Сахара
Шрифт:
– Пожалуйста, доктор, не нарывайтесь на неприятности. Покиньте самолет, или я пристрелю вас на месте.
Ева вцепилась в Хоппера обеими руками:
– Фрэнк, делайте все, что он говорит. Не хватало только, чтобы вас убили из-за вашей дурацкой гордости.
Хоппер шатался, инстинктивно держась руками за пах. Бабананди казался жестоким и хладнокровным, но Ева отметила, что в его глазах больше страха, нежели враждебности. Не говоря больше ни слова, лейтенант грубо толкнул Хоппера на первую ступень.
– Я предупредил вас. Не задерживайтесь.
Двадцать секунд
С полдюжины мужчин, плотно закутанных в индиговые повязки туарегов, приблизились и полукольцом окружили Хоппера. Все они были высокого роста и выглядели угрожающе. На них были длинные черные свободные мантии, к поясам пристегнуты ножны с широкими саблями. В руках они держали автоматические винтовки, стволы которых были направлены на Хоппера.
Подошли и еще какие-то фигуры. Одним оказался башнеподобный мужчина с ладонями, покрытыми светлой кожей, – единственной видимой частью его тела, не считая едва различимых глаз сквозь щель в его литаме. Мантия у него была темно-лилового цвета, а чалма белой. Макушка головы Хоппера едва достигала уровня плеч незнакомца.
Его сопровождала женщина, напоминающая строительный самосвал с доверху нагруженным кузовом. Она была одета в грязное, свободно висящее платье, оставляющее открытыми ее колени и ноги, толстые, как телеграфные столбы. В отличие от остальных она не накрывала голову. Хотя у нее и была темная, как у южных африканцев, кожа и курчавые волосы, скулы ее были высокими, подбородок округлым, а нос – острым. Глаза маленькие и блестящие, а рот казался растянутым на всю ширину лица. От нее веяло холодом и садизмом, что еще более подчеркивалось следами перелома на носу и шрамами на лбу. Это было лицо, с которым некогда обошлись зверски. В одной руке женщина держала толстую кожаную плеть с маленьким узлом на конце. Она оценивающе оглядывала Хоппера, словно заплечных дел мастер времен инквизиции, перед тем как применить к жертве пытку «железной девой».
– Что это за место? – спросил Хоппер без всякого вступления.
– Тебецца, – ответил высокий человек.
– Это мне уже сказали. Но где она расположена, эта Тебецца?
Ответ прозвучал на английском, но с акцентом, который Хоппер определил как северо-ирландский.
– Тебецца – это там, где кончается пустыня и начинается ад. Здесь в рудниках заключенными и рабами добывается золото.
– Что-то типа соляных копей Тауденни, – понимающе кивнул Хоппер, одновременно разглядывая направленные на него винтовки. – Не будете ли вы так любезны не направлять эти ружья мне в лицо?
– Это необходимость, доктор Хоппер.
– Да не беспокойтесь. Мы не собираемся воровать ваше... – Хоппер умолк на середине предложения. Взгляд его оцепенел, лицо побледнело, и он проговорил изумленным шепотом: – Вы знаете мое имя?
– Да, мы ждали вас.
– Но кто вы?
– Меня зовут Селиг О'Баннион. Я главный инженер по рудным разработкам, – О'Баннион обернулся и кивнул в сторону крупной женщины. – Это мой заместитель, Мелика, что означает «королева». Вы и ваши люди поступите в ее распоряжение.
Чуть
– В ее распоряжение? Что за чертовщину вы тут несете?
– По милостивому соизволению генерала Затеба Казима вы направлены сюда. Он выразил желание, чтобы вы поработали на рудниках.
– Да это же похищение людей! – задохнулся Хоппер.
О'Баннион терпеливо покачал головой:
– Вряд ли это можно назвать похищением, доктор Хоппер. Вы и ваша группа ученых не являетесь заложниками и не удерживаетесь с целью получения выкупа. Вы просто приговорены к работе в рудниках Тебеццы и будете добывать золото для национальной казны Мали.
– Да вы безумнее какого-нибудь таракана... – начал было Хоппер и тут же, запнувшись, отшатнулся назад, когда Мелика хлестнула ему по лицу своей тяжелой плетью. Он застыл, потрясенный ударом, машинально схватившись за кровавый рубец на щеке.
– Это первый урок тебе как рабу, ты, вонючая свинья! – выплюнула гороподобная женщина. – И с этого момента вы не раскрываете рта без приказа!
Она подняла плеть, чтобы еще раз хлестнуть Хоппера, но О'Баннион перехватил ее руку:
– Полегче, женщина. Дай им время свыкнуться с этой мыслью. – Он посмотрел на других ученых, которые сошли с трапа и сгрудились вокруг Хоппера с ошеломленными лицами и начинающим проявляться ужасом в глазах. – В первый день работы они нужны мне в хорошем состоянии.
Мелика нехотя опустила плеть:
– По-моему, ты перестраховываешься, Селиг. Они сделаны отнюдь не из фарфора.
– Вы ведь американка, да? – робко спросила Ева.
Мелика усмехнулась:
– Точно, милашка. Десять лет работала начальником охраны в женской тюрьме в Короне, штат Калифорния. И скажу тебе, порядки там были построже, чем здесь.
– Мелика особо заботится о работающих здесь женщинах, – сказал О'Баннион. – Я уверен, она определит, подходите ли вы к нашему семейству.
– Вы заставляете женщин работать в рудниках? – недоверчиво спросил Хоппер.
– Да, большинство из них, а также и их детей, – равнодушно ответил О'Баннион.
– Но это же грубейшее нарушение прав человека! – воскликнула Ева.
Мелика посмотрела на О'Банниона с выражением ярости на лице.
– Можно я отвечу?
Он кивнул:
– Можно.
Великанша ткнула концом плети в живот Евы, от чего та согнулась пополам. Затем хлестнула ее по шее. Ева обмякла, как промокшее одеяло, и упала бы на землю, если бы ее не удержал за талию Хоппер.
– Скоро вы поймете, что даже словесное неповиновение бесполезно, – сказал О'Баннион. – Вам лучше покориться и постараться провести остаток жизни, не навлекая на себя наказание.
Губы Хоппера скептически изогнулись:
– Мы уважаемые ученые Всемирной организации здравоохранения. Вы не можете просто так, ради прихоти, казнить нас.
– Казнить вас, добрый доктор? – небрежно бросил О'Баннион. – Да ничего подобного. Я намерен уморить вас до смерти работой.