Рыжий, циничный, неприличный
Шрифт:
***
Дом оказался не заперт, и Клео замерла на крыльце. Нет, она совершенно точно дом закрывала на ключ, когда уходила. И первая пришедшая мысль: «Павел! Это Павел!». Нет, не должен был, откуда бы, но…
Клео быстро распахнула дверь и замерла.
На чистом полу прихожей виднелись подсохшие грязные следы, с комками земли. Кто-то здесь шел в очень грязной обуви. Следы шли в гостиную.
А если это не Павел? А кто тогда? Кто?!
Ей пришла в голову мысль окликнуть: «Кто здесь?» Просто в лучших традициях фильмов ужасов. И она промолчала. Вместо
На диване лежал Павел. Клео узнала его сразу же, по золотистой макушке.
Клео осторожно опустила не пригодившийся зонтик на столик и подошла к дивану.
Павел лежал ничком. И эти грязные следы с комьями грязи оставил он.
Глава 7.5
Глава 7.5
Точнее, его резиновые сапоги. Павел и сейчас был в них. А еще на нем была какая-то незнакомая камуфляжная одежда и… И около дивана лежала лопата – тоже вся в грязи и комьях земли.
Так. Что здесь происходит? И что здесь произошло, пока ее не было?!
Клео опустила руку на плечо Павла и осторожно потрясла.
– Паш… Паша… Паша!
Он никак не реагировал на ее прикосновения, и Клео вдруг пронзила внезапная и страшная мысль. Пальцы ее метнулись к его шее, неумело нащупали пульс.
Есть пульс. И сама шея теплая. Клео почувствовала, что ноги ее совсем не держат, и присела на краешек дивана. Еще раз потрясла Павла за плечо, уже сильнее. С нулевой реакцией.
Он спал. Спал крепко, беспробудно. Клео посетила еще одна внезапная мысль – видимо, это сказалось общение с Егором – и она наклонилась, принюхиваясь. Может, Павел пьяный?
Запаха спиртного не было. Но от Павла ощутимо пахло потом. Она ни разу не чувствовала от него запаха пота – такого, уже застарелого, будто он много физически работал и при этом не мылся несколько дней. Павел был очень чистоплотный, Клео за пару недель совместной жизни с ним под одной крышей это уже знала.
А сейчас? Что произошло сейчас? Клео вдруг заметила, что на полу, рядом с диваном, помимо грязных следов, есть еще круглые следы капель – другого цвета. Она наклонилась. Да, так и есть. Похоже, засохшая кровь. И на черенке лопаты те же бурые разводы.
Клео взяла руку Павла – и ахнула, зажав рот. Вся его ладонь была разодрана до мяса. Ей даже показалось, что среди кровавых ошметков кожи мелькнуло что-то белое. Кость?!
Клео поняла, что ее охватывает состояние, близкое к панике. Пашка, что с тобой случилось, пока меня не было?! Она схватила его за плечи и затрясла со всей силы.
– Паша! Паша! Просыпайся!
***
Она звала его. И Паша улыбался. Он знал. Он верил! Что с Клео ничего плохого не может случиться. Что она не покинет его.
Вот же она. Зовет его. Она рядом.
Как же не хочется просыпаться…
***
Он сел резко, даже слегка пошатнувшись. И теперь смотрел на Клео
У него запали щеки, совсем резко очертив скулы. Откуда-то появились глубокие складки, ведущие от крыльев носа к уголкам губ, а под глазами залегли серые тени. Щеки и подбородок покрыты темной щетиной. Даже волосы, кажется, потускнели.
Такое ощущение, что за неделю, что они не виделись, он повзрослел лет на десять.
– Паша… – тихо-тихо произнесла Клео. – Паша, что случилось?
Он отозвался не сразу.
– Это ты? – произнес он, наконец, хриплым шепотом.
– Ну, конечно, я, кто же еще.
– Это… правда ты? – он протянул руку и кончиком указательного пальца коснулся ее скулы. – Правда?
Клео поняла, что ей становится страшно. Еще страшнее, чем было. Что-то случилось. Что-то нехорошее случилось с Павлом, раз он такой. А он смотрел на Клео широко раскрытыми глазами и тихонько трогал ее лицо самыми кончиками пальцев. Клео уже собралась с духом, чтобы повторись свой вопрос – хотя ответа на него она уже боялась, как вдруг…
Издав какой-то почти звериный низкий рык, Паша сгреб ее в свои руки и сжал. Так крепко, что у Клео не получилось не пискнуть. Но Павел рук не разжимал. Клео чувствовала, как хрипло и надсадно он дышит. Чувствовал дрожь крепко сжимающих ее рук и всего его тела.
Ей было страшно. За него. Да что же с тобой случилось, Пашенька? Клео медленно подняла руку и аккуратно погладила по затылку, вспоминая, как слегка колются его короткие волосы. А Павел разжал руки, отстранился, но недалеко, посмотрел на нее глазами, в которых не добавилось разумности – и начал целовать. Обхватил ее голову двумя ладонями и целовал – все лицо, куда попадется, без разбору – лоб, скулы, веки, нос, подбородок, губы. И между поцелуями шептал тоном, от которого у Клео вся шея покрылась мурашками.
– Ты… это ты… ты живая… родная моя… девочка моя любимая…
Клео поняла, что осознать происходящее самостоятельно у нее не получится. А Паша пока к разумному диалогу не способен. Сумбура в мысли добавляли и его слова, а «живая» и «любимая» и вовсе вызывали у нее состояние мысленного ступора. «Любимую» Клео вообще пока даже осмысливать боялась – с учетом Пашиного состояния. А вот «живая»… Они что, за три дня ее из числа живых успели исключить? Как так-то?!
Целовать ее Паша, в конце концов, перестал. Снова притянул к себе, уже не так сильно, просто крепко обнял и прижался щекой к ее щеке. И дрожать перестал. Просто замер.
Может быть, теперь удастся поговорить.
Клео подняла руку и провела ладонью по широкой спине.
– Паш… Что случилось?
Он вздрогнул. А потом слегка отстранился, но его руки по-прежнему лежали на ее плечах.
– Где ты была?
Вопрос прозвучал требовательно. Почти яростно.
– На свадьбе.
– На какой, блядь, свадьбе?!
По его рыку Клео поняла, что из них двоих адекватный и способный к диалогу человек – только она. Клео вздохнула и начала медленно и спокойно говорить.