Самая длинная ночь в году
Шрифт:
Пятьдесят семь секунд.
Но оставалась проблема с огромной кровопотерей.
Я допила настойку - дала себе десять секунд на отдых. И выплеснула в мужчину остаток силы - все, что было, приказывая оставшейся в организме жидкости воспроизвести клетку, себе подобную. Потом еще по одной. И еще...
С интересом посмотрела на голубые цифры часов. Шар сочувственно подлетел прямо к лицу, чтобы мне было удобнее смотреть. Странно ведут себя сегодня шары - как будто они все...понимают...а ведь этого...не...может...быть...
Перевела взгляд на раненого. Поняла,
СТОЛИЦА. ЧУТЬ БОЛЬШЕ ГОДА НАЗАД. СЕНТЯБРЬ. ОН
– Скажи, зачем тебе это было надо?
– равнодушно спросил великий князь Радомиров у своей бывшей любовницы.
Их милый, ни к чему не обязывающий роман, закончился в тот момент, когда он ему наскучил.
Случилось так, что несколько дней назад он задержался на службе, доработавшись до звона в ушах. И на следующий день князь Андрей вдруг понял, что не хочет видеть эту - в общем-то - вполне прелестную балерину. Распорядился, чтобы его порученец составил барышне письмо с уведомлением о том, что в ее услугах больше не нуждаются. Также приме императорского балета был передан чек на более чем приличную сумму, и князь выкинул эту историю из головы.
А сегодня этот самый порученец положил ему на стол газету. В которой великий князь Поморья, Радомиров Андрей Николаевич, был главным героем. Любовником.
Сначала он просто пожал плечами. А потом - когда был уже в своем дворце - понял, что там слишком пусто. И отправился к женщине. Поговорить.
Они сидели в креслах в будуаре дома, который он снимал для нее. Молчали. Князь вертел в руках газету с нашумевшим интервью.
"Правда о моем расставании с князем Р." - гласил заголовок.
Дурочкой молоденькая балерина не была. Девушка пробивалась трудом и потом с самых низов, всеми силами сохраняя в своей "воздушной" жизни достоинство - хотя бы видимость его. И вот такого демарша от нее великий князь точно не ожидал.
– Зачем, Нина?
– повторил он вопрос.
– Деньги, - спокойно, даже равнодушно отвечала прима-балерина Императорского театра.
– Ты думаешь, я дал бы тебе меньше?
– Что вы, - в голосе все-таки появился яд.
– Щедрость вашего сиятельства ... хорошо известна.
Андрей Николаевич улыбнулся. Вот знает, бестия, что больше всего в людях он ценит храбрость. Правда, еще и преданность. Но произносить это слово при содержанке, которая ему наскучила - было попросту нелепо.
Он продолжал вопросительно смотреть на нее. Нина вздохнула, поднялась. Отошла к окну.
– Нелепо, наверное...
– тихо сказала она.
– Но у нас все было...как-то по-человечески. Не скажу - любовь. Это, конечно, сказки. А они хороши лишь на сцене. Но...вы были так...нежны. И относились ко мне...с уважением. Так было... До того самого письма, которое мне передали из вашей канцелярии.
– И вы оскорбились?!
– Да, - развернулась она - и с вызовом посмотрела ему в глаза.
– Ну, что ж, - поднялся он.
– Думаю, что на этом все. Дом останется за вами - я его распорядился выкупить. Желаю как можно лучше устроить свою жизнь.
– А газетчики меня пугали тем, что вы вышлите меня из столицы, - донеслось ему в спину.
Он только фыркнул.
– Вам просто всё безразлично! И... мне вас жаль - слова отразились от стен и растворились в воздухе облачком горьковатого аромата прекрасного, но ядовитого цветка.
Князь Андрей