С любовью, Рома
Шрифт:
А вот Ромке достался Отец с большой буквы, который был готов вывернуться наизнанку, лишь бы его дети были счастливы. Единственной, кто мог составить ему конкуренцию на этом поприще, была Александра Сергеевна. К слову, найти общий язык с ней для меня оказалось в разы сложнее. И причиной тому было моё упорное нежелание принимать помощь.
А выглядело это примерно так:
— Сонь, — позвала она меня однажды после уроков, когда я схватила очередную пару по английскому. И в этом не было ничьей вины, кроме моей, не мог же Рома вечно за меня
— Угу, — согласилась, разглядывая носки своих кроссовок.
— Я бы хотела… — здесь она запнулась, немного смутившись, — предложить свою помощь. Мы могли бы немного позаниматься с тобой дополнительно, чтобы подтянуть хвосты.
От созерцания собственной обуви всё-таки пришлось отвлечься. Её сын тоже порывался учить со мной английский, но в последнее время у нас с ним регулярно находились дела поинтересней. Например, бродить по округе, выгуливая собаку и тихо млея от возможности просто идти рядом друг с другом.
Первая мысль шепнула, что всё это дело рук Ромы. Но Александра Сергеевна выглядела вполне искренней в своём желании помочь. И на самом деле её предложение звучало более чем соблазнительно, если бы не одно но — я и так должна была их семье по самое не хочу. И сейчас, когда я в некотором роде встречалась с её сыном, мне абсолютно не хотелось смешивать одно с другим.
Поэтому, выдав скороговоркой путаное оправдание, я поспешила смыться из кабинета и с тех пор избегала необходимости оставаться с ней наедине. О нас с Ромой она не знала. Ну, или знала не больше обычного. К тому же у неё перед глазами разворачивался куда более животрепещущий роман между Стасом и рыжеволосой Алиной.
— Представляешь, — весело заявил мне однажды мой «чуть больше, чем сосед по парте», — мать с отцом умудрились вломиться в квартиру к Алинке, где они со Стасиком уединились!
У братьев было странное противостояние. Они никогда не упускали возможности поддеть друг друга или отметить промах, совершённый другим. Иногда мне казалось, что они оба ведут учёт, записывая все счёты в отдельную тетрадочку. Но даже в моменты самых острых конфликтов они всегда были готовы протянуть руку помощи, подставить плечо или же порвать любого, кто посмел обидеть «любимого» брата.
— Бедные, — посочувствовала я Стасу и малознакомой мне Алине.
— А по-моему, смешно. Ибо нефиг. Вот я бы в жизни так не облажался, — хвалился Рома.
— В каком смысле?
— Я бы в жизни так нелепо не спалился.
Я задумалась, принявшись поправлять на голове шапку. На улице стоял ноябрь, что в Сибири практически приравнивалось к началу зимы. Мы совершали уже привычный вечерний променад. Не знаю, чем он объяснял своим отлучки с ремонта, но я упорно врала бабушке, что гуляю с Танькой.
— А что, есть с кем палиться? — поддела его. К тому времени я уже достаточно осмелела, чтобы разговаривать с Черновым
Он противно прищурил глаза, будто бы бросая мне вызов, после чего торжественно заверил:
— Как только появится, ты узнаешь об этом первая.
— Это так мило, — закатила я глаза.
Зато в классе все оказались куда более прозорливыми, чем наши семьи.
— Так у тебя всё же что-то есть с Черновым! — в первую же неделю после того, как мы с Ромой расставили те самые точки над «i», пришла в восторг Лапина.
— Что-то да есть, — задумчиво призналась я, преодолевая смущение. Правда, уверенности в том, можно ли об этом говорить, у меня не было. Рома (при всей демонстративности своего поведения) никогда не отличался особой тягой к публичности.
— А вот здесь поподробнее, — оживилась Настя Емельянова, сидевшая рядом с нами на технологии, напугав меня своим энтузиазмом.
— Э-э-э, — растерялась перед её напором. — Ну, есть Рома, а есть я. На этом, пожалуй, всё.
— Ну Романова! — воскликнула одноклассница, но я упорно продолжала хранить молчание, и дальше этой фразы мы так и не ушли, хоть я порядком и стушевалась.
Тогда Настя решила перейти в наступление на Чернова, совершив стратегическую ошибку, из-за чего становилось очевидно, что Рому она совсем не знала. Ему, мягко говоря, было… насрать на чужое мнение. Да, он старался не впускать никого к себе в душу, даже мне ещё не один год придётся учиться понимать, что у него там в голове творится. Но вот расстраиваться из-за чужой бестактности… пффф… на такие мелочи он даже внимания не обращал.
— Ромочка, а правда, что у тебя с нашей Романовой лямур-тужур? — на весь класс вопросила Емельянова, явно мстя мне за мою несговорчивость.
Рома медленно поднял голову на Настю, наградив ту своим фирменным взглядом, после чего с ленцой вынес вердикт:
— Это настолько правда, насколько бездарна твоя жизнь.
Ход, на мой взгляд, был гениальный, вот только Настя не оценила, покрывшись от гнева красными пятнами.
— Чернов, ты — хам!
— А ты — дура, — скучающим тоном заключил он, — но я же к тебе с этим не прикапываюсь.
Одноклассница нервно фыркнула и отвернулась от нас, зато для всех остальных стало очевидно, что у нас с Черновым «лямур-тужур», хотя мы с ним сами ещё были ни в чём не уверены.
В середине ноября он мне торжественно объявил, что через неделю у него день рождения.
— Ого, — удивилась я. — Не думала, что тебе уже пятнадцать.
— А мне и нет пятнадцати, — слегка скривился он. — Мне четырнадцать будет.
Здесь я чуть не села мимо стула.
— В смысле? Тебе всё ещё тринадцать?!
У меня самой день рождения был в мае (бабушка утверждала, что именно поэтому я всю жизнь маюсь, не находя себе места), поэтому я уже едва ли не полгода была гордой обладательницей паспорта. А о том, что Ромка может оказаться младше меня, я даже помыслить не могла.