С неба женщина упала
Шрифт:
— Кто это ее так, Вера Матвевна?
Стол был накрыт, Вера Матвевна указала мне на табуретку и поставила на стол сковородку с жареной печенкой.
— Садись... Ты про синяк? — уточнила она и покачала головой. — Кому ж еще, кроме муженька любезного! Все он старается, паразит проклятый, чтоб ему сдохнуть! Как нажрется — и пошло дело! Где была, с кем была! Вот ведь ирод, прости господи! Сам ни одной юбки не пропустит, а девчонку лупцует почем зря. А ей куда деваться? Выскочит за дверь да ко мне бежит. А у меня с этим паразитом разговор короткий: хватила его один раз вон той сковородкой по хребту! Так что он меня теперь опасается.
— Может, по маленькой махнем, Алевтина? — Вера Матвевна вопросительно глянула на меня, я кивнула.
Хозяйка извлекла из недр холодильника бутылку водки, взглянув на нее, я поежилась. С бутылками, имеющими подобного вида этикетки, я предпочитала не общаться. Но выпендриваться перед Верой Матвевной было неудобно, поэтому я лучисто улыбнулась, сделав вид, что все в порядке.
Салат из редиски, жареная картошка и печенка давно уже закончились, стол радовала своим присутствием лишь эмалированная миска с квашеной капустой да почти пустая бутылка водки, а мы с Верой Матвевной все еще сидели, непрерывно жалуясь на жизнь и совершенно не слушая друг друга. Периодически мы дружно начинали всхлипывать, тогда кто-нибудь из нас со вздохом наполнял пустующие стопочки, мы чокались, искренне желая всем пьющим мужикам околеть. За этим занятием и застала нас заспанная Алла. Синяк ее приобрел совсем уж невероятные очертания, она прищурила больной глаз и кивнула нам:
— Ого!
— Точно! — обрадовалась Вера Матвевна, живости реакции в ней немного поубавилось, но это никак не отразилось на настроении. — Присаживайся. Знакомьтесь, девочки! Это Алевтина. Это Алла! Глаз-то болит?
Алла кивнула и села к нам за стол. Вера Матвевна быстренько порезала колбаски, хлебушка и тихонько звякнула кончиком ножика по бутылке.
— Что-то тут уж ничего не видать, — огорченно сказала
она, — обидели мы тебя, Аллочка.
Такой беспросветной несправедливости я стерпеть не могла, поэтому громко хлопнула ладонью по столу и встала.
— Где тут у вас магазин? — сурово прищурилась я на умолкших женщин.
— Зачем тебе, Алевтина? — удивилась Вера Матвевна.
— Надо, — отрезала я и направилась к двери.
Женщины переглянулись.
— Эй, подожди, я с тобой, — торопливо поднимаясь, крикнула мне вслед Алла.
— Давай! — милостиво согласилась я, в задумчивости разыскивая в прихожей свою обувь.
Нашла я только одну правую туфлю, чему сначала удивилась, но потом напряжением мысли восстановила ход событий. Вслед за Аллой в прихожую вышла и Вера Матвевна.
— Ребята, — твердо сказала я, сидя турком и шлепая друг об друга старенькие спортивные тапочки, — в это я влезть не могу.
Алла вопросительно глянула на Веру Матвевну, та закивала:
— Она босиком! То есть в одной туфле...
Про глаза Аллы не скажу, не разглядела, а вот брови у нее полезли наверх, да так высоко, что, казалось, вот-вот совсем исчезнут под волосами.
— Почему босиком?
Вера Матвевна вкратце поведала ей мою «правдивую» историю, Алла понимающе кивала головой и сочувственно вздыхала.
— Вот так, — закончила Вера Матвевна, — деток у них тоже нет...
— Да, — почти заревела я, с досадой шваркнув тапочки об пол, — только попугай! Бедный!.. Этот... Как его... Попка! Голодный!
Поскольку Вера Матвевна тоже находилась в несколько расслабленном состоянии, я услышала, как она жалостливо зашмыгала носом, явно собираясь ко мне присоединиться.
— Это... Это... — встревоженно вскрикнула Алла, изумляясь все больше. — Вы это... Мать вашу... Вы чего, сбрендили, что ли?
Вопрос был поставлен правильно и своевременно. Я несколько секунд поморгала, внимательно приглядываясь к Алле, возвышавшейся над моей головой, и стала подниматься. Алла с Верой Матвевной пришли мне на помощь, и все прошло благополучно.
— Ладно, у нее горе, но ты-то, Матвевна! — укоризненно воскликнула Алла, качая головой.
Вера Матвевна виновато развела руками и ответила:
— Ну... Не рассчитали малость!
Я активно закивала, подтверждая ее слова, и добавила:
— Убейте, не вспомню, когда я последний раз так надиралась!
Мы дружно рассмеялись и отправились обратно на кухню. Вспомнить, зачем выходила в прихожую, я так и не смогла.
Алла быстро поставила на плиту чайник, Вера Матвевна
достала трехлитровую банку смородинового варенья и принялась переливать его в вазочку. Я же, понаблюдав за ними пару минут, сообщила, что сейчас вернусь, и направилась в туалет. Содержимое моего желудка активно готовилось к перемене места, и помешать ему я никак не могла. Как я и предполагала, водка оказалась несвежей.
В дверь туалета осторожно постучали. Я задумчиво вздохнула и поинтересовалась:
– Ну?
— Алевтина, ты в порядке?
Пока я раздумывала над ответом, Алла поскреблась еще раз, словно мышка, и добавила:
— Больно ты долго, не уснула тут?
Я снова задумалась. Если разобраться, возможно, Алла и права. У меня тоже было какое-то странное чувство, что я здесь довольно давно. Одно я знала наверняка: мне стало гораздо лучше. Пол, стены и потолок находятся там, где и положено, а не норовят поменяться местами.
— Алевтина!
— Иду! — ответила я, выбираясь в люди.
— Умойся, — посоветовала мне Алла, — полегче будет.
Я быстренько сполоснула лицо холодной водой и глянула в зеркало. Мне глупо улыбалась пьяная баба, безуспешно пытаясь подмигнуть. Всклоченные волосы стояли дыбом, я осторожно провела по ним мокрой рукой и крикнула:
— Вера Матвевна! Расческу! Христа ради!
Добрая Вера Матвевна пришла мне на помощь, и вскоре мы снова сидели за столом на кухне и пили чай с вареньем.