Рыцари свастики
Шрифт:
На экране появился диктор, который объявил, что первая программа телевидения передает интервью с доктором Вильгельмом Плейером, членом правления НДП и штатным докладчиком партии.
Роланд искоса посмотрел на Эрику. Лицо ее было напряжено, подбородок вытянут вперед, отчего казалось, что она вся в стремительном движении, готовая каждую секунду ринуться туда, где требуется ее вмешательство. Она настолько была поглощена тем, что происходило на экране, что не чувствовала взгляда Роланда. Так еще не было ни разу, чтобы они сидели рядом и он мог безнаказанно смотреть на нее в профиль. Роланд засмотрелся на ее одухотворенное лицо и совсем забыл про сеанс
— В центре рейха находился Эгер, — говорил Плейер, упираясь на карте указкой в чехословацкий город Хеб. — Если на карте Центральной Европы провести окружность, приняв за центр Эгер, то мы увидим, что этот город находится как раз на полпути между Триром и Ратибором. — Указка вонзилась в польский город Рацибуж… — Между Штеттином, — Плейер указал на Щецин, — и Боценом… — Плейер поискал глазами и нашел на карте Италии Больцано, — между Куксхафеном и Марбургом на Драве… — указка метнулась к югославскому городу Марибор, — между Мюльхаузеном в Эльзасе…
— Это французский Мюлуз! — нервно выкрикнул кто-то в зале, слишком сильно для немца грассируя «р».
— …и Шнейдемюлем в Западной Пруссии, — энергично продолжал Плейер, указывал на польский город Пила, — за который особенно далеко простираются немецкие земли. Точно так же сюда входят Саарбрюккен и Оппельн, — указка вновь дернулась в сторону Польши и уткнулась рядом с городом Ополе, — Гамбург и Филлах в Каринтии, — Плейер пересек австрийскую границу и показал невидимую точку, — …Цюрих, — наскок на Швейцарию, — …и Позен. — Указка метнулась обратно к польскому городу Познань.
Все это произносилось с достаточно умеренным пафосом, но с нескрываемой гордостью. Обрисовав территориальный идеал НДП, полностью совпадавший с «великогерманским рейхом», господин Плейер пожелал телезрителям доброго вечера и раскланялся. Экран погас.
Раздался щелчок выключателя: в зале вновь вспыхнул яркий свет. Вначале было тихо. Но вот кто-то вскочил и, отчаянно жестикулируя, стал горячо говорить, перемежая немецкие и французские слова:
— Вы слышали, что он говорил? Как можно разрешать выступать по телевидению таким людям, которые открыто претендуют на французские земли!..
— Кто это? — спросил Роланд у Эрики.
— Это студент из Сорбонны, приехал к нам на год по государственному соглашению.
Француз, распалясь, призывал всех собравшихся послать телеграмму протеста на телевидение.
Встал Дитер Мёле:
— Я разделяю возмущение нашего французского друга и думаю, что так же, как и он, сегодня были бы возмущены и наши товарищи из Италии, Швейцарии, Чехословакии, Югославии, Польши, Венгрии — из всех тех стран, на земли которых посягают национал-демократы. И долг всех немцев, которым дороги идеалы мира и добрососедства, — выразить свою антипатию пронацистским настроениям в нашей среде.
Подавляющее большинство собравшихся одобрительно загудело.
Дитер предоставил слово Биркнеру.
Вальтер встал. Перед ним был знакомый зал, в котором он уже однажды ощутил опьяняющее чувство победы в споре логики и разума над демагогией и выспренним пафосом. Многие среди сидевших здесь знали его и одобрительно кивали ему. Во втором ряду он увидел свою знакомую Эрику Лихтенбург, которая смотрела на него открытым, дружеским взглядом; рядом с ней он заметил знакомое лицо парня, которого он хорошо запомнил со второй встречи в Гейдельберге. Биркнер обратил внимание не на эту странность (Гейдельберг далеко от Мюнхена), а на насупленный вид Роланда, который не ожидал от Плейера таких великогерманских аппетитов.
— Когда я смотрел сейчас на экран, — начал тихим голосом Биркнер, — и слушал уважаемого доктора Плейера, я вспомнил слова нашего писателя Голо Манна, которые летом прошлого года привел журнал «Штерн»: «Мы были недовольны нашим прекрасным обширным рейхом 1914 года — и получили границы 1937 года. Мы были недовольны границами 1937 года — и получили границы 1945 года. Где же окажутся границы Германии следующий раз?»
Зал разразился громом аплодисментов.
— Каждый, кто вслед за НДП кричит о необходимости вернуть немцам рейх в прежних границах, не должен забывать об этих словах. Господин Плейер выполнил за меня значительную часть работы. Я благодарен ему. Вряд ли бы я смог с такой убедительностью рассказать вам о территориальных, а следовательно, и внешнеполитических идеалах национал-демократов. И вряд ли у вас остались сомнения в том, что перед вами выступал убежденный поклонник границ «третьего рейха».
И хотя лидеры НДП придают вопросам внешней политики немаловажное значение, центр тяжести их пропаганды лежит в области социальной. Именно здесь НДП, так же как и ее предшественница НСДАП, достигает непревзойденного уровня демагогии.
Несмотря на свои заверения в демократичности, НДП придерживается тех же воззрений на государство, что Национал-социалистская партия. Я процитирую вам первый пункт «Принципов нашей политики», принятых на первом съезде НДП в Ганновере: «Германии нужен такой государственный и общественный строй, который создает общность между естественным авторитетом подлинной демократии и личной свободой гражданина, общность, воздающую в области социальной справедливости КАЖДОМУ — СВОЕ. Германии нужно такое государство, которое основывается на принципе: БОЛЬШЕ БЫТЬ, ЧЕМ КАЗАТЬСЯ».
А вот что говорил в апреле 1932 года Геббельс, восхвалявший в своей предвыборной речи прусское государство как образец нацистского рейха: «Если в народе каждый отдельный гражданин разделяет принцип: «В моем государстве действует правило «Каждому — свое», в моем государстве царит социальная справедливость и порядочность… тогда каждый… признает себя сторонником этого государства. В старой Пруссии руководствовались мудростью: «Больше быть, чем казаться».
Роланд с интересом слушал Биркнера. Он говорил убежденно, всей своей фигурой, наклоненной вперед, всеми жестами подчеркивая решительность и уверенность в правоте собственных слов. Эта вера передавалась сидевшим в зале. Роланд чувствовал, как незаметно тает ледок его скептицизма и железная логика фактов отвоевывает в его сознании первые плацдармы.
— Национал-социалисты, — продолжал Биркнер, — заявляли в своей программе: «Мы требуем страну и землю для пропитания нашего народа и поселения избытка нашего населения».
Национал-демократы заявляют в своих «Принципах»: «Германия претендует на области, в которых в течение столетий развивался немецкий народ».
Национал-социалисты провозглашали в своей программе: «Мы требуем объединения всех немцев в Великую Германию на основе принципа самоопределения народов».
НДП заявляет в своих «Принципах»: «Мы требуем напряжения всех сил, чтобы пробудить волю немецкой нации к самоопределению».