С неба женщина упала

Ильина Лариса Анатольевна

— От горшка два вершка, а все туда же... — оглядываясь, сказала я. — А лифта-то нет. Ну, ладно, будем брать квартиру старым дедовским способом.

Поднявшись на самый верх, я направилась к двери с цифрой «семнадцать» и надавила на кнопку звонка. Отзываться никто не спешил, мы терпеливо разглядывали чёрный дерматин и переминались с ноги на ногу. Повторив попытку еще раз, я уже собралась позвонить соседям, как вдруг услышала за дверью медленные, шаркающие шаги. Кто-то молча остановился с той стороны двери, но открывать не торопился. Я позвонила

еще раз.

— Кто там? — раздался едва слышный женский голос.

— Здравствуйте, — торопливо отозвалась я, — Александр Васильевич здесь живет?

Услышав за дверью то ли вздох, то ли вскрик, мы с Аллой переглянулись, и я почувствовала, как к горлу стремительно подкатывает тугой комок щемящего беспокойства. За дверью снова стало тихо.

— Ирина Михайловна, — забарабанила я в дверь, неожиданно вспомнив имя-отчество Сашиной мамы, — это Алевтина Георгиевна Сомова, Саша работал у нас... Мы с ним к вам заезжали, вспомните! Ирина Михайловна, откройте, пожалуйста!

Неожиданно открылась соседняя дверь, и на площадке появилась полная женщина в цветастом халате.

— Вам что нужно? — неприветливо спросила она, оглядывая нас с головы до ног.

— Мы к Александру Васильевичу...

Женщина глянула как-то удивленно и вдруг испуганной спросила:

— Она что, не открывает?

Я утвердительно кивнула, а женщина кинулась обратно в квартиру и через пару секунд показалась снова со связкой ключей в руке.

— Скорее, скорее, — приговаривала она, торопливо пытаясь открыть дверь Сашиной квартиры, — у нее сердце... Опять, наверно, с сердцем плохо...

Мы влетели в крошечный коридор и увидели Ирину Михайловну. Она сидела на тумбе для обуви, закрыв глаза и приложив руку к груди. Лицо ее напоминало белую маску, и если бы я не знала, кто передо мной, никогда не признала бы в ней веселую Сашину маму.

— Там, на столе, — махнула мне рукой соседка, — лекарство...

Я бросилась на кухню, а соседка вдвоем с Аллой осторожно повели Ирину Михайловну в комнату.

— Ира, врача вызвать? «Скорую», да? — Соседка тревожно заглядывала ей в глаза, но Ирина Михайловна отрицательно качнула головой.

Положив в рот таблетку, она осторожно выдохнула и показала нам рукой, чтобы сели. Торопливо рассевшись кто куда, мы наблюдали, как губы Ирины Михайловны медленно приобретают нормальный оттенок и восстанавливается дыхание. Наконец, облегченно вздохнув, поднялась со своего места чуткая соседка и, подойдя к Ирине Михайловне, погладила ее по плечу.

— Ну, Михайловна, вроде оклемалась?

Та кивнула и слабо улыбнулась. Потом она перевела взгляд на меня, на Аллу, снова на меня.

— Алевтина Георгиевна...— я закивала, — здравствуйте... Вы меня извините...

Тут она умолкла и вроде побледнела, я испугалась, что ей снова станет плохо. Соседка тем временем принесла ей воды, Ирина Михайловна глотнула и отставила стакан.

— Вы не знаете? — тихо спросила она, опустив глаза, а я начала медленно подрагивать, потому что такое

начало могло означать лишь одно: поговорить с Сашей мне вряд ли удастся. И приблизительно представляла уже, что услышу, поэтому зажала ладони коленями, чтобы не тряслись. — Сашеньки... больше нет...

Она заплакала, соседка снова подала ей стакан, неодобрительно косясь на нас, словно желая сказать, как не вовремя мы здесь появились. Но, несмотря на весь ужас происходящего, уйти я не могла, не узнав, что случилось. И не только потому, что очень рассчитывала на Сашину помощь, но и потому, что он не был мне безразличен.

Версию произошедшего изложила все та же соседка.

Ирина Михайловна говорить о Саше не могла. Оставив Аллу с ней в комнате, мы с соседкой вышли на кухню.

— Анна Павловна, — представилась она, открывая настежь окно и закуривая.

— Алевтина, — отозвалась я, а Анна Павловна протянула мне пачку:

— Закуришь?

— Да уж, закурю. Руки дрожат...

Мы постояли немного, молча разглядывая копошащихся в песочнице детишек и зловредного кобелька.

— Кому сказать — не поверят, — качнула вдруг головой женщина. — Так это, значит, у тебя Саша работал?

— У мужа... Мы разошлись. Давно...

Анна Павловна снова кивнула:

— Только схоронили Сашу-то... — она всхлипнула. — Какой парень был, господи, какой парень! Матери хоть бы раз поперек сказал!.. А тут приехал этот твой... бывший. Говорит, чистил Саша пистолет, произошел непроизвольный выстрел в голову...

Я открыла рот и уставилась на Анну Павловну. Что угодно ожидала услышать, но такое... Саша чистил заряженный пистолет? Бред. Полный, окончательный, невозможный бред. Бред, бред, бред... Только не Саша. Вот если бы Андрей Дмитриевич это проделал, я бы еще поверила, но Саша... Нет.

То, что Андрей Дмитриевич денег дал, я не сомневалась. Интересно, сколько еще и кому он дал, чтобы поверили, что Саша сам прострелил себе голову? Наверно, немало. Эх, Саша, Саша... Господи, Сашенька... Я заплакала.

Когда мы вернулись в комнату, Алла выразительно приложила палец к губам, показывая, что Ирина Михайловна уснула.

— Вы с ней побудете? — шепнула мне Анна Павловна.
–

Мне отойти надо, я попозже вернусь...

Я кивнула, и она на цыпочках вышла из комнаты. Осторожно присев на краешек кресла, я подняла глаза на Аллу. Она сидела возле дивана Ирины Михайловны, широко

распахнув глаза, полные слез, и внимательно смотрела на меня. Подбородок у нее вдруг затрясся, и она тоненько позвала:

— Алевтина! Что же это?..

Зажав рукой рот, она всхлипнула, бросила испуганный взгляд на неподвижную Ирину Михайловну, боясь ее разбудить. Потом осторожно встала и подошла ко мне.

— Жалко-то ее как! Прям белая вся... Господи, что делается... Что случилось с сыном-то?

Я молчала, не зная толком, как объяснить ей, что произошло. Произошло то, чего произойти не могло, и поэтому было страшно вдвойне.