университете. Но ты должен знать, что никому, в том числе и тебе, не положено совать нос в чужие дела. И тем более мы считаем нетерпимым, чтобы в среде немецкого студенчества такие типы, как ты, проповедовали свои сопливые идеи. То, что эти сопли красного цвета, ясно каждому».
В заключение этой фразы он резко двинул мне по носу, так, что я действительно набрал себе пригоршню крови. Не успел я опомниться, как он заключил: «Чтобы этот разговор тебе запомнился надолго, мы намерены убавить твою прыть».
Двое молчаливых его спутников схватили меня с обеих сторон и, чтобы я не отбивался, заломили руки. А третий выхватил из-за куста тяжелую, толстую палку и с размаху хрястнул меня по левой ноге. Тогда впервые я очень хорошо понял смысл выражения «искры посыпались из глаз». Если бы это было в летнюю жару, то я мог бы в парке пожар устроить.
В другое время Роланд, наверное, разозлился бы на Герда за его манеру подтрунивать в самых, казалось бы, неподходящих ситуациях, но на этот раз все услышанное настолько потрясло его, что он лишь растерянно протянул:
— Ну, а что было потом?..
— Когда я пришел в себя, никого уже не было. Врач говорит, что, видимо, я от резкой боли на короткое время потерял сознание. Попробовал было встать — и заорал… Да, видно, так громко, что прибежал какой-то парень, и он позвонил в больницу. Вот так.
— А полиция? Их нашли? — спросила Эрика, которая слушала рассказ Герда, закусив нижнюю губу.
— Вот на этот вопрос я вам, к сожалению, не могу ответить. Но думаю, что, если бы их поймали, полиция нашла бы возможность похвастаться своей оперативностью. А мне самому как-то неловко их спрашивать. Во-первых, телефона нет под рукой, а во-вторых, мне очень неудобно перед ними. Когда я рассказал все это полицейскому, он укоризненно сказал мне: «Да, не очень густо. По таким приметам работать невозможно. Следующий раз будьте внимательнее, молодой человек». Я пообещал, что в другой раз постараюсь успеть получше разглядеть своих собеседников, а если удастся, даже взять у них интервью.
Герд откинул голову на подушке. Крупная капля лота со лба медленно скатилась на шею. Чувствовалось, что длинный монолог дался ему нелегко.
Роланд, обескураженный, молча теребил край простыни. Все случившееся было настолько невероятно, что напоминало самый примитивный детектив. Если бы это рассказал ему кто-либо другой, а не Герд, он бы только скептически ухмыльнулся. Но перед ним лежал Герд с шинами, наложенными на ногу, переломленную примитивным, зверским способом. И где? У них в университетском городе, где до сих пор властвовал дух разума и интеллекта. А оказалось, что рядом жили сторонники садизма и зверской жестокости.
— Собственно, после истории с Вальтером Биркнером меня это не особенно удивляет, — спокойно заметил Герд. — Единственное, пожалуй, непонятное во всем этом: что они имели в виду под чужими делами? Ума не приложу, кому я мог так насолить!
Роланд сжал челюсти, когда услышал про Биркнера, тем более в присутствии Эрики. Но Герд сказал об этом не нарочно, совершенно забыв о том, что Роланд очень болезненно воспринимал всякое упоминание о той злополучной дискуссии. Обижаться на него, тем более в такой ситуации, было глупо. И Роланд молча сглотнул горькую слюну досады и неудовольствия.
В палату вошла Моника. Она удивленно повела бровями в сторону Роланда, поздоровалась с ним и, отрешась от всех, погрузилась в свой молчаливый разговор с Гердом: одними глазами.
Возникла неловкая пауза. Эрика поднялась первая. Простившись с Гердом, она направилась к выходу. Роланд тоже поднялся со своего места.
Они молча прошли по больничному коридору. У выхода молоденькая сестра, не пропускавшая Роланда, увидев его рядом с Эрикой, колючим взглядом проводила их обоих, но, слава богу, ничего не сказала.
Они медленно и долго шли рядом по улицам города. Роланд мучился над тем, как лучше начать разговор. Он отбрасывал одну фразу за другой, все казалось ему неподходящим. Чем дальше, тем труднее становилось сказать первое слово.
— Я должна срочно возвращаться в Мюнхен, — вдруг сказала Эрика. — Приезжай к нам одиннадцатого октября. У нас будет интересная встреча.
В клубе «Аргумент»
Им так и не удалось поговорить в тот день. Эрика пригласила его в Мюнхен как раз в тот момент, когда они поравнялись с серым «пежо», стоявшим около магазина «Университетская книга». Роланд хотел было расспросить Эрику о ее делах, но из машины вышли парень с девушкой и направились к ним.
— Мы тебя заждались, Эрика. Уже думали, что-нибудь случилось, — затараторила девушка. Она была невысокого роста, тоненькая, с маленьким вздернутым носиком. Личико ее, небольшое, овальной формы, чем-то напоминало мордашку лисички.
Высокий, крепко сбитый парень с шапкой черных волос лишь укоризненно посмотрел на Эрику и протянул руку Роланду:
— Дитер Мёле, из Мюнхенского университета.
«Лисичка» сделала смешной реверанс и назвалась:
— Кристль.
Роланд сухо представился. Чувство досады на самого себя и на обстоятельства, помешавшие разговору, грозили обернуться неприязнью к знакомым Эрики.
Эрика еще раз повторила свое приглашение и, объяснив, что они опаздывают, простилась с ним.
Когда машина отъехала, Роланд с неожиданной злостью так поддал валявшуюся рядом жестяную банку, что она, описав дугу через всю улицу, с грохотом влетела в мясную лавку «Канальгерух и сыновья». Хозяин лавки, старый еврей Карл Канальгерух, широко известный среди жителей под именем Кенгуру за то, что однажды он попался на продаже подпорченного мяса кенгуру, в это время развешивал на витрине пышные связки колбас. От неожиданного грохота пролетевшей мимо него банки он свалился с табуретки и заорал благим матом не столько от боли, сколько от страха. На крики старого Кенгуру, призывавшего на помощь господа бога и своих сыновей, сбежались молодые рослые кенгурята, каждый весом не менее двух центнеров 25 . Роланд не стал дожидаться, пока они обнаружат виновника переполоха, и предпочел незаметно скрыться в ближайший переулок.
25
Немецкий центнер равен 50 килограммам.