Рыцарство
Шрифт:
Бьянка покачала головой.
– Нет, ребенок не нужен ему, так же как и я, это правда, Чечилетта. Это кара мне. Я соврала у алтаря. Я и теперь веду себя глупо. Глупо требовать от него верности, глупо и волноваться, не с другой ли он? Какая разница, если душа его все равно не со мной?
– Бьянка смотрела на подругу налитыми слезами глазами, и Чечилия поняла, что Бьянка подлинно говорит правду, - но что делать? Глупо оставаться в замке, нужно уехать.
– Куда ты поедешь, тебе в июле рожать!
– В имение. Я хочу побыть одна, хочу не видеть... Может, Господь сжалится надо мной, и я обрету смысл в ребёнке?
Чечилии стало жаль несчастную Бьянку.
– Это опасно. Муж должен быть рядом. Неужели ты думаешь, что он разрешит тебе уехать?
Бьянка подняла на неё мёртвые глаза и уверенно кивнула.
– Разрешит. Он уже предлагал это.
...Северино зашёл к себе и откинулся на ложе. Предстоящее появление ребенка почему-то тревожило, не радовало. Истерики беременной жены утомляли. Вчера он под вечер зашел к Энрико - не предупредив. Чечилия и Энрико сидели у окна и смеялись, держа на руках малышей. Энрико пытался угадать, кто из них Лучано, а кто Луиджи. А он никогда не смеялся вместе с Бьянкой...
Северино вздохнул. Он сглупил, страшно сглупил в выборе. Нельзя подводить к алтарю нелюбящую, нельзя жить с нелюбимой... Бьянка появилась на пороге тихо, бесшумно ступая по ковру. Он заметил её, когда она стала напротив него. До этого он три дня провел на охоте с ловчими.
Северино заметил её бледность.
– Что-то случилось? Почему ты так бледна?
Бьянка подошла и, поддерживая живот, села рядом.
– Можно мне спросить, Северино?
– Конечно.
– Я могу уехать до родов в имение?
– Я же давно предлагал тебе это. Поезжай.
Бьянка сразу вышла. Из углов залы вылезла вязкая и сонная тишина. Ормани вдруг поднялся. Что-то тут было не то. Она же не хотела ехать, уверяла, что боится оставаться одна, что ей с ним спокойнее. Когда он пришел в её покои, лакеи уже вынесли сундук. Стало быть, точно решила уехать?
– Мне проводить тебя?
Бьянка покачала головой, избегая его взгляда.
– Тут всего пять миль.
Она набросила плащ и вышла.
Теперь Ормани растерялся. Её отъезд в имение отвечал его интересам - она утомляла его и если до родов побудет там - ему будет лучше. Из окна Северино наблюдал, как Бьянка отъехала от бокового крыльца. Она не оглянулась, сидела, глядя прямо перед собой. У Северино почему-то заныло сердце. Он чего-то не понимал. С чего она вдруг решила уехать? До родов ещё месяц. Почему не попросила проводить её? Почему отводила взгляд? Почему не смотрела ему в глаза? Что задумала? Да нет, вздор, просто мерещится. Северино опустился на ложе. Целый месяц покоя. Он смежил веки, но уснуть не мог, некоторое время размышлял о делах, о Треклятом Лисе, по-прежнему продолжавшем охотиться в графском курятнике, потом мысли его вернулись к Бьянке. В имении пусто, только слуги. В последнее время он почти не навещал её, но ведь ребёнок...
Прошло несколько дней, писем от неё не было. Но Ормани и не велел ей писать. Просто забыл приказать прислать ему письмо. Но, чёрт возьми, а если роды начнутся раньше? Он предложил Энрико съездить вместе с ним, но тот отказался - Чечилия с двумя малышами, он не может оставить её. 'Он не может оставить её...' А вот он смог. Но почему она не пишет? Ей что, трудно прислать нарочного с известием, что у неё все в порядке? Нет, он сглупил, что позволил ей уехать, теперь у него душа не на месте. А что если, пока он здесь, произойдет несчастье? Она же еле ковыляет! Споткнётся, свалится, потеряет ребенка!
