Сага о драконе
Шрифт:
Счастливый, он снял с Пэна упряжь.
«Я никогда так не веселился с тех пор, как расстался с папой».
Он перекинул сбрую через голое плечо, и они вдвоем вышли из ангара.
«Это потому, что вокруг тебя — взрослые, — отозвался Пэн. — Ты слишком быстро стараешься вырасти».
Дракон довел спутника до голографического отсека. Убедившись, что там никого нет, он ввел программу, имитировавшую Перн.
«Пошли. Увидишь, о чем я скучаю».
Когда дверь отворилась прямо в громадную песчаную чашу, у Пуки перехватило дыхание.
«Это старый вулкан, верно?»
«Да. Здесь, в другом мире, я родился. Вот по таким местам я скучаю, когда мне одиноко. А о чем ты
Пэн подвел Пуку к краю большого водоема. Юноша видел высоко в небе каких-то крошечных летунов, а на пляже они были одни.
«О папе. И о «Дерзости». [24]
«Нет. Я не о том. Я знаю, что скучаю по тем, кто вывелся вместе со мной. Скучаю о том, как здорово было учиться. Скучаю по сверстникам. И, конечно, мне недостает Карен. У меня есть Сипак, но это не одно и то же. Она была первой, кого я увидел, выйдя из скорлупы».
24
Павел Андреевич Чехов служил вместе с Кирком, Споком и Маккоем; Аппукта Чехов, по происхождению — североамериканский индеец, — приемный сын Павла Чехова, спасенный им во время путешествия в прошлое и перенесенный в будущее; впоследствии Аппукта проявил недюжинный ум и в короткий срок закончил Академию Звездного флота.
— Тогда почему ты здесь?
«Мне уготовано нечто большее, нежели сражения с Нитями. Если верить древним стихам, мне, думаю, предначертано стать спасителем своей планеты. У меня на самом деле не было выбора. Мне необходимо было уйти. Остаться я не мог, — Пэн тяжело опустился в песок, вытягивая предплечье, чтоб поболтать им в воде. — Но взрослеть не начал».
Несколько минут они просидели в тишине. Потом Пэн еще раз спросил:
«О чем ты скучаешь?»
Пука вздохнул.
— Скусаю по друзьям, которые у меня были, пока я не заболел. О том, как нам бывало весело. Мы занимались и играли, стобы стать похожими на своих отцов, а их ответственность на нас не висела. Не надо было заботиться о том, как не опосдать к насалу смены. — Он посмотрел на Пэна. — Мне кажется, я скусаю о друзьях моего возраста.
«Почему ты не попросил отца оставить тебя со сверстниками?» — спросил Пэн.
— Не знаю. Но, когда я проснулся здоровым и никто, кроме папы, не понимал меня, я не хотел, стоб папа уходил, и сам уходить не хотел. Вот и выусил я новый язык и пошел в Академию, стобы сделать ему приятное. — Он прислонился к мягкой шкуре Пэна. — Мне кажется, я никогда не смогу вернуться.
«Значит, как у меня, у тебя по-настоящему и не было выбора. Вырасти ты не успел».
— Но я не думаю, сто, будуси здесь, спасу какую-нибудь планету.
«Все равно ты здесь для чего-то. Ты можешь не знать причины, как знаю я, но ты создан для чего-то. И не имеет значения, что пока тебе не известно, зачем ты здесь. — Пэн хихикнул собственным мыслям. — Теперь я начинаю разговаривать как ты!»
Пука улыбнулся.
— Мне давно хосется задать один вопрос. Ты со всеми ладишь. Ты, кажется, всегда знаешь, сто сказать. И все вокруг позволяют тебе поступать как подростку — а ты подросток и есть. Наполовину взрослое существо. Посему? Как?
Пэн на минутку задумался.
