Рыцарство
Шрифт:
Ловчий переглянулся с массарием и Амадео, мгновенно поняв всё, они втроём ринулись за Чечилией. Когда влетели в спальню Феличиано, там было тихо, но только потому, что Чентурионе был в глубоком обмороке. Раймондо, пытавшийся привести его в чувство, не преуспел, и был рад, когда пришли остальные. Северино подхватил распростертого на полу Феличиано и перенес на постель, Чечилия тем временем успела привести Катарину. Старуха тут же кивнула и не велела пока приводить его в чувство.
– Пусть опомнится сам, не трогайте, я сварю ему...
– и исчезла за дверью.
Амадео сидел в изголовье постели Феличиано. Тот стал приходить в себя, голова его металась по подушке, в бреду он ронял обрывочные, рваные фразы, стонал и почти скулил.
– Оmnes conatus nulli utilitati fuere... И не по воле богов от иного посев плодотворный... in collibus sterilibus ...он никогда от любезных детей не услышал имя отца... laterem lavimus... и, скорбя, обагряют обильной кровью они алтари и дарами святилища полнят...
Тут Феличиано раскрыл глаза и увидел Северино Ормани, наклонившегося к нему. Чентурионе застонал.
– Почему, Рино, почему ... ещё одна кольчуга... Челестино, мальчик мой...
Ормани, закусив губу, тяжело вздохнул. Он и сам думал также. Что стоило, Господи, надеть на мальчонку кольчугу? Но ведь и та предосторожность, что спасла жизнь Феличиано, казалась им обоим недостойной рыцарей трусостью. Тут руку Феличиано сдавила тяжелая длань Энрико Крочиато.
– У тебя есть мы...
Феличиано взвизгнул, перевернувшись, уткнулся лицом в подушку и зарыдал.
...Энрико Крочиато ещё час тому назад в парильне поинтересовался у Северино, почему страшный удар Реканелли не нанёс вреда Феличиано, лишь задев предплечье? Тот, мрачно морщась, рассказал о последнем разговоре с графом, о его снах и добавил, что и сам видел дурные сны: то кто-то пытался ударить его кинжалом в спину, то дьявол какой-то оцарапать пытался... Сны - пустяки, но он почему-то испугался, надел кольчугу сам и заставил надеть её Феличиано. Удар был рубящий, меч просто соскользнул по кольцам. Но об угрозе мальчику он и помыслить не мог. Он о храме вообще не подумал, опасался лишь, как бы на турнире чего не случилось...
Энрико вздохнул и тут услышал осторожный вопрос Ормани.
– Ты не солгал в храме? Ты уверен, что это Сордиано провёл их в церковь, или...
Энрико против воли улыбнулся.
– ... или я просто воспользовался случаем, чтобы прибить его? Договаривай, дружище...
– Я и договариваю. Меч он Реканелли подал, я видел, но... Так просто кости хорошо упали? Ты не шибко-то огорчён.
– Ты ещё скажи, что я должен быть убит его безвременной кончиной...
– усмехнулся Энрико, - ничем я не воспользовался. Их мог привести только человек из эскорта Эннаро Меньи, но сам Эннаро никогда не поднял бы руки на Феличиано. Привратники - Джулио Пини и Сильвио Тантуччи - могли пропустить только того, кого привёл стражник, но Теодоро Претти, сын Мартино, и Никколо Пассано, сын Катарины, на это никогда бы не пошли. Руфино Неджио и Урбано Лупарини тугодумы, люди сильные, но умам не блещущие. Остаются Пьетро Сордиано и Микеле Реджи, но Микеле восхищался Пьетро, и тот в их компании верховодил. Сам же Пьетро, мне жена говорила, в Делию влюблён был. Когда он на Амадео кинулся, я всё и понял. Он рассчитывал либо назло Делии убить его, либо, его убрав, её заполучить. Я его просто опередил. А мои личные к нему счёты...
