С любовью, Рома
Шрифт:
— Зря ты пришёл, — в конце концов подытожила я.
— То есть я тебе настолько неприятен?! — едва ли не с отвращением в голосе воскликнул он.
То, что я сама когда-то задавала ему подобный вопрос, как-то совсем выветрилось из моей головы.
— Это-то тут при чём? — всплеснула руками.
— А как ты тогда объяснишь происходящее?! Если тебя так сильно задело то, что… я тебя поцеловал, — тут он подскочил на ноги, я же от неожиданности отскочила назад, испугавшись, что он решит повторить. Или не испугавшись, а где-то в тайне
Сдавленно сглотнула. Было что-то такое в Ромкином тоне, что заставляло мой пульс сбоить.
— Так вот, значит, в чём дело, — обречённо фыркнул он. — Дружить со мной можно, а всё остальное…
— Что «всё остальное»?! — не выдержала уже я. — Тебе напомнить, как ты сам от меня шарахался? Едва ли не с зубовным скрежетом реагируя на каждое прикосновение?! Как срывался по поводу и без?!
— То есть в этом всё дело?
— Рома, чего ты от меня хочешь?
— А вопросом на вопрос неприлично отвечать, — оскалился он, вызывая во мне жгучее желание придушить некоторых.
— Ты себя видел?
— А что со мной? — кажется, на самом деле испугался он, быстрым движением касаясь чёлки, словно проверяя, на месте она или нет.
— Вот именно что ничего! У тебя слишком идеальная семья, отец, мать, братья, собака…
— Не совсем понимаю, при чём тут мои родители, но тебе напомнить, что они пытаются развестись?
— Да какая разница? Главное, что они делают ради тебя… вас, всё возможное и невозможное. Вы ведь на самом деле не представляете, что это такое, когда есть нечего… когда в доме нет микроволновки, потому что это, блин, не вещь первой необходимости!
— То есть во всём виновата микроволновка? — Ромка глянул на меня как на сумасшедшую, издевательски изогнув бровь.
— Да нет же! Просто… просто мы слишком разные.
Самым смешным в этой ситуации было то, что мы оба так и не назвали вещи своими именами. Цель Роминого визита как бы подразумевалась, но никто из нас ни разу не произнёс её вслух. И я дико боялась того, что попросту всё выдумала.
— Разные для чего?! — неожиданно громко рявкнул Чернов, напугав нас обоих. Мы замерли на месте, глядя друг на друга безумными глазами.
Мир вокруг нас замер, зато за дверью послышались шаркающие шаги.
— Соня, — позвала меня бабушка.
Сердце резко ушло в пятки, и я, плохо понимая, что делаю, схватила Рому за руку и… затолкнула его в приоткрытый шкаф, в самый последний момент успев запихнуть туда же его верхнюю одежду.
Дверь отворилась, и настороженная ба заглянула в комнату. Я же «совершенно беспалевно» вытянулась по стойке смирно.
— С кем ты разговариваешь?
— С… Мусей? — то ли спросила, то ли ответила я. Благо что в этот момент кошка с самым заинтересованным видом сидела на спинке дивана, грозно посматривая в сторону шкафа.
— И она тебе отвечает? — напряжённо уточнила бабуля. — Я два голоса слышала.
—
— А-а-а зачем это нужно?
Надула щёки, оттягивая время.
— Репетирую.
— Что?
— М-м-м, у нас в школе открывают… театральный кружок…
— Ха, — донеслось из шкафа, пришлось усиленно кашлять и мысленно посылать проклятия домовому (шкафному?).
— Сильно не усердствуй, — попросила ничего не заметившая бабушка. — Тебе об учёбе думать надо.
— Хорошо! — едва ли не на крови поклялась я. Вот только художественной самодеятельности мне не хватало. — Никакого театра.
Бабуля посмотрела на меня с сомнением и, пожелав спокойной ночи, прикрыла за собой дверь.
Выдохнув с облегчением, я рухнула на диван. Рома со свойственным ему изяществом выбрался из шкафа с видом, словно это был не советский шифоньер, а как минимум салон «бентли».
Сев рядом, он задумчиво поскрёб подбородок, после чего уточнил:
— Так, на чём мы остановились?
Печально улыбнулась.
— Ром, ты разве не видишь, какая она… моя жизнь?
— Какая? — с интересом взглянул он на меня.
— Такая вот… нелепая и несуразная. Ром, у меня больная бабушка и не менее больная мать, древняя квартира и куча проблем.
— И что?
— Просто не могу… Ты не представляешь, насколько убогой я чувствую себя, находясь рядом с тобой.
Признаваться в этом было стыдно. Настолько, что где-то внутри себя я боялась, что вот сейчас он возьмёт и рассмеётся, мол, и правда, зачем ты мне такая. А то и вовсе: с чего ты вообще взяла, что ты мне нужна?
Но он молчал, смешно морща нос, будто бы принимая решение, достойное вершителя судеб. Я нервничала, заламывая пальцы, а он всё о чём-то думал, после чего неожиданно выдал:
— Знаешь, почему мне тяжело переносить чужие прикосновения?
— Ты брезгливый?
— Почти. Теорий несколько. Тётя Лена — мамина подруга и психолог по совместительству — утверждает, что это зачатки ОКР.
— Что это?
— Обсессивно-компульсивное расстройство. Я читал про это. Смысл такой, что человек всё время беспокоится о чистоте, потому что хочет хоть что-то контролировать в своей жизни.
— А ты хочешь?
— Да нет, мне просто… сложно. И вот тут в игру вступает мамина теория. Согласно этой теории мне пришлось пережить слишком много вторжений чужих людей в свою жизнь. Что-то там про нарушение телесных границ. Но это она сто пудов тоже у Лены набралась. А папа полагает, что я просто впитал в себя все их тревоги перед инфекциями и прочим. Ну и вообще, что меня избаловали и временами меня пороть надо. Но сам чего-то не рискует.
Затаив дыхание, слушала его признания, такие неожиданно откровенные, тщательно пытаясь сложить одно с другим.