С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
Долго терпел сие безобразие Батовский, объясняя поэту, что так он нарушает красоту и единообразие всего строя. И лишь однажды тонким концом трости, окованным латунью, «помог» Сырокумскому вовремя поднять саблю, ударив его по пальцам правой руки. С тех пор уж причетник не ошибался, а безотрывно следил за унтер-офицером, чтобы правильно выполнить команду.
Да, многие рекруты так или иначе, но познакомились с виртуозной тростью Батовского. Однако были и такие, что усваивали азы солдатского ремесла без её помощи. На левом фланге последними стояли у него двое: Вышемирский и Соколов, оба дворяне. С первого взгляда унтер-офицер окрестил их «заморышами». Рост — менее шести вершков, телосложение — хлипкое,
Но первого привезла и сдала с рук на руки Казимирскому графиня Понятовская, женщина знатнейшей фамилии, редкой красоты и ума. Второй приблудился сам и сумел чем-то понравиться командиру.
Вот эти двое приходили в сборную избу на занятия первыми, то есть в семь часов утра, и уходили последними, около полудня. Слушали объяснения унтер-офицера почтительно и с большим вниманием. Старались повторять все движения как можно точнее и дополнительно ещё учились строю по вечерам со своими «дядьками» из старослужащих, прикреплёнными к ним по приказу Казимирского. Кроме того, у каждого был свой талант. Вышемирский хорошо фехтовал, потому что до службы брал уроки у учителя-француза. Соколов любил лошадей и знал верховую езду не хуже любого строевого солдата в их взводе.
По всему по этому выходило, что у обоих «заморышей» есть шанс выбиться в офицеры, особенно при нынешних боевых действиях. Оттого в своих регулярных докладах ротмистру Батовский всегда говорил о них больше, чем об остальных рекрутах: отмечал все промахи и достижения, хвалил их понятливость и готовность заниматься экзерцициями хоть с утра до вечера.
Так и сегодня он начал свой доклад командиру с описания забавного случая на учениях с пикой. Рекрут Соколов, делая «мулинеты» [14] в пешем строю, уронил оружие себе на голову и поранился.
14
«Мулинеты» — упражнение с пикой, когда её вертят руками над головой.
— Сильно? — с некоторой озабоченностью спросил Казимирский.
— Не очень, — успокоил его унтер-офицер. — Только шишка на лбу вскочила преизрядная и ссадина была с кровью.
— Ты послал его к лекарю?
— Никак нет, ваше благородие. К лекарю идти он наотрез отказался, хотя чуть не заплакал отболи. Ноя разрешил ему «мулинеты» сегодня не крутить.
— Правильно, — одобрил действия унтера Казимирский. — Пусть ещё два дня отдохнёт. А в четверг задай ему на пику такой же урок. Солдатская служба — не сахар, нечего отлынивать...
— Слушаюсь, ваше благородие, — ответил Батовский и продолжал свой рапорт.
Они ещё поговорили о разных важных делах по подготовке учебной команды к принятию присяги и её обмундированию, поскольку изготовление мундиров на швальне вдруг приостановилось — закройщик Иван Козюля третий день пил без продыха.
Уходя от ротмистра, Батовский в сенях столкнулся с Соколовым. Тот был уже не в рекрутской куртке из сермяги и не в фуражной сине-малиновой шапке, как ходил на учения, а в своём казацком чекмене. Из-под козырька картуза выглядывала у него белая повязка. Под мышкой Соколов держал книгу «Новый лексикон французских слов с толкованием на русский». Увидев унтер-офицера, рекрут сдёрнул с головы картуз и встал по стойке «смирно». Батовский откозырял и пошёл дальше. Он знал, что Соколов часто обедает у командира и переводит ему французские романы. Строгому унтеру нравилось, что новобранец ни разу никому в учебной команде и словом не обмолвился о своих приватных встречах с офицером...
Держа в руке картуз и книгу, Надежда вошла к ротмистру. Денщик уже накрывал на стол. Казимирский покосился
— Я вижу, знакомство с пикой началось неудачно?
— Пустяки, господин ротмистр. Через два дня заживёт. А повязку я надел потому, что синяк портит внешность.
— Запомните, Соколов, что пика есть древнейшее оружие всадника и требует к себе уважения, — начал свою просветительскую беседу Казимирский, жестом пригласив Надежду к столу. Далее он описал ей все преимущества пики: длинное древко, позволяющее не подпускать к себе неприятеля; четырёхгранный наконечник из стали, пробивающий даже кирасы тяжёлой кавалерии; флюгер, или флажок, своим трепетаньем на ветру пугающий вражеских лошадей.
— Но самое главное, — ротмистр выдержал паузу, как актёр на сцене перед главным монологом, — для действия саблей нужно сделать два движения рукой: взмах и удар, — а для действия пикой достаточно одного: от пояса вперёд...
Надежда, слушая командира, кивала головой. Теория применения пики в бою была прекрасна. Практика же заключалась в том, что это оружие, имея длину четыре аршина и вес больше шести фунтов [15] , требовало от солдата немалой силы и сноровки. А она сегодня чувствовала обычное женское недомогание. Проклятая пика вырвалась у неё из рук, и она даже не смогла уклониться от падающего древка.
15
Пики регулярной русской кавалерии в начале XIX в. имели длину 280-285 см. и вес около 3 кг.
— Ты что сегодня такой квёлый, Соколов? — прикрикнул на неё Батовский.
— Виноват, господин унтер-офицер! — Она тотчас выпрямилась и весело доложила: — Брюхо болит. Вчера хозяйка очень любезна была и картошкой с грибами угостила.
— Ха-ха-ха! — дружно отозвалась на это вся учебная команда, и больше никто из них внимания на её слабость не обращал.
Надежда всегда прибегала к этому простому приёму, если солдаты задавали ей какой-нибудь неудобный вопрос или что-то не получалось у неё в строю на занятиях. Отвечала быстро, грубовато, но весело, не стесняясь попасть в смешное положение. Лучше шутка, чем растерянность. Лучше смех, чем пристальные взгляды и недоумение...
Но здесь, на офицерской квартире, в богатом доме местного старосты, за столом, накрытым белоснежной льняной скатертью, уставленным серебряными приборами, она могла чуть-чуть расслабиться. Легко и приятно было после обеда говорить с отменно воспитанным Казимирским о французских романах, мешая русские, французские и польские слова.
Из книг, доставшихся ротмистру, они сначала читали «Пригожую повариху» неизвестного автора, но своей фривольностью она не понравилась командиру. Затем был взят «Хромой бес» Лесажа, и Казимирский добродушно хохотал над замысловатыми приключениями главного героя. Но больше всего по вкусу ему пришлась переводная с латыни книга Плутарха «Сравнительные жизнеописания». Он просил Надежду прочитать все сорок шесть биографий, не делая никаких пропусков и особенно старательно переводя жизнеописания греческих и римских полководцев.
Казимирского занимала судьба Гая Юлия Цезаря и войны, которые тот вёл в Галлии, Италии и Египте. Они с Надеждой много рассуждали о природе полководческого таланта и солдатской храбрости. Надежда горячилась и говорила, что звание воина есть благороднейшее из всех и единственное, в котором нельзя предполагать никаких пороков, ибо с неустрашимостью связано величие души. Ротмистр, посмеиваясь, мягко урезонивал её:
— Нет, Соколов, вы ошибаетесь. Есть много людей, робких от природы, но имеющих прекраснейшие свойства...