Саламина
Шрифт:
Как раз в полночь вошел Тобиас, наш мальчик, помогавший по хозяйству.
— Эмануэль вернулся, — сказал он.
Когда этот старый язычник Эмануэль вошел — мы, разумеется, за ним послали, — он скалил зубы до ушей.
— Держи, Эмануэль, — сказал я, — наливай из своей, — и поставил перед ним бутылку рому. На следующий день он чувствовал себя отлично. Я показал эскиз креста, сделанный мною. Эскиз ему понравился.
Соблазнившись не то крестом на кладбище, не то бутылкой рому, Эмануэль запряг собак и снова уехал на охоту. С ним ничего не случилось, он вернулся через три дня. Я сам налил ему рому — рюмочку. Мы скупо раздаем наши земные радости, так же как они там на небе — свои небесные.
V
Шарлотта умирает
Только один человек умер на нашем острове за прошлую осень и зиму:
Здесь привыкли к смерти. Гренландцы привыкли охотиться, жить рядом со смертью. Смерть постучалась в дверь? Да, она вместе с ними на постели. Они знают ее в лицо и привыкли к нему. В 1860 году (других цифр у меня под рукой нет) 42 % населения Гренландии составляли лица моложе 15 лет; 55 % были в возрасте от 15 до 60 лет; 2 % — старше шестидесяти; возраст одного процента неизвестен. Если бы скорбь по умершим продолжалась долго, то все население Гренландии умерло бы от нее.
Старая Шарлотта, мать Олаби, пережила еще один период темноты и снова вступила в светлое время, но силы быстро покидали ее. В один из вечеров в начале июня старое сердце ее забилось с перебоями, остановилось. Еще один обломок прошлого исчез.
В Гренландии похороны — это целое событие. В церкви полно народу. В проходе на двух козлах стоят погребальные носилки, на них наспех сколоченный ящик — гроб. Крышка гроба снята. Под белым покрывалом лежит все, что осталось от старой Шарлотты, скрюченное, очень маленькое тело. По окончании обряда погребальные носилки выносят на улицу и ставят на землю. Кругом народ; сейчас все будут смотреть на Шарлотту. Покрывало откидывают. Взрослые, дети — все толпятся, стараясь заглянуть в гроб. Страшное зрелище — оскаленное лицо Шарлотты. Тишина. Даже Олаби, который стоит рядом в слезах, опустив голову, не издает ни звука. Его ждут. Олаби делает шаг, не отрываясь долго и серьезно смотрит на останки единственной женщины, которая любила его. Он наклоняется и кладет на грудь матери маленький букетик бумажных цветов. Когда Олаби отходит, гроб накрывают крышкой и наглухо прибивают ее гвоздями.
Подъем на вершину холма, к кладбищу, длинный и трудный; далеко не все взбираются наверх. Несколько близких друзей, несколько любителей пения, несколько любопытных и Олаби — один.
Прах Шарлотты в этот день не предают земле; невозможно выкопать могилу в мерзлой почве. Для такого случая — если можно назвать случаем то, что является правилом, — на скалистом бугорке лежат камни, каменная постель, оставшаяся раскрытой после последнего, спавшего на ней и уже покинувшего ее. Сюда кладут Шарлотту. Мужчины и мальчики нагромождают сверху аккуратную кучу камней. Тело завалено камнями. Затем, стоя около холмика, они поют.
Замерзнув здесь — наверху ветер пронизывает до костей, — люди спешат домой. Кругом все время бродят собаки. Когда уходит последний человек, собаки приближаются и обнюхивают каменную насыпь.
Христианский обряд погребения почти ничем не отличается от гренландских похорон языческих времен. Человеку свойственно относиться благоговейно к умершим, предавать природе на полное уничтожение то, что она создала, вернуть богу нетронутым то, что он дал. Земля вокруг старых постов Моравских братьев [37] в Гренландии вся, как соты, издырявлена могилами с каменными стенами и крышами. Через щели можно взглянуть на развалившиеся человеческие скелеты. Это все могилы христиан. От могил язычников, которые разбросаны по всей Гренландии, они отличаются только тем, что состоят из одной камеры вместо двух, и, если судить по тем, что я видел, худшим качеством постройки. В передней камере языческих могил много мелких даров духу усопшего, часто изготовленных тщательно и искусно. Вещи эти сделаны из материалов, которые время не легко разрушает, — из дерева, моржовых клыков и кости. Не свидетельствуют ли цветы на могилах христиан о слабой вере в бессмертие?