Солнце садилось и с гор повеяло
...Но так ли это испугает его? Освободит, вот и все. Он не видел её несколько дней до отъезда, потом она вдруг зашла и попросилась в имение. Нет, что-то всё же было тут не то. Северино вышел в коридор, прошёл этаж и постучал в двери Энрико. Открыла Чечилия.
– Я хотел спросить, - слегка замялся он, - Бьянка до отъезда была у вас?
– Заходила, - кивнула Чечилия.
– Она не говорила, зачем ей в имение?
– Не говорила...
– проронила Чечилия, - но беременность странное время, мессир Ормани. Странно обостряется обоняние.... Я чувствовала запах железа от охотничьих капканов. У кого-то ... обостряется понимание. Я полагаю, Бьянка всё поняла.
Он смутился.
– В смысле...
– Она просто поняла, что нелюбима. Ты скоро будешь свободен. Ты освободишься от неё.
Северино взглянул в глаза Чечилии и помертвел, поняв, что эта чертовка не только пророчит верно, но и видит его насквозь. Чечилия Крочиато была дочерью графа, сестрой одного его друга и женой другого, и Северино сдержался.
– Я вовсе этого не хочу.
– Хочешь.
– Чечилия даже не утверждала, а просто проронила эти слова с безразличной уверенностью, как человек, видевший перед собой осла, называет его ослом.
– Ты хочешь, чтобы она умерла. И ребёнок тоже.
Северино снова помертвел. Господи, как Энрико живёт с этой ведьмой?
– Я хочу избавиться от жены и ребёнка? Зачем?
– зло прошипел он, злясь именно на то понимание, что читал в её глазах.
– Ты чрезмерно увлёкся свободой. Но свобода - у Раймондо. Это любовь к Богу. А свобода без Бога и без любви - это дьявол. И тебе, дьяволу, не нужны ни жена, ни сын.
Он замер, потом отвернулся и ринулся вниз по лестнице.
Донна Чечилия задумчиво посмотрела ему вслед.
– Идиот.
– Она не пророчила, но просто отомстила Северино Ормани за ту боль, что испытала при виде горя Бьянки. И не раскаивалась. Поделом ему.
Северино трясущимися руками пытался затянуть подпругу седла, но кожа скользила в вспотевших пальцах. Наконец он вскочил в седло. Дыхание его прерывалось. Ведьма, ведьма... 'Тебе не нужны ни жена, ни сын...' Как смеет эта колдунья говорить ему такие вещи? 'Тебе не нужны ни жена, ни сын...' Под стук копыт слова звенели в ушах. 'Тебе не нужны ни жена, ни сын...' Вздор! Сына он хотел. Ну... ничего не имел против. Жена... Ну, положим...Что положим? Он хочет её смерти? Эта ведьма так и сказала. До имения оставалось четверть мили. Нет, не хочет. Что за мерзость? 'И тебе, дьяволу, не нужны ни жена, ни сын...' Северино резко притормозил коня. Его снова ударило волной испарины.
Господи, а ведь она права. Куда он вляпался? Он услаждался свободой от любви и зависимости, что раньше тяготила, и не заметил, как неприметно стал... дьяволом. Он не хотел смерти Бьянки, просто тяготился её тяготой, лишавшей его привычных удовольствий. И сын... этот сын в её утробе мешал ему... Господи, в кого он превратился?
Северино влетел в дом и замер. Бьянка при свечах обшивала кружевом маленькую шапочку для новорождённого, рядом лежала Псалтирь. Она увидела его, но ничего не сказала. Глядела чуть изумлённо, но молча. Северино в ужасе обомлел. В её глазах было что-то страшное, недаром она отводила их от него в замке. Ведьма была права. Бьянка поняла, что нелюбима, и это понимание начало свою страшную работу в ней. Она была белее мела, просвечивала насквозь, и ему вдруг показалось, что он видит светящийся в ней скелет ребенка. Своего ребёнка...