Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
— А как же наш ребенок? — в отчаянии спросил он.
Анайя приложила руку к животу:
— Он по-прежнему здесь. Его появление не было предусмотрено. Через много, много лет он родится снова… — Свет в ее глазах медленно угасал. — Прощай, любовь моя.
Кит-Канан сжал в ладонях лицо Анайи и поцеловал ее. Лишь мгновение губы ее сохраняли мягкость живого тела, а затем стали твердыми. Принц отшатнулся, и, когда он еще касался ее лица, черты женщины начали меркнуть. Кожа превратилась в древесную кору. Не успел Кит-Канан
21
В течение месяца послы вели переговоры со Звездным Пророком, но им так и не удалось прийти к соглашению. В конце концов, Пророк Ситэл заболел. За прошедшие недели здоровье правителя ухудшилось, а напряженные заседания отнимали последние силы, и наутро двадцать девятого дня он уже не смог подняться с постели. Пророк хворал так редко, что дворец охватила легкая паника. Слуги сновали вокруг, переговариваясь шепотом. Ниракина призвала к постели Пророка Ситаса и Герматию. Ее голос звучал так горестно, что Ситас уже ожидал увидеть отца на пороге смерти.
Теперь, стоя в ногах кровати, принц видел, что Ситэл изнурен и упал духом. Ниракина сидела рядом с больным мужем, приложив к его лбу влажную тряпку. Герматия маячила на заднем плане, явно чувствуя себя неловко в присутствии больного.
— Позволь мне позвать лекаря, — настаивала Ниракина.
— В этом нет нужды, — коротко ответил Ситэл. — Я просто должен немного отдохнуть.
— У тебя горячка!
— Нет! Что ж, а если и горячка, я не хочу, чтобы разнесся слух: Звездный Пророк настолько ослабел, что ему необходим лекарь. Что ты предполагаешь сообщить народу? И иноземным послам?
Эта короткая речь обессилила Ситэла, он тяжело дышал, бледное лицо резко выделялось на фоне кремовых подушек.
— Кстати, насчет послов, что я должен сказать им? — спросил Ситас. — Если ты не сможешь сегодня присутствовать на совещании.
— Скажи им, пусть пойдут напьются, — пробурчал Ситэл. — Хитроумный гном и эта вздорная баба.
Голос его затих.
— Нет, муж мой, так не годится, — мягко заметила Ниракина. — В болезни нет ничего постыдного, ты знаешь. Если ты позовешь лекаря, то встанешь на ноги гораздо быстрее.
— Благодарю, я поправлюсь сам.
— Ты можешь лежать здесь неделями, в горячке, в дурном настроении…
— У меня хорошее настроение! — закричал Ситэл.
Ниракина решительно поднялась с кровати и обратилась к Ситасу:
— Кого бы нам позвать? Кто лучший целитель в Сильваносте?
Из дальнего угла послышался голос Герматии:
— Мирителисина.
— Это невозможно, — быстро возразил принц, с упреком глядя на жену. — Она находится в тюрьме, госпожа, и
— Какой вздор, — перебила мать. — Если Пророку нужен лучший лекарь, можно приказать ее выпустить.
Ни отец, ни сын и виду не подали, что слышали эти слова.
— Мирителисина — высшая жрица Квенести Па. Никто в Сильваносте и сравниться с ней не может в искусстве врачевания. — Ниракина обращалась к Ситасу. — Она находится в заточении уже больше полугода. Разве это не достаточное наказание за минутную неосторожность?
Ситэл закашлялся, долгий, сотрясший тело пароксизм заставил его скрючиться на постели.
— Это застарелая лихорадка, — ловя ртом воздух, выговорил он. — Я знаю, иногда она возвращается.
— Лихорадка? — переспросил Ситас.
— Наследство бурно проведенной молодости, — слабым голосом ответил Пророк. Он приподнялся в кровати, и Ниракина поднесла к его губам чашу с прохладной водой. — Когда я был молодым, то часто охотился на болотах в устье Тон-Таласа. Тогда я и подхватил лихорадку.
Ниракина подняла взгляд на Ситаса.
— Это случилось более чем за двести лет до твоего рождения, — успокоила она сына. — Раньше у него бывали приступы, но не такие сильные.
— Отец, надо послать за жрицей, — угрюмо посоветовал Ситас. Пророк вопросительно поднял брови. — Необходимо продолжать переговоры с гномами и людьми, и только сильный, здоровый правитель может установить справедливость.
— Ситас прав, — поддержала его Ниракина. Она приложила маленькую руку к горячей щеке мужа. — Прикажи выпустить Мирителисину.
Пророк вздохнул — из горла его вырвался сухой, дребезжащий звук.
— Ну, хорошо, — смирившись, проговорил он. — Пусть будет по-вашему.
Тем же утром, позже, раздался стук в дверь. Ниракина крикнула посетителю, чтобы он входил. Появился Таманьер, опустив взгляд в пол.
— Великий Пророк, я говорил с Мирителисиной, — подобострастно произнес он.
— И где же она? — резко спросил Ситас.
— Она… она отказывается прийти, мой принц.
— Что?! — воскликнул Ситас.
— Что? — эхом отозвалась Ниракина.
— Она не придет к тебе, Высочайший, и не соглашается покинуть тюрьму, — объяснил Таманьер, покачав головой.
— Она что, ума лишилась? — фыркнул Ситас.
— Нет, господин. Мирителисина считает, что ее страдания в тюрьме привлекут всеобщее внимание к тяжелому положению бездомных.
Несмотря на свою слабость, Пророк начал тихо смеяться.
— Ну и характер! — сказал он. Смех грозил перейти в кашель, и Ситэл умолк.
— Да это же вымогательство! — злобно воскликнул Ситас. — Она уже диктует нам условия!
— Не обращай внимания, сын. Таманьер, прикажи, чтобы открыли дверь ее камеры. Скажи охранникам, пусть не дают ей ни еды, ни питья. Когда она достаточно проголодается, то выйдет.