37
Моравские
Все умирают, все когда-то родились. И какими бы обрядами, христианскими или языческими, ни обставляли рождение и смерть, живая плоть и кровь все те же.
«Крещеные» гренландцы ничем не рискуют. Младенец, которого кладут на руки помощника пастора или пастора, чтобы он нарек ему христианское имя, уже получил языческое от повивальной бабки. Она — языческий жрец. И в важный момент — отделение остатка пуповины — она уже дала ребенку эскимосское имя.
— Карл Тобиас Паулус, — торжественно пробормотал помощник пастора над пищавшим младенцем мужского пола, рожденным Шарлоттой. Но она дала ему имя, которым все его называли, — Олаби.
VI
Веселое времяпрепровождение
А однажды Якоб, мальчик, на которого когда-то взъелся Троллеман, за что и был наказан, сел в лодку и в компании с двумя девочками стал грести вдоль берега. Они хотели пособирать на скалах яйца. Ребята нашли подходящее место и высадились. Оставив девочек присматривать за лодкой, Якоб пробрался по валунам, устилавшим берег, к скале и стал взбираться на нее. Уступы, на которых птицы устраивают гнезда, были высоко. Якоб не долез до них. Он взобрался примерно на высоту сорока футов, но тут случилось несчастье. Поскользнулся ли он, обломился ли уступ, на котором стоял мальчик, или уступ, за который он держался руками, — эти базальтовые скалы ненадежны, — в общем что-то там произошло, и Якоб сорвался. Девочкам показалось, что падал он очень медленно. Он летел вниз в горизонтальном положении с распростертыми руками и, упав на камни, остался лежать на них плашмя.
Не знаю, как эти маленькие девочки дотащили Якоба до лодки. Тяжелое, безжизненное тело нести было неудобно. Но они как-то справились. Даже втащили его в лодку и положили в носовой части на дно. Затем столкнули лодку в воду, это было очень трудно, и стали грести назад в поселок.
Пока мы возились с Якобом, собралась большая толпа народу. Казалось, что люди не столько обеспокоены, сколько любопытствуют. Никто из родных Якоба не стал помогать нам. Мальчик был жив, но потерял сознание. Мы не могли точно сказать, что у него осталось несломанным. Привязали его к доске, придав ему тем самым жесткую неподвижность. В это время экипаж готовил мою моторную лодку к отплытию. Рычало пламя лампы, разогревая мотор. Мы понесли Якоба на лодку, предварительно послав за одеялами и периной, чтобы подложить их под доску. Мне пришлось приказать родственникам Якоба доставить перину. Никто из них не сел с ним в моторку. Через восемь часов мальчик был уже в больнице в Уманаке. Через месяц умер.
Сбор яиц на скалах — распространенный сезонный промысел. Яйца всех морских птиц съедобны; все яйца, которые мне приходилось есть, приятны на вкус. Лазание по скалам — это только одно из многочисленных опасных занятий гренландца. Мы тоже собирали яйца — не на скалах.
К северу от острова Убекент находится группа низких, поросших травой островков, на которые каждый год в период кладки яиц отправляются собирать их те из жителей Игдлорсуита, которые имеют возможность туда поехать. Мы намеревались набрать полную лодку друзей и провести на этих островках два дня. И когда губернатор… Как! Разве в Гренландии нельзя даже яйца собирать без… Да нет, конечно, можно. Но постойте. Дело идет о нашем друге Рудольфе, которого мы хотели взять с собой… И когда губернатор приехал в Игдлорсуит, мы спросили его, нельзя ли Рудольфу Квисту, бондарю, который всегда раньше на несколько недель заканчивает свою работу, который вот уже два года ни разу не отдыхал, получить два дня отпуска и поехать с нами. Троллеман, мы сообщили об этом губернатору, сказал — нет. Губернатор держался очень любезно. Он обещал послать запрос, разобраться во всем и посмотреть, что можно будет сделать. О результатах мне будет сообщено. И действительно, через некоторое время уманакский управляющий получил отношение из столицы, на основании которого он списался с Троллеманом, и Троллеман дал Рудольфу два дня отпуска. Можно сказать, что в Гренландии не выпадет перо у воробья без того, чтобы это не было зарегистрировано на бумаге в трех экземплярах.