С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
Поднявшись, он начал искать по шкафам спиртное и ругать себя за непредусмотрительность. Бутылка рома, которую он откупорил перед обедом, была последней. В ней кое-что оставалось, но совсем немного. Чернов выпил, смочил в кувшине с водой полотенце, повязал на голову и лёг на диван. Мысли постепенно прояснялись.
За обедом произошла ссора, вернее, это он затеял её. Он хотел побить жену, которая взяла себе слишком много воли. Но получил пощёчину сам и покинул место схватки. Тем не менее порядок восстановлен, потому что в семье командовать должен кто-то один. Выходит, это — Надежда.
В угнетённом состоянии духа, чувствуя слабость во всём теле и жуткую головную боль, Василий поплёлся на женскую половину дома. Дверь в спальню жены была закрыта на ключ, но он, не смутившись этим, стал стучать и звать супругу. Он был уверен, что она не спит.
— Что тебе нужно? — раздался её голос за дверью.
— Душенька, ангел мой, не сердись на меня. Такие неприятности на службе, что голова кругом идёт. Я погорячился...
— Василий, ты помнишь, что ты делал, что ты говорил?
— Помню, душенька, помню.
— Ну и дальше?
— Прости меня.
— Сто раз слышала.
— Надя, век каяться буду, но не век грешить. Я люблю тебя, так и знай.
— Полно, Василий! — Надежда вроде бы смягчилась. — Третий час ночи. Завтра на службу не встанешь.
— Пожалуй ручку в знак примирения, душенька, — сказал он и прислушался: откроет или нет?
Ключ в замке повернулся, дверь приоткрылась. Ловкий супруг запечатлел поцелуй на ручке, на локотке, на шейке и на щёчке, но на приглашение в спальню сегодня не рассчитывал. Прижав дражайшую половину к сердцу, Чернов только вымолвил: «Как ты хороша, любовь моя!» — и отправился восвояси.
Надежда не поверила ни единому его слову. Перед ней ещё стояло лицо Василия, искажённое гримасой ярости и злобы, когда после обеда он кинулся к ней драться. А теперь пришёл среди ночи искать нежности и ласки. Где он был искренним: когда хотел избить её или когда хотел поцеловать...
Её раздражала эта двойственность его натуры. В глубине души Надежда уже считала своего благоверного обманщиком и трусом. Сама она была из той породы людей, которые готовы отвечать за все, содеянное ими, идти в любом деле до конца и никогда ничего не бояться.
В эту ночь она решила уехать от мужа. Пусть Василий поживёт один и разберётся в своих чувствах к ней. Надежда долго обдумывала план отъезда и осуществила его, когда в середине февраля 1806 года Василий уехал в командировку в Вятку. Она взяла с собой Ванечку, няньку Наталью, ящик книг и два сундука вещей. В гостиной на столе она оставила записку для Чернова, что находит нужным прервать их супружеские отношения на некоторое время.
4. ВОЗВРАЩЕНИЕ В САРАПУЛ
С этого времени я была всегдашним
товарищем отца моего в его прогулках
за город; он находил удовольствие учить
меня красиво сидеть, крепко держаться
в седле и ловко управлять лошадью.
Я была понятливая ученица; батюшка
любовался моей лёгкостью, ловкостью
и бесстрашием; он говорил, что я — живой
образ юных его лет и что была бы подпорою
старости и чести имени его, если б родилась
мальчиком!
Анастасия Ивановна в это время была в Перми на лечении у доктора Граля. С осени она чувствовала недомогание. Все знакомые советовали ей поехать к знаменитому врачевателю, и зимой городничиха решилась на это, потому что боли делались все нестерпимее и сильнее. Только это спасло Надежду от грандиозного скандала. Уж родная матушка не спустила бы ей бегства от мужа и заставила бы тут же вернуться к Чернову в Ирбит. Никто в доме не посмел бы тогда защищать беглянку.
Но в отсутствие суровой хозяйки Андрей Васильевич принял дочь с внуком мирно и добродушно. Он сам отчасти пребывал в таком же сложном положении. По требованию жены городничий расстался со своей пассией из красильных рядов и даже выдал её замуж. Но Анастасия Ивановна уехала, и он завёл новую содержанку.
Младшие дети в семье любили Надежду. Они были рады её возвращению. Она придумывала интересные игры, не наказывала строго за шалости, дарила сладости и игрушки. Шестилетний Вася заполучил в товарищи своего племянника — трёхлетнего Ваню, такого же баловника, как он сам, и оттого в доме Дуровых стало ещё веселее.
Надежда взяла на себя заботы по ведению хозяйства, и прислуга, почувствовав старание молодой барыни, принялась ретиво ухаживать за домом и садом, готовить, убирать, стирать. На семейных обедах и в присутствии гостей Надежда теперь сидела на месте Анастасии Ивановны, и Дуров, наблюдая за тем, как хорошо справляется его двадцатитрёхлетняя дочь с ролью хозяйки дома, думал, что мир и покой его старости теперь обеспечены.
Желая дать Надежде новое развлечение после её трудов и хлопот в семье, он разрешил ей снова брать Алкида. Затем облагодетельствовал ещё раз. В его библиотеке была очень редкая и старинная книга, которую Андрей Васильевич берег как зеницу ока. Это был труд господина Франсуа Робишона де ла Гериньера «Школа кавалерии», изданная в Париже в 1744 году. Однажды вечером он принёс её в комнату Надежды и сказал, что она может читать эту книгу, но относиться к ней надо бережно.
Сперва она открыла ветхую обложку с надписью «L’EcoIe de Cavalerie» без энтузиазма, но, прочитав несколько страниц, поняла, что перед ней — творение из ряда вон выходящее. Господин де ла Гериньер писал о лошадях так проникновенно, будто бы прожил всю жизнь на конюшне в деннике и понимал язык этих животных. Он подразумевал у них наличие ума, памяти, чувств и хотел вооружить других всадников своими знаниями.
«Причинами непослушности лошади, — читала с удивлением Надежда, — в основном являются недостаточные способности всадника и в меньшей степени — естественные несовершенства лошади. Непослушность её может иметь три причины: лошадь не понимает, что от неё требуется; она не имеет соответствующих способностей; она не в состоянии достигнуть требуемого уровня. Если всадник требует непонятное, то возникает сопротивление...»
В книге было много рисунков и подробных описаний к ним. Надежда сразу загорелась идеей выучить с Алкидом несколько упражнений из высшей школы верховой езды, рекомендованных великим мастером, который некогда был учителем верховой езды французского короля и заведовал королевским манежем при дворце в Тюильри.