Садовое товарищество "Металлург"
Шрифт:
– Держи пластину и протяни руки. Да, так… чуть Силы подай… чуть, я сказал.
Положив одну руку на ладонь Заевой, начинаю выжигать на пластине Силой, чуточку бравируя перед любовницей. Да, блядь… и нет, не брезгую. А куда деваться? В семнадцать лет стоит на всё, что шевелится и не ёжик… фигурально, разумеется. После изменения усилилась не только физическая сила, но и, мать её, сексуальная! А выбор, откровенно говоря, не богатый.
Бывшие пенсионерки пусть и помолодели, но… стрёмно как-то. Потом, может и привыкну, лет через несколько. А пока вот
– Всё. Погоди… – вытягиваю крупинки Силы и отдаю артефакт, – теперь подай свою.
Вера пробует, и пластинка чуть светится, как положено. Проверка, и крупный огненный муравей (кусается – как прутом раскалённым ткнули!) шарахается от неё, падая с ветки.
– Иии! – Визг чуть не оглушает, ланон-ши повисает на шее, – спасибо! Саша, я теперь с тобой… без очереди! Когда захочешь!
– Иди, – шлёпаю её по задку, слегка задерживая руку, – нет, в самом деле иди, хочу немного руку набить, пока ощущение не ушло.
Бросив напоследок многозначительный взгляд, Вера удаляется. Слышу обрывки фраз…
– … на муравейнике! Да, мальчики? Тестированием займёмся!
– Кто о чём, а суккуба о сексе!
Два десятка артефактов штампую один за другим, нарабатывая навык. Личные, безличные… все они нормально работают и подзаряжаются от фоновой Силы владельца. Другое дело, что Вера вечно по кустам то на спине, то в коленно-локтевой позиции. Ей сверхмощный нужен.
– Поглядел бы кто со стороны, как ты артефакты штампуешь, – неслышно подошёл Чаганов по влажной земле, – кажется, будто всё это легко и просто.
– Как с программами. Для меня максимум – говносайтик сделать, а твоей квалификации на создание игр хватает.
– Хобби, – скромно уточнил богомол, – так-то математический аппарат… меня опять занесло?
– После слова аппарат сознание отключилось, – отвечаю со смешком. Я не настолько гуманитарий, как изображаю перед Володей. Просто когда гигантский богомол начинает рассуждать о программировании, мозг не выдерживает.
Чаганов из тех изменённых, у кого второй облик стал первичным. Он в первую очередь богомол, а уже во вторую – человек, и находится в человеческом теле продолжительное время ему неуютно.
От тренировок Володя также частично освобождён – инстинкты у него… как у богомола, не требуют тренировок. Только в составе отряда занимается, в свободное время помогая мне с артефакторикой или на кухне.
Талантов в этом направлении ни малейших, но богомола больше волнуют научные аспекты, а не прикладные. Пытается впихнуть любимую математику в мир магии.
– Саш! – Окликнули меня, – там к тебе этот… Петрович пришёл.
– Ясно.
Спрыгнув с ветки, отряхиваю зад – наши паучихи начали выделывать ткани, годные не только на противомоскитные сетки, но и на одежду. Штучно пока, но начало положено.
Корявое раскидистое деревце, метров этак под четыре в высоту, топчется у границы лагеря. Выглядит как длинный корявый пенёк, обрезанный ретивыми коммунальщиками на высоте человеческого роста, но не засохший, а выпустивший ветви вширь и немного ввысь.
– Хайюшки, Петрович, – подхожу, вытягивая сжатый кулак. Одна из веток осторожно касается руки.
– И тебе… хау, – Энт общается частично речью, частично запахами и мыслеобразами, отчего понимает его от силы четверть вынужденных переселенцев.
Лёгкое нетерпение, желание вкусно поесть, вырасти…
Прерываю ментальную связь, тряхнув головой. Петрович смущённо кряхтит и произносит:
– Говно-говнецо, да?
– Да, – энт подхватывает меня под коленки и сажает куда-то… на голову, наверное. Где у нас сортир, Петрович знает без меня, просто… этикет, наверное. Не может есть в гостях без хозяев. Или нет… честно говоря, плохо понимаю психику энтов.
Энты второго облика не имеют и в изменении зашли куда как далеко. Не только внешность, но и сознание изменилось стремительно и бесповоротно. Благо, социальные и коммуникативные навыки остались, пусть и покореженные донельзя.
– Говно-говнецо, – тоном гурмана, восхищённого высокой кухней и тёплым приёмом, повторил энт, пуская ноги корни в выгребную яму. Отойдя чуть в сторонку и усевшись на отполированное задницами бревно железного дерева, поддерживаю столь же односложную беседу, стараясь не сорваться на менталистику.
– Как-то всё это стрёмно, – напряжённо сказал Пашка, – нет, я всё понимаю…
– … в изгнание, – напряжённым голосом говорила Зинпална, выбранная судьёй, – вниз по реке, с оружием и припасами, но без весёл и парусов, положившись на судьбу. В случае, если изгнанники решат вернуться, каждый из присутствующих имеет право и даже должен убить их. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит.
На галечном берегу реки собрались все жители товарищества, включая маленьких детей, непонимающе лупающих глазами, сидя на руках у матерей. Огромный плот, сколоченный из брёвен полутораметрового обхвата, вытянулся почти на сорок метров в длину и двадцать в толщину.
Столпившиеся оборотни из стаи Фенрира смотрят зло и непримиримо. Почти полтора десятка… из оставшихся в живых. Брали их шумно, с резнёй, да повесили потом большинство по результатам расследования. Фенрир, взятый живым и моливший о пощаде, умирал долго, сидя на муравейнике. Почти сутки истошного крика… знаменитая регенерация оборотней не всегда во благо.
Всех жителей посёлков мимо провели! Чтоб видели – что будет с теми, кто перейдёт Грань.
На плоту только те, чья вина доказана косвенно и… дети. Принимавшие участие в убийствах, рвавшие зубами плоть разумных. Двое взрослых всего, остальные – дети и подростки.
– Не верят, – негромко сказала знакомая паучиха, – не хотят верить. Я бы тоже не… детей выгоняют.
Маленький кулачок закушен до крови, но в больших тёмных глаза соседки ни тени сомнений в правильности происходящего. Жалость… но никаких сомнений.