Сага о Бельфлёрах

Оутс Джойс Кэрол

Давным давно горные духи (духи отличаются исключительным своенравием) так осадили Иедидию, что он вскоре привык к их присутствию и разговаривал с ними — отчасти нетерпеливо, отчасти нежно, как разговаривают с докучливыми детьми. Однако его по-прежнему преследовали живые, тревожные и в высшей степени правдоподобные сны, в которых он ложился в постель с юной женой собственного брата, и сны эти причиняли ему беспрестанные мучения. (Так продолжалось всю его жизнь, сто один год.) А в сотнях миль от него, в Бушкилз-Ферри, жене Луиса Джермейн досаждали навязчивые сны щекотливого свойства, в которых ей являлся ее деверь (она не видела его уже много лет и почти забыла), отчего однажды ночью она, сама того не желая, закричала: Иедидия! — и разбудила Луиса, и тот стал трясти бедняжку

так, что у нее едва глаза на лоб не вылезли. Феликс — то есть Плач Иеремии — всю жизнь жаловался, что его чаще мучают вещи земные, а не какие-то духи и что он единственный из Бельфлёров, познавший полный крах; после того как лисы пожрали друг друга, он признался, что еще накануне его посетило ужасное предчувствие: он знал, что они с партнером потеряют все деньги, вложенные в этих злобных маленьких тварей, но (говорил Иеремия равнодушно) воспринял это со смирением. Разве кто-то способен одолеть злой рок, поразивший тебя много лет назад, когда твой собственный отец если и не открестился от тебя, то лишил таинства крещения? «Вы говорите о проклятых вещах, — грустно сказал Иеремия, — а как быть с теми, кто сам представляет собой проклятие, только в человеческом облике?»

И Иоланда — она одновременно явилась во сне нескольким родственникам: Гарту, Рафаэлю, Виде, Кристабель, Вёрнону, Ноэлю, Корнелии, Гидеону, Лее, и, по всей видимости, Джермейн (во всяком случае, когда девочка проснулась, в ее лепете слышалось имя «Иоланда»), и, разумеется, Юэну и Лили; Иоланда в длинном черном платье с широкими рукавами, наподобие пеньюара, стоит, уперев руки в талию и откинув голову, так что ее чудесные пшеничного цвета волосы волной ниспадают на спину, а лицо грустное, но раскаяния в нем нет — она вовсе не сокрушается, и поэтому на следующее утро за завтраком ее отец, с силой ударив кулаком по столу, заявил: «Ну точно, она сбежала с мужчиной, я знаю! Нарочно, мне назло! И она жива — это очевидно!»

Крохотные капельки крови в налитом детям молоке и миске со сливками — они появлялись на протяжении нескольких дней после того, как однажды после многочасового визга ливанский кедр упал под натиском бензопилы (хотя вековое дерево и было, без сомнения, очень красивым и близким сердцу старшего поколения Бельфлёров, однако ландшафтный дизайнер, нанятый Леей в Вандерполе, настоял на том, чтобы дерево спилили: оно занимало чересчур много места в саду, и его требовалось подпирать уродливыми досками), и напряжение, повисшее в доме, когда в нем поселился дух этого исполинского дерева — это неприятное время закончилось лишь спустя несколько недель, когда ноябрьская буря наконец прогнала дух прочь. Но избавлением это едва ли назовешь, потому что буря принесла неприятности похуже.

Существовало, конечно, бесчисленное количество других досадных вещей, более или менее загадочных: заколдованные чуланы и ванные комнаты, зеркала и комоды, и даже целый угол будуара Эвелины, и покрытый пылью барабан, обтянутый кожей Рафаэля — время от времени от издавал глухой стук, словно невидимые пальцы беспокойно постукивали по нему; и шелковый зонтик лавандового цвета, выцветший и потрепанный, по слухам, принадлежавший Вайолет — он перекатывался по полу, словно кто-то сердито пинал его ногой — но неужели все это стоит воспринимать серьезно? В конце концов, как сказал Хайрам со своей фирменной скептической улыбкой, «эти нелепые духи питаются нашим легковерием. Если мы бросим верить в них, если мы, вся семья сообща, прекратим верить… вот тогда они утратят силу!»

Кассандра

Как-то ноябрьским днем, солнечным и прохладным, Лея принесла на воспитание Бельфлёрам еще одного ребенка — девочку, чье происхождение осталось тайной.