– Энрико по-кошачьи улыбнулся, - всего лишь не позволили мне промахнуться...
– Ты себя не видел, когда он рухнул... У тебя глаза горели... ты злорадствовал.
Энрико снова кокетливо улыбнулся.
– Да, это порадовало меня. Ну, и что? Ты, вон, дюжину положил за четверть часа, а мне в упрёк одного щенка ставишь?
Северино Ормани покачал головой, хоть лицо его кривилось странной гримасой.
– Я убивал убийц, поднявших руку на моего друга Феличиано, а не соперников.
Энрико не дал себя смутить.
– А я убивал убийцу, поднявшего руку на моего друга Амадео, а соперником он был не мне, а тебе.
– Я говорю о том, что ещё не доказано, что это он их провёл в замок.
Энрико воззвал к здравому смыслу приятеля.
– Если это не Пьетро, чего же он на Амадео ринулся, а не на Тодерини или Реканелли?
– Он мог видеть в нём соперника, но это не значит, что он обязательно был подкуплен...
Энрико покачал головой.
– Я уверен в этом, но даже если я и ошибаюсь... Поднявший кинжал от кинжала и погибнет. Он заслужил смерть.
– Но ты, как я погляжу, весьма мало огорчен всем этим. Твоя жена потеряла любимого брата, твоя сестра потеряла возлюбленного, твой друг оплакивает брата, а ты улыбаешься.
– Мне жаль только Челестино. Это утрата, но он, невинно убиенный, на небесах. Жаль и Чечилию, но у неё есть я. Жаль и Феличиано, но он мужчина и у него есть мы. Выдюжим.
– Ты забыл упомянуть о сестре. Ты сказал, что это от неё Сордиано узнал о распорядке праздника и турнира...
– Сказал.
– Но почему убийцы набросились на Феличиано в храме, а не на турнире?
– Потому что Феличиано сказал мне, что не будет участвовать. А меня об этом вдруг спросила Бьянка. Какое ей дело до участия Феличиано в турнире? Это Пьетро просил её узнать об этом, потом передал негодяям, что Чентурионе будет только в церкви, а потом - в замке.
– Это - твои догадки.
– Да. Но кто сказал, что они неправильны?
– Ты... удивляешь меня, - тихо и удивленно проронил Северино.
– Ты или очень силен духом, или... уж совсем бесчувственен.
Энрико пожал плечами.
Сейчас же Крочиато трепетал: горе Феличиано, друга и шурина, ударило его больнее, чем он думал, но само выражение этой скорби даже испугало. Энрико знал, что Феличиано подлинно любил брата, но такая боль изумляла, тревожила сердце. Мужчина не должен так горевать и сокрушаться, Крочиато скорее бы понял супругу в слезах и сетованиях, но та не проронила и слезинки - просто окаменела, Чино же рыдал, как женщина.
Раймондо тихо твердил на ухо другу, желая утешить и ободрить:
– Для рыцаря и христианина смерть связана с болью, но освещена надеждой воскресения. Христос говорит: 'Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт', ибо христианин, облёкшийся во Христа, пребывает с Ним также и в смерти. Подобно Христу он переходит с земли в вечность, дабы сочетаться с Ним навсегда.
Но ничего не помогало - Феличиано бился в истерике, снова вскакивал, бросался на тело брата, рвал на себе волосы. Наконец, опоенный маковым отваром Катарины, граф, обессиленный и смертельно бледный, уснул.
Северино остался в эту ночь в спальне Феличиано. Епископ перед отпеванием погибших бодрствовал, Энрико же решил спуститься с Эннаро Меньи в подземелье и допросить негодяя Тодерини. Ему хотелось утвердиться в своих подозрениях, но потом массарий решил пойти к супруге. На расследование будет время и после похорон. Неожиданно на лестнице его догнал Амадео.
Лангирано задал Крочиато вопрос, ошеломивший Энрико неожиданностью.
– Скажи, от чего умерла Франческа Паллавичини?