Сальватор
Шрифт:
Он встретился поочередно, не говоря уже о руководителях лож масонов и вент карбонариев, со всеми основными лидерами партии: с Лафайетом, с Дюпоном (из Эвра), с Бенжаменом Костаном, с Казимиром Перье.
Затем, когда результаты выборов в Париже не оставляли для него никаких сомнений, он уехал в провинцию для того, чтобы бороться с правительством точно такими же мерами, какими правительство боролось против оппозиции.
Этим-то и объясняется его отсутствие в Париже, о котором мы сказали в предыдущих главах, не указав его причин.
По возвращении в столицу он распространил новость о почти единодушной поддержке, которую департаменты были намерены оказать Парижу. И все стали ждать наступления решающего дня.
Итак, 17 декабря начались выборы в Париже. День прошел довольно спокойно: каждый избиратель мирно отправился в свою мэрию и ничто не предвещало того, что завтрашний выходной день станет очень бурным к вечеру.
Старая пословица гласит, что дни следуют за днями, но друг на друга они не похожи.
И действительно, на следующий день разразилась буря. В тот день в небе появились молнии, предвещавшие тот ужасный июльский ураган, которому суждено было продлиться три дня.
Наступило утро этого известного воскресенья 18 декабря. Сальватор с Фраголой завтракали (это было одной из тех идиллий, которые доступны только влюбленным), когда раздался звонок и рычание Роланда.
Это рычание Роланда в ответ на позвякивание колокольчика говорило о том, что посетитель пришел с дурными намерениями.
Когда раздавался звонок в дверь, Фрагола обычно стыдливо убегала в свою комнату.
Вот и теперь Фрагола встала из-за стола и скрылась в своей спальне.
Сальватор пошел открывать дверь.
На пороге стоял человек, одетый в огромную польскую шубу. Другими словами, в широкий редингот, подбитый и отороченный мехом.
– Это вы – комиссионер с улицы Офер? – спросил посетитель.
– Да, – ответил Сальватор, стараясь рассмотреть лицо посетителя, что сделать оказалось совершенно невозможно, поскольку лицо этого человека было полностью спрятано за тремя витками шарфа из коричневой шерсти, что было в то время прародителем нынешних кашне.
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал незнакомец, входя в дом и закрыв за собой дверь.
– Что вам от меня нужно? – спросил комиссионер, стараясь разглядеть сквозь эту густую вуаль лицо собеседника.
– Вы один? – спросил тот, оглядываясь.
– Да, – ответил Сальватор.
– В таком случае маскировка больше не нужна, – произнес посетитель, снимая шубу и разматывая скрывавшую его лицо огромную повязку.
Когда шуба была снята, а шарф размотан, Сальватор, к огромному своему удивлению, узнал господина Жакаля.
– Вы? – воскликнул он.
– Ну да, я, – ответил господин Жакаль добродушно. – Но почему вас это так удивляет? Разве я не должен прийти к вам и поблагодарить за то, что вы позволили мне еще походить по земле? И я открыто заявляю вам, а если надо, и всем, что вы вытащили меня из очень неприятной переделки. Брр!.. У меня до сих пор при воспоминании об этом мурашки по коже бегают.
– Цель визита вы объяснили, – сказал Сальватор, – но мне остается непонятной причина вашей маскировки.
– Все проще простого, дорогой мсье Сальватор. Во-первых, мне нравится польская одежда, особенно зимой. Сами понимаете, сегодня утром необычайно холодно, даже для декабря… А во-вторых, я опасался того, что меня узнают, когда я буду к вам стучаться.
– Ладно! И что же вы хотели мне сказать?
– Мне было бы трудно, если не невозможно объяснить причины моего визита в такой день, как сегодня.
– А что, сегодняшний день чем-то отличается от других?
– Ничем. Но, во-первых, сегодня воскресенье, а именно воскресенье является единственным днем, когда наша святая религия предписывает нам отдыхать. Это значит, он отличается от других дней. А во-вторых, сегодняшний день – второй и, следовательно, последний день выборов.
– Я вас по-прежнему не понимаю.
– Потерпите немного, сейчас вы все поймете. Но поскольку я пришел к вам по очень важному делу, которое в двух словах не объяснить, я буду вынужден присесть на стул.
– О, тысяча извинений, дорогой мсье Жакаль! Входите же!
И молодой человек указал господину Жакалю на приоткрытую дверь, ведущую в маленькую гостиную.
Господин Жакаль вошел и устроился в кресле, стоявшем у камина.
Сальватор остался стоять.
Через приоткрытую дверь столовой комнаты господин Жакаль увидел на столе два прибора.
– Вы завтракаете? – спросил он.
– Уже позавтракал, – ответил Сальватор. – Но не изложите ли, наконец, цель вашего визита?..
– Сейчас. Итак, я сказал вам, – снова произнес господин Жакаль, – что мне очень трудно, если не сказать, невозможно объяснить вам мое появление здесь в такой день, как сегодня.
– А я ответил вам на это, что не понимаю, что вы имеете в виду.
– Так вот, вы поймете это, когда узнаете о том, что не только все кандидаты от оппозиции были избраны в Париже – вам это уже известно и я об этом распространяться не стану – но и о том, что большинство либерально настроенных кандидатов были избраны по всей территории Франции. Признайтесь, что если для вас это воскресенье – такой же день, как и все другие, то для правительства этот день – особенный.
– Ну, и что же вы хотите мне сообщить? – радостно воскликнул Сальватор.
– То, чего еще не знает никто, но что нам стало известно благодаря телеграфу. И позвольте мне сказать вам, что, если судить по радости, которая охватила вас при этом известии, я недаром потерял время, нанеся вам этот визит. Но это все – половина того, что я хотел вам сказать, дорогой мсье Сальватор.
Сальватор вытянул вперед руку.
– Прежде всего, мсье Жакаль, давайте выясним этот вопрос до конца, – сказал он. – Вы утверждаете, что кандидаты от оппозиции были избраны подавляющим большинством во всех департаментах?