Рыцари свастики
Шрифт:
Национал-социалисты заявляли: «Вермахт — оруженосец немецкого народа. Он охраняет германский рейх и отечество, народ, объединенный идеей национал-социализма, и его жизненное пространство».
НДП провозглашает сегодня: «Отвага немецких солдат всех времен должна служить примером бундесверу. Служба в армии — почетная служба… Пока отцы безнаказанно клеймятся как преступники, сыновья не могут быть хорошими солдатами».
— Не надо! Это ужасно!.. — Высокий женский голос взметнулся к потолку, как испуганная птица, и, рванувшись вперед, рассыпался в истерическом рыдании.
В зале поднялся шум. Несколько человек бросились к высокой худой девушке, которая закрыла голову руками. Ее острые плечи тряслись, как у женщин-плакальщиц на погребении.
— У нее родители погибли в Освенциме, — ответила Эрика на вопросительный взгляд Роланда.
В
Рождественская индейка под коричневым соусом
В большом старинном зале, принадлежавшем хозяину пивной «Цур квелле» 27 , пятидесятилетнему великану Леберу с вечно багровым лицом, собралось уже около восьмидесяти человек. Для Мариендорфа, небольшого поселка, где число жителей составляет не более двух тысяч человек, это было не так уж мало. В ожидании оратора собравшиеся с достоинством, не спеша тянули пиво, много курили и вели неторопливые беседы. Крепкое баварское пиво постепенно развязывало языки: становилось шумно.
27
«Цур квелле» (нем.) — «К источнику».
Рихард Грифе, сидевший за крайним столом, который предполагалось затем объявить столом президиума, исподтишка рассматривал сидевших в зале людей. Ойген Хинкман, уроженец здешних мест, уже доложил ему обстановку. Среди присутствующих около тридцати человек члены ХИАГ 28 и бывшие политические работники НСДАП, есть деятели из землячеств и организаций беженцев, покинувших ГДР и области, возвращенные после 1945 года Польше и Чехословакии.
Но многие из присутствовавших были совсем молодые люди, которые в 1945 году только учились ходить и говорить первые слова. За такими Грифе наблюдал особенно тщательно. Молодежь была для него загадкой, но к ней следовало найти ключи, ибо от этого зависело будущее партии. С тех пор как Грифе стал тесно сотрудничать с фон Тадденом, барон часто давал ему доверительные поручения, посылал на собрания и митинги в те места, куда не мог поехать сам. Помимо общего уяснения обстановки, наблюдений и последующего анализа и доклада, в его задачу входило поддержание контактов с доверенными людьми фон Таддена и слежка за членами руководства НДП. Барона интересовали мельчайшие детали: кто как ведет себя, с кем встречается, с кем поддерживает тесные отношения, у кого есть влиятельные связи и прежде всего каково отношение этих людей к нему и Тилену. Грифе, имевший опыт и вкус к таким делам, неплохо справлялся с поручениями и пользовался особым расположением фон Таддена, хотя, к сожалению, этот факт пока приходилось скрывать от не менее любопытных глаз и ушей доверенных Тилена. Сегодня у Грифе было особенно приподнятое настроение: после этого собрания он был приглашен на рождественскую индейку к фон Таддену. И хотя рождество было только через три дня, все равно это был знак высочайшего доверия и чести.
28
ХИАГ (сокр. нем.) — Организация помощи бывшим членам СС.
Лебера, старого члена НСДАП и активиста НДП, Грифе предупредил, чтобы пока никто не знал о его присутствии. Это позволяло ему использовать время до прихода основного оратора и, не привлекая назойливых взглядов, осваиваться в новой обстановке.
Багровый Лебер сиял, как начищенный медный таз: он едва поспевал обслуживать гостей. Ему помогала дочка, не по возрасту пышная девица лет семнадцати, с багровым румянцем, доставшимся в наследство от папы. Духота в зале делала свое дело: жажда развязывала кошельки бюргеров. Выручка обещала быть солидной. Грифе с восхищением наблюдал, как проворно передвигается быкообразный Лебер среди столиков, как
«Вот это работа!» — восхищенно отметил про себя Грифе. А мимо уже проплывала багровая громадина, держа в каждой ручище по нескольку кружек пива.
В этот момент в зал вошел Вильгельм Плейер, объявленный основным оратором на сегодняшнем собрании. Он увидел Грифе, подошел к нему и поздоровался:
— Приветствую тебя, дорогой Рихард! Как дела?
— Отлично, маэстро! Ждем вас с нетерпением.
— Ну, не преувеличивай.
К ним подошел Лебер и подвел худосочного блондина лет тридцати пяти.
— Добрый вечер, господин Плейер! Разрешите представить господина Розенблата, председателя местной партийной организации.
Плейер снисходительно взглянул на местного фюрера и пожал ему руку.
Получив разрешение начинать, Розенблат засуетился и стал передвигать столы. В зале несколько стихло: собравшиеся с любопытством смотрели на группу людей, стоявших рядом с Лебером.
На стене за столом президиума повесили знамя НДП, красное, с белым кругом посредине, внутри большие голубые буквы: «НДП».
Розенблат представил собравшимся Плейера и Грифе; причем первого он назвал доктором и поэтом. Грифе едва заметно усмехнулся: в НДП уже многие заметили пристрастие Плейера к титулам и его особую слабость к званию поэта.
Плейер говорил вызывающе и с пафосом:
— Партии, допущенные по лицензиям 29 , были бы рады, если бы на их собраниях было столько людей, как у нас сегодня!
Плейера поддержали. Грифе заметил, что особенно активно собравшиеся реагировали в тех случаях, когда оратор обращался к ним как к избранным и подчеркивал их особые достоинства. Затронув вопрос о периоде «третьего рейха», Плейер заявил:
29
НДП в своей пропаганде нередко называла партии ХДС, СДПГ и СвДП «партиями, допущенными по лицензиям», имея в виду, что эти партии создавались после 1945 года только в случае получения разрешения у оккупационных властей западных держав.
— Национал-социалисты в прошлом были большими европейцами, чем сегодняшние деятели!
Его поддержали бурными аплодисментами, и он продолжал:
— Гитлер мыслил более европейским образом, чем Черчилль!
Аплодисменты слились с криками одобрения. Кто-то в упоении стучал кружкой по столу. Однако стук сразу же стих, стоило только Леберу посмотреть в ту сторону.
— Военные преступники, которые придумали блокаду голодом, имеют восемьсот тысяч человек на своей совести. Вот почему я считаю, что Черчилль был самым неполноценным человеком нашего времени.
Подстегиваемый аплодисментами, Плейер разошелся:
— Гитлер не был безумцем!
Выкрики в зале: «Браво!»
— Он лишь дубасил на улицах коммунистов. Без Гитлера мы все были бы сегодня коммунистами. И это с помощью союзников большевики дошли туда, куда они хотели.
Грифе внимательно следил за реакцией зала. Он отмечал в своем блокноте, какие лозунги и заявления пользовались наибольшей поддержкой среди присутствующих. Причем он отмечал разницу в реакции различных групп по возрасту и социальному положению, если последнее ему удавалось определить. Он брал также на заметку всех тех, кто тем или иным способом выражал свое неудовольствие или скепсис по отношению к оратору. Грифе заметил, что за столиком, где сидели несколько рабочих парней, чаще всего раздавались ехидные замечания и выкрики. Эта реакция стала особенно заметной, когда Плейер начал оправдывать нападение фашистов на Чехословакию.