С любовью, Рома

Евстигнеева Алиса

Врать им было стыдно, поэтому, пряча глаза от своих спутников, я резко засобиралась домой.

— Мы проводим, — как обычно, попытался настоять на своём Рома.

— Не стоит, вам же в другую сторону.

— Мы через магазин.

Тяжкий вздох Кирилла.

— А мне нужно в аптеку, для бабушки. 

— Аптека же рядом с домом.

— Мне в другую.

В итоге от Черновых я буквально сбежала при первой удобной возможности, стоило лишь братьям отвлечься на Стаса с Дамиром, появившихся на школьном дворе.

Петляя по дворам и делая огромные крюки, я окрестила себя

самой неблагодарной свиньёй в этом мире. Но уж слишком был велик мой долг перед Александром Дмитриевичем и сыновьями.

Дома меня ждала порядком исхудавшая бабушка, с обвисшими щеками, погрустневшими глазами и посеревшей кожей.

— Каникулы?

— Угу.

— Как четверть закончила?

— Как обычно, — выдавила я улыбку. — Четвёрки и пятёрки.

— Давай в дневнике распишусь.

— Ой, а я его у Маргариты Дмитриевны оставила, — выдала заранее приготовленную ложь, искренне веря в то, что вру исключительно во благо бабули.

— Сонь.

— Ба, а ты чего, собственно, встала? — перешла я в наступление. — Тебе врачи что сказали? Отдыхать больше. Вот и давай! Я сейчас переоденусь и обед приготовлю.

— Да я уже приготовила.

— Ну ба-а-а-а…

***

Осенние каникулы потянулись нескончаемой вереницей дней, похожих один на другой. На смену страху за родных пришла тоска. Почти неделю я никого не видела, кроме бабули и Муси. Пару раз звонили Ксюша с Таней, даже звали гулять, но я сослалась на простуду, продолжая всё глубже вязнуть в своей лжи. 

— Ты недавно болела, — напряглась Лапина.

— До конца не вылечилась, — выкрутилась я.

Тем не менее желание спрятаться ото всех не мешало мне тосковать о Ромке и нашем «великом поцелуе», который и на поцелуй-то не очень тянул. Однако, когда я вспоминала тот день, мои щёки заливались румянцем, а ладони начинали потеть. 

Я скучала по Чернову! А он, гад этакий, всё же обиделся на мои отмазки и пропал с горизонта. Это было правильно и закономерно, но ни коим образом не препятствовало моей тоске по его идеальной чёлке и презрительной усмешке.

***

Был последний день перед выходом в школу. Я сидела в своей комнате и пустым взглядом смотрела в книгу. При всей моей любви к Маргарите Дмитриевне я бы, будь моя воля, школьную программу по литературе знатно перекроила. Можно подумать, в нашей жизни без этого было недостаточно страданий. С Хлестаковым у меня взаимопонимания не случилось.

На улице уже стемнело, и я было даже подумала, не пойти ли спать — всё равно заняться было нечем. Покосилась на кошку, которая вольготно развалилась на моей подушке. Вот уж кому не нужно было переживать о том, что завтра в школу.

— И что я буду делать, когда он опять откажется сидеть со мной?

Вопрос был скорее риторический, но кошка всё же решила мне ответить протяжным «мяу».

— И нечего на меня ругаться, — надула я губы, по-своему поняв услышанное. — Но так всем будет… спокойней.

Муся повторила своё «мяу» и, поднявшись на лапы, неожиданно подскочила и бросилась к окну, которого, к слову,

в последнее время сторонилась как огня. Должно быть, свобода за пределами дома оказалась слишком серьёзным испытанием и повторять ей больше не хотелось. 

— Ты таки решила сбежать от меня?

— Мяу-у-у. 

— Серьёзно, что ли? 

— Мя-а-ау.

— Муся!

— Мя-а-а…

Мои способности понимать кошачий язык зашли в тупик, поэтому я предприняла попытку взять живность на руки, но та в один рывок запрыгнула на подоконник, как раз вовремя, чтобы я успела встретиться взглядом с Черновым, стоящим по ту сторону стекла.

***

Ромка одним рывком подтянулся на руках и, закинув ноги на подоконник, влез в квартиру.

Я всё это время стояла посреди комнаты, прижимая к груди притихшую кошку. Кажется, она искренне считала свою миссию выполненной и теперь спокойно наблюдала, как в наш дом нагло врывается непрошенный гость. Хотя если учесть, что окно я открыла сама, то не такой уж он был… непрошенный.

— И часто ты так сталкеришь? — бурчала я, пока Рома, сидя на подоконнике, стягивал с себя уличную обувь.

— Впервые, — честно признался он, после глянул в мою сторону с упрёком, будто бы говоря: «Смотри до чего ты меня довела». Я же лишь пожала плечами. А чё я? Я ничё. 

Чернов спрыгнул с подоконника и принялся закрывать за собой оконную створку, чуть не снеся цветок, стоявший рядом, но вовремя сумел его поймать, при этом устроив ужасный шум.

— Тихо ты! — зашипела я на него. — Бабулю разбудишь.

Бабушки я не боялась, но наличие в своей комнате постороннего мальчика вряд ли смогла бы объяснить.

Рома фыркнул и принялся стягивать с себя куртку с шапкой. От него немного веяло холодом — в последние дни близость зимы ощущалась всё сильнее. И его красные щёки были тому веским доказательством.

— То есть ты надолго?! — догадалась я, чуть не выронив кошку из рук, после того, как мой одноклассник пару раз наморщил нос, осматривая комнату и усаживаясь на край дивана.

— Ну да, — пожал он плечами, — я пришёл расставить все точки над «i».

— Какие точки? Над какими «i»? — всё-таки отпустила Мусю на пол, уперев руки в бока. Кошка же принялась обнюхивать черновскую куртку, видимо, в поисках мамонта. Надежда, как известно, умирает последней.

Роман Александрович недовольно насупился и попытался прожечь во мне две дырки своим фирменным взглядом. Я же в тайне наслаждалась, разглядывая его: слегка взлохмаченные после шапки волосы, оранжевая футболка с серой толстовкой, тёмные джинсы, весёлые носки с изображением кактусов, огромные часы на запястье и айфон в руках. Несмотря на всю небрежность его внешнего вида, Рома, как обычно, смотрелся дорого, вызывающе и… Он явно был инородным телом в нашей старенькой обшарпанной квартире. И от этого становилось невыносимо грустно. Вспомнились машина его отца и та лёгкость, с которой они тратили деньги на незнакомого им человека. Ну вот скажите, как я в линялой футболке и шортах, которые когда-то давно были джинсами, с волосами непонятного цвета и формы вписывалась во всё это? Ни-как.