С волками жить....
Шрифт:
Вот еще только лес стоял рыжим, падали листья — и уже пошел снег, повеяло морозом. «Пора на охоту», — решила Люта. Звери уэе перелиняли, особенно те, что живут повыше в горах.
Приноровиться к новому ружью (хотя какое оно новое-то!) оказалось непросто. Ладно, спуск заедало, это лечилось просто — чистить нужно и смазывать, а то там и впрямь ржавчина пошла. Главное — оно было легче двустволки, вело себя иначе... Да вообще у них характер разный, развеселилась как-то Люта.
Но
Вот носить оба ружья и патронташа было неудобно, но она приспособилась...
А лавочник не обманул: черные белки в лесу кишмя кишели. Люта то и дело слышала заполошные выстрелы деревенских охотников и вздыхала: эти зверюшки осторожные и быстрые, куда вам? Её выручало чутье и зрение. И привычка отличать — древесный гриб на стволе или животное. И способность сидеть неподвижно хоть целый день.
И ей ничуть не было жаль пришельцев. Неважно, что стронуло их с места, — лес сгорел или вырубили его, — здесь они были не нужны, своих белок хватало. На всех еды не хватит, так чем подыхать с голоду, не лучше ли получить пулю в глаз?
Одно её тревожило вот что: дом остаётся безо всякой защиты, когда она на несколько дней уходит в лес, неважно, по зову луны или нет. Кто угодно может прийти и стащить эти треклятые шкурки, и доказывай потом, что это твои!
Устраивать ловушки она не умела. Разве что волчьи ямы, но ей бы не хватило сил их выкопать, тем более по зиме. Спуститься в деревню и передать уже готовые шкурки на сохранение Трюдде Люта не рискнула. Кто-нибудь увидит, говорить начнут, а чем больше разговоров, тем хуже. Тут даже те, кто не желал никого грабить, задумаются! Вот те, летошние, просто безобразничали, а что сделают нынешние, если сумеют вломиться и отобрать ружье? Стрелять-то Люта умеет, но пока перезарядит...
«И на лицо не посмотрят, — иногда думала Люта. — Накинут подол на голову, и всё».
Правда, это волновало ее меньше выгоды от шкур. Лишь бы не понести, а остальное ерунда — боли Люта вовсе не боялась.
Пришлось завалить подход к дому: на осле теперь не подъедешь, конечно, ну да ничего, припасы понемногу сама перетаскает, в несколько приемов, не так там далеко. А та старая сосна держалась на честном слове и так удачно упала, когда Люта подрыла корни! Еще и осыпь получилась — теперь если добираться из деревни, то либо по крутому склону, либо далеко в обход. По склону зимой даже дурак не полезет, побоится сорваться, а в обход... Люта успеет услышать.
«Плохо одной, папа, — думала она, сидя у могилы с маленьким букетиком осенних цветов. — Обо всем надо думать самой. И как следует думать, чтоб не обманули! Хорошо, ты меня научил, но и то плохо выходит. Хоть Трюдда есть, она подсказывает... Она тебя помнит, я знаю. Вот, передала, чтобы я положила тебе... Сама сюда не полезет — заметят. А нам нельзя, чтобы заметили, ты же говорил. Но как плохо одной!..»
Настоящая
Назавтра рассветлелось, и она отправилась в лес. Оголодавшее зверье тоже вылезет, знай высматривай... И точно — пять черных белок и трех обычных Люта подстрелила еще до полудня, а это было ох как здорово.
Чтобы передохнуть, она спустилась к узкому, но бурному ручью, напилась воды, от которой ломило зубы, и только выпрямилась, как на нее выскочил волк... Ух что это был за зверь! Шуба — рука утонет...
Только ободранная и грязная, сообразила Люта. И сам волк худющий, заметно крупнее здешних. Чужак, похоже, но откуда?
Бояться она не боялась — на оборотня, даже в человеческом облике, никакой зверь не пойдет, разве что медведь спросонок, — но ружье с плеча скинула. Мало ли...
И вздрогнула одновременно с волком — где-то позади треснула ветка под неосторожной ногой. По следу шли охотники. Один охотник, услышала Люта и снова посмотрела на волка. И удивилась: взгляд у него не звериный, и... Что это? Цепочка на шее? Ее почти не было видно в густой шерсти, только отблеск выдал.
— Прямо, вдоль ручья, — быстро сказала она. — До излучины. Там сдвоишь след — и прыгай в воду. Там мелко, до брюха не достанет. По правую сторону будет промоина под старым деревом, прячься в ней. Я приду, когда с этим разберусь. Ну, что встал?
Волк подошел ближе и осторожно коснулся холодным носом ее руки, пахнущей кровью и металлом. Потом скакнул в сторону и исчез, растворился среди заснеженных деревьев.
«Вдоль ручья пошел», — удостоверилась Люта, прислушавшись. Удивляться она собиралась потом — сейчас сюда шел человек. Ну, как ходят по глубокому, слегка примороженному сверху снегу обычные люди, не охотники вроде нее: с шумом, хрустом, руганью... А кого он выискивал, и думать нечего.
— Эй, волка не видел? — отдышавшись, спросил охотник, умаявшийся в теплой одежде. Сразу видно — равнинный, здешние одеваются иначе, так, чтобы можно было и в снегу полежать несколько часов, и не упреть, пока лезешь по круче.
— Ага, здоровый такой, — ответила Люта, постаравшись сделать голос погрубее. — Увидел меня — скок в сторону да пропал. Туда, в кусты!
Место их встречи с незнакомым волком она вытоптала так, что даже собака ничего бы не вынюхала.
— А ты чего стоишь с ружьем наперевес?
— Ну так вдруг он вернется?
Охотник подошел ближе, опустился на колени, разбил наледь у берега и напился. Глупец, кто же пьет из ледяного ручья! У самого вон фляга на боку — попил бы да наполнил заново, чтобы вода согрелась... То есть, это людям нужно было знать, а Люта пила из любой лужи, если хотелось. Хотя, может, фляга-то давно опустела...