День, долгий и насыщенный, начался у Леи с посещения каменоломни Громвелл у дальнего берега Серебряного озера. Эту каменоломню она конечно же видела и прежде и утверждала, будто тщательным образом ознакомилась с ее финансовым положением (которое оставляло желать лучшего: последние шесть лет каменоломня была убыточной). По настоянию Леи ее привезли туда в «роллс-ройсе» в сопровождении

Джермейн и Хайрама — незадолго до этого Лея наняла Джермейн няню (ее звали Лисса, она пришла на смену Ирене, которая, в свою очередь, сменила Летти). День был ветреный, и, несмотря на недовольство Хайрама (прихоти Леи вечно вызывали его ворчание и брюзжание, и он вел себя, словно ее стареющий муж), она по-зимнему укутала малышку и взяла ее с собой. Девочка обожала поездки, обожала забираться к матери на колени, показывать пальцем, болтать и задавать вопросы, на которые Лея терпеливо отвечала. Лея не сомневалась, что ребенку важно узнавать как можно больше — видеть как можно больше — с самого раннего возраста.

— Запомни, Джермейн, — говорила Лея, когда они въехали в ворота, — что владеем всем этим мы. Все это наше. Это каменоломня по добыче песчаника — надо будет попросить Бромвела объяснить нам, что такое песчаник. Ее площадь — шестьдесят пять акров, до самых «Серных источников», и она принадлежит нам! В прошлую пятницу мы подписали документы, и теперь она наша.

Они около получаса колесили по изрезанным колеями дорогам, в одном месте Лея попросила остановиться и заглянула в шахту, а бедный Хайрам, сгибаясь под тяжестью Джермейн, плелся следом.

— Не на что там смотреть, — раздраженно проговорил он, — долго же ты будешь объяснять эту покупку мистеру Т.

— Мои поступки объяснений не требуют, — Лея подняла меховой воротник, — я не ребенок.

Она отперла директорский кабинет и вошла внутрь, ведя за собой Джермейн. Опасения Леи оправдались — внутри оказался ужасный беспорядок.

Старый покосившийся стол с ящиками, набитыми пожелтевшими бумагами, разодранный линолеум на полу, полевая раскладушка без подушки и брошенное на нее грязное одеяло…

— Ну вот, Джермейн, — радостно сказала она, — мы на месте. Ты же хотела этого.

Джермейн молча смотрела на нее.

— Карьер Громвелл. Мы купили каменоломню Громвелл, — сказала Лея. — Ну как?.. Ты довольна, Джермейн? Правильно я поступила?

Джермейн залопотала, как и полагается маленькому ребенку, и Лея, не зная, расстраиваться или удивляться, оставила ее в покое. Девочка в восторге бегала по комнате, а Лея осмысливала ситуацию. Покупка обошлась дороже, чем она рассчитывала, зато теперь каменоломня Громвелл принадлежит им, и вскоре к их владениям присоединится прилегающий участок земли, а потом еще один, и еще, пока не будут восстановлена вся принадлежавшая им когда-то территория. Возможно, думала Лея, на это уйдет вся ее жизнь, и заканчивать начатое ею придется Джермейн. Однако, может статься, ей повезет и на всё про всё понадобится лишь несколько лет. И ведь тут не поспоришь — Лее везло, она не совершала ошибок.

Джермейн забралась на стол, она расшалилась, развеселилась — ребенок же — и, казалось, вот-вот спрыгнет вниз; так, верно, и случилось бы, если бы Лисса не подхватила ее.

— Ой, Лисса, ну не глупи! — рассмеялась Лея. — Джермейн все равно не расшиблась бы! Помни, девочка моя, это благословенный ребенок.

По дороге в замок они заехали к Делле — Лея уже много времени не видела мать; а еще они с Хайрамом сочли своим долгом заглянуть к старому Джонатану Хекту (к сожалению, во время их визита он дремал или пребывал в забытьи, поэтому не слышал, как оба гостя, глядя на него, ужасаются тому, как он пожелтел и как запали у него глаза! Удивительно, прошептала Лея Хайраму, что он все еще жив). И еще Лея справилась о здоровье Кассандры — дочки Гарнет Хект.

— Но какое странное имя — Кассандра! — Лея сунула девочке палец, и малышка тотчас же ухватилась за него, весело заулыбавшись и залепетав, хотя фокусировать взгляд у нее пока не получалось. — Как бедная Гарнет додумалась ее так назвать?

— Имя предложила я, — ответила Делла.

— Так же вроде бы звали какую-то языческую принцессу, — Лея засмеялась, но заговорила тише, чтобы Гарнет (та, раскрасневшись, смущенная внезапным приездом Леи и Хайрама, сновала по дому и то и дело выбегала из небольшой детской), — она еще была немая. Или ее убили? Или и то и другое? Ой, нет — она предсказывала будущее, но ее никто не слушал, и потом ее все равно убили, да?