С Петром в пути
Шрифт:
А из круга подначивают:
— Под микитки его, Ларивонка, под микитки.
— Лягайся, Кирилка, шибче.
Глядят — заливаются. Вот уж у одного из бойцов кровь носом пошла, у другого ухо надорвано. Клочья волос летят во все стороны.
Глядели, глядели, усмехались. А ведь грешно, ведь то духовные. Фёдор поморщился, буркнул:
— Доложу государю, дабы срам сей упразднён был.
— А что государь, — откликнулся Пётр, — стрелецких начальников надобно ко взыску призвать. Они порядок должны блюсти.
Гервасий добавил:
— Таковой кавардак тута от веку ведётся. Попам-то кормиться надо. А как, коли
Книжный ряд был немногочислен. Ничего особо выдающегося в этот раз Фёдор не обнаружил. Заинтересовала его рукописная книга, озаглавленная протяжно: «Житие и смертныя муки угодника Божия и великострадальца, погубленного от рук нечестивцов, духом возвышанного Димитрия, рекомого Солунским от еллинского града Солуни, в коем принял мученический венец свой». Полистав её, не нашёл ничего занимательного и вернул — в житиях святых о сём Дмитрии наверняка писано теми же словами.
А вот книга, изданная в Венеции на латыни, его заинтересовала. Она излагала учение арабского мудреца Ибн-Хальдуна, и в ней говорилось, что он был одним из столпов учёности на Древнем Востоке.
— Сколь хочешь за неё?
— Менее двух рублей не возьму, — сказал продавец.
— Ой ли! Дорого. — Однако не стал торговаться — купил.
Рубли были ещё Софьины, но серебро шло. Да и какой только монеты в обращении не было — лишь бы серебро, шиллинги, и талеры, и цехины, и дукаты, и солиды, и марки, и риксдалеры...
Пробовали на зуб: лишь бы не оловянные. А то были мошенники, лившие в формы олово: из одной тарелки выходило целое состояние.
Возвращались обратно тою же дорогой. Фёдор сказал:
— Ты, Петруша, за приказом числишься, а у меня служишь. Намедни государь, допрежь отправленья своего, повелел человека в Вену послать в рассуждении найма там сведущих людей в подкопном деле. Человека бойкого, немецким и латынью равно свободно владеющим. Я государю о тебе сказал. А он мне: молод-де твой Петрушка, надобен-де человек солидный. И порешили отправить дьяка Кузьму Нефимонова. Должен он под Воронеж с оными людьми к весне прибыть.
— Ну и слава Богу, — отозвался Шафиров, — путь не близкий, зима морозна, а я твоей милости послужу.
— Вот возвернусь из-под Азова, тогда и послужишь, — вздохнул Фёдор. Надо было ехать в Преображенское. А там кутерьма, кишение народа, шум, гам. Великий государь призвал под свои знамёна всех охочих людей, дабы не было в войске недостатку. Поднялись посадские, поднялись и холопы в надежде обрести свободу от ярма. И потекли в Преображенское.
Прежде того думный дьяк Артемий Возницын провозгласил с амвона Чудова монастыря высокую царскую волю:
«Стольники, стряпчие и дворяне московские и жильцы!.. указали вам всем быть на своей службе... И вы б запасы готовили и лошадей кормили». То же он выкликал с Красного крыльца Грановитой палаты.
«Мин херр кёниг, — писал Пётр потешному королю Фридрихусу, — галеры и иные суда по вашему указу строятся; да нынче же зачали на прошлых неделях два галеаса [30] ... Всегдашней раб пресветлейшего вашего величества бомбардир Питер... В последнем письме изволишь писать про вину мою, что я ваши государские лица вместе написал с иными, и в том прощу прощения, потому что корабельщики, наша братья, в чинах неискусны». Да, то была школа, школа подчинения, умения победить в себе чванство, «надутлость»,
30
Галеас — военный корабль в Европе в XVI—XVII вв.
Под Воронежем мало-помалу собралось близ 46 тысяч человек. Да ещё 20 тысяч казаков и 9 тысяч конных калмыков должны были стать под Азовом. Оснастить да прокормить таковую ораву было нелегко, однако справились. И в последних числах апреля флотилия, растянувшаяся на много вёрст, отправилась: «Сегодня (3-го мая) с осьмью галерами в путь пошли, где я от господина адмирала Лефорта учинён есмь командором», — известил Пётр Виниуса.
Азов стоял на левом берегу Дона в пятнадцати вёрстах от его впадения в море. Турки основательно укрепили его, видя в нём ключ к реке и морю. Каменную цитадель окружали ров с палисадом и земляной вал. Да ещё в полуверсте были насыпаны два земляных вала, а подалее две каменных башни-каланчи, запиравшие берега, через которые были перекинуты три ряда железных цепей, препятствовавшие судам спуститься к крепости.
Важно! Да только в голове Петра сложился план, как всё это преодолеть. Он обсудил его со своим кумпанством и план был дополнен и одобрен. Казаки, однако, на своих леках и быстрых чайках решили добыть себе победу прежде прибытия главного войска. Они атаковали турецкие корабли, прибывшие под Азов с подкреплением, в надежде взять их на абордаж. Они не рассчитали высоту бортов турецких кораблей — не удалось забраться. К тому же подоспела целая армада. Пришлось поспешно ретироваться.
Пётр досадовал. И хоть силы турок были куда основательней, он решился на морской бой. Казаки снова показали свою удаль: сожгли корабль и девять суден, один корабль пошёл ко дну, а остальные поспешно уплыли. А трофеи, трофеи — одного пороху 86 бочек, 8 тысяч аршин сукна, сотни пудов пшена, муки, сухарей и другого провианта, пополнившего армейский рацион. Но главным было то, что Азов был блокирован с моря. Те 800 сейменов, которые должны были подкрепить гарнизон Азова, так и не смогли высадиться.
Бомбардир-командор Пётр Михайлов был доволен, ещё бы: теперь гарнизон можно будет удушить, либо он капитулирует без амуниции и провианту, без пороху и трёхсот пятипудовых бомб, которые везли ему в подкрепление.
В конце мая Азов был обложен. Видно, турки не рассчитывали, что русский царь предпримет вторую попытку завладеть крепостью, и потому не залатали бреши, получение при первой осаде. Это было Петру на руку. Теперь всё делалось основательней, при учёной помощи австрийских фортификаторов, коих было двенадцать. У них были свои счёты с турками.
Под боком были конные татары, жалившие, точно шершни и оводы. «А о здешнем возвещаю, — писал Пётр королю Фридрихусу, — что, слава богу, всё идёт добрым порядком, и обозом город обняв кругом... вчерашнего дня народын-салтан с тысячею татар поутру ударил на обоз наш, где наша конница такой ему отпор дала, что принуждён был бегством спасение себе приобресть».
Удалой бомбардир со своею бомбардирскою ротой тоже не дал маху. Крепость забросали бомбами, и в городе начались пожары. Чёрный дым столбами поднимался к небу, тех чёрных столбов становилось всё больше.