Сальватор
Шрифт:
И когда она увидела своего возлюбленного, то движение, с которым она кинулась в его объятия, было очень стремительным, а крик, вырвавшийся из ее рта, или скорее из ее сердца, был полон радости.
– Ах! – сказал Пьер Эрбель, расцеловав залитые слезами щеки Терезы. – Когда же сыграем свадьбу, Тереза?
– Когда пожелаешь, – ответила она. – А приглашения отпечатаны уже три года тому назад.
– Таким образом, нам остается только предупредить мэра и кюре?
– О, господи, ну конечно же!
– Тогда пошли к ним, Тереза! Я не согласен с теми, кто говорит: «Уж коль он сумел прождать шесть лет, вполне может подождать и еще несколько дней». Нет, у меня на этот счет совсем другое мнение. И я говорю: «Я ждал шесть лет и считаю, что этого вполне достаточно. А посему я ждать больше не намерен ни дня!»
Само собою разумеется, что Тереза полностью разделяла мнение своего жениха. Ибо не успел он произнести последние слова, как она уже накинула на плечи шаль и прикрыла волосы колпаком.
Пьер Эрбель взял ее за руку.
Несмотря на то, что мэр и кюре пошли навстречу влюбленным, пришлось ждать три дня. Все эти дни капитан вел себя как безумный.
Наконец на третий день мэр сказал:
– Именем закона объявляю вас мужем и женой!
– Слава богу, – сказал Пьер Эрбель. – Если бы это продлилось еще немного, я сегодня вечером отдал бы концы.
Спустя девять месяцев, день в день, Тереза родила пухленького малыша. И, как и было обещано, Пьер Берто по прозвищу Мотнобан стал его крестным отцом. А в книге записей актов гражданского состояния города Сен-Мало появилась запись о рождении Пьера Эрбеля де Куртенэ – виконта. Он был дважды Пьером: по родному отцу и по крестному.
Мы уже говорили о том, что, следуя моде того времени, молодой художник стал произносить свое имя по-латыни, заменив простое имя апостола-ренегата на более аристократическое имя Петрюс.
Однако, дорогие читатели, наберитесь терпения, ибо мы еще не закончили рассказ о его папаше-корсаре, как называл брата генерал Эрбель.
Медовый месяц капитана Эрбеля продолжался ровно столько, сколько длился Амьенский мир. Нет, мы ошибаемся, он продолжался на несколько дней больше.
Десять историков против одного скажут вам, если вы потрудитесь их об этом спросить, каким именно образом был расторгнут договор 1802 года; и только я один смогу рассказать вам, каким образом закончился медовый месяц нашего достойного капитана.
Пока продолжался мир, все в семействе Эрбелей шло прекрасно. Он обожал свою жену, нежную и любящую, словно ангел. Он боготворил своего сына и имел на это все основания: это был самый прекрасный ребенок не только в Сен-Мало и в Бретани, но и во всей Франции. Короче, он был самым счастливым человеком на свете. И если бы не было войны, он спокойно прожил бы в этом семейном раю многие месяцы, а возможно, и многие годы, и ни одно облачко не испортило бы божественной чистоты его небес.
Но со стороны Англии уже надвигалась гроза. Английское правительство было вынуждено в свое время подписать мир. Для этого потребовалось, чтобы коалиция, в которую вошли император Павел I, Пруссия, Дания и Швеция, скинули кабинет Питта и добилась назначения Аддингтона первым лордом Казначейства. К несчастью, этот мир существовал только на бумаге. Убийство Павла I выбило основной камень, поддерживавший его свод. Англичане стали жаловаться на то, что французы слишком медленно выводят свои войска из Рима, Неаполя и с острова Эльба. Франция стала проявлять недовольство тем, что англичане не собираются выводить свои войска из Египта и с острова Мальта. Бонапарт, для того, чтобы быть готовым к любым неожиданностям, готовил экспедицию на остров Санто-Доминго. Стрелка политического барометра неуклонно ползла к войне.
Как только вести об этой экспедиции, которая существовала еще только в проектах, взбудоражила население портовых городов Франции, капитан Эрбель стал, как и все моряки, лихорадочным и возбужденным. Тихая семейная жизнь была не для его темперамента искателя приключений. Она была для него только одним из тех цветущих островов в океане, на котором моряк может отдохнуть некоторое время. И не больше того. Настоящим домом для капитана было море. Море звало его, требовало, как призывает ревнивая любовница своего любовника. Оно влекло его к себе помимо его воли. Лицо его из веселого стало печальным. Он расспрашивал у моряков каждого рыбацкого судна, когда же начнутся боевые действия. Он днями просиживал на самой высокой скале побережья, и взор его терялся в бесконечных далях неба и моря.
Тереза, которая прекрасно знала мужа, очень скоро заметила происшедшую в нем перемену, но долгое время не понимала причины. Ее пугали это странное настроение, эта мрачность, которой она раньше ни разу не замечала на лице мужа. Но она не смела первой заговорить об этом.
И всё же она понимала, что рано или поздно объяснения не избежать. И вот однажды ночью она была резко разбужена порывистыми движениями и странными криками капитана.
Он во сне вел бой и орал во всю силу своих легких:
– Ату их! Ату англичан. Бей их, ребята! На абордаж! Да здравствует республика!
Бой был тяжелый. Через несколько секунд он прекратился. Вероятно, как у «Сида», от того, что в живых никого уже не осталось.
Сидевший на постели с закрытыми глазами капитан упал на подушку с криком:
– Неси сюда свой флаг, английский пес! Победа! Победа!
И заснул безмятежным сном победителя.
Той ночью бедной Терезе все стало ясно.
– Так, значит, – пробормотала она, поскольку после сна мужа она не смогла сомкнуть глаз, – он, сам того не зная, рассказал мне о причинах его плохого настроения. Бедный Пьер! Ведь он остается здесь только из любви ко мне. Здесь он чувствует себя прикованным к дому, пленником в семье. Он бьется головой о клетку, словно лев в неволе… Увы! Я понимаю, что эта мирная жизнь не для тебя, мой бедный Пьер! Тебе нужна свобода, пространство, свежий ветер в лицо, небо над головой и вода под ногами. Тебе нужны бури и битвы, ярость людей и гнев стихии. А я-то, любя тебя, ничего этого не видела, ничего не понимала! Прости меня, дорогой мой Пьер!
Наступления утра Тереза ждала, находясь в смертной тревоге. Когда стало светло, она, стараясь придать голосу необходимую твердость, сказала:
– Пьер, тебе здесь скучно.
– Мне? – переспросил Пьер.
– Да.
– Что ты, вовсе нет!
– Пьер, ты никогда не лгал. И оставайся даже со мной честным и правдивым моряком.
Пьер пробормотал что-то нечленораздельное.
– Праздность губит тебя, мой друг, – сказала Тереза.
– Но твоя любовь меня спасает, – ответил Пьер.