«Помогает то, что я здесь, на «Заре» — член чьей-то семьи. Редко встретишь человека с маленьким сыном и товарищем-юношей, особенно на звездолете. Но Сипак не ждет, что я буду не тем, кем я есть, пока мы в нашей квартире. Когда я на посту, от меня ждут, чтобы я действовал, как ответственный взрослый. Когда я не на службе, я волен вести себя, как хочу. Пытаться взрослеть неким полуобычным образом. А ты… ты слишком стараешься. Ты не расслабляешься, когда свободен. И некому РАЗРЕШИТЬ тебе вести себя как подростку, а ты еще подросток. Ты все время должен действовать как взрослый. И это делает тебя слишком серьезным».
«Это тяжко, Пэн, тяжко. Иногда кажется, от меня ждут слишком многого. Иногда хочется лишь одного: стать таким, как прежде — бегать босиком по полям. Порой хочется вернуть настоящего отца. Бывает, хочу снова стать ребенком. — По его лицу скользнула слеза. — Но не могу. Не могу даже снова быть с папой».
Пэн укутал юношу крылом.
«Ты и я очень похожи. Мы — вдали от наших культур, от семей. Мы — двое детей на корабле, где полным-полно взрослых, и от нас все время ждут, что мы будем поступать, как взрослые. У нас даже нет возможности расти, потому что все думают, будто мы уже выросли. И когда мы «ведем себя как дети», нас за это наказывают. Мне тяжело смеяться и шутить со всеми вместе, — хоть тебе, видимо, и кажется, что я в этом как-то от тебя отличаюсь — ведь каждый ждет, что я буду серьезен все время, прямо как ты. В чем между нами разница? У меня есть Сипак и Саул, а у них есть я. У тебя никого нет. — Пэн крепче прижал к себе Пуку. — Но так не должно быть. Сипак говорит, что ты можешь стать частью нашей семьи, если пожелаешь».
Пука повернулся в драконьих тисках и с подозрением глянул на своего друга.
— И что он предлагает?
«Сипак говорит, что, если ты хочешь присоединиться к нашей семье, требования к тебе будут такие же, как и ко мне. Он никогда не попытается занять место Павла, а ты сможешь наконец стать маленьким. — Пэн приостановился и продолжил: Если у тебя появятся какие-то трудности, ты всегда сможешь подойти к Сипаку или ко мне. Неважно, какие это будут трудности. Я помню, меня мучила такая чепуха! Сипак никогда не засмеется. Он тоже однажды был молод и рос на Земле. Он был примерно в нашем возрасте, когда стал по-настоящему ходить в вулканитское посольство изучать родную культуру, и положение его было во многом сходным. Ему необходимо было стать вулканитом… сделать выбор… хотел он того или нет. Ему необходимо было выбрать между тем, кем он был для окружающих — вулканитом — и тем, как его воспитали. Он решил стать вулканитом, и в то же время решил не подавлять в себе всего того, чему научился на Земле».
— Я смогу приходить, когда захосу? Спрашивать, сто захосу? Снова стать ребенком? — Пука хотел надеяться, но боялся разочарования.
«Ты станешь моим другом и мы сможем вместе расти в таком мире, где не понимают нас и наши чувства. Рядом со мной или Сипаком тебе не надо быть серьезным Аппуктой Чеховым или стараться выглядеть вулканитом вроде Спока. Сипак может быть вулканитом, но он в то же время человек и знает, какие ты испытываешь противоречия. А еще, — Пэн покачал бровями, — он может научить тебя такому, чего ты и представить себе не можешь, — я имею в виду обе стороны того, что ты считаешь своим наследием. Хочешь?» — Сейчас Пэн, казалось, умолял.
«Я очень хочу стать членом вашей семьи, дружище Пэн».
«И стать примером для подражания одному очень озорному восемнадцатимесячному ребенку-вулканиту?» — насмешливо спросил Пэн.
«И быть примером для одного восемнадцатимесячного мальчика-вулканита. Как ты думаешь, Сипак управится с нами троими? А что скажет младший вулканит?»
Пэн рассмеялся.
«Плохого не скажет! Это ведь он сам вызвался! — Подымаясь, он отряхнул шкуру, окатывая Пуку тучей песка. — Пойдем-ка домой. Уже поздно, Сипак будет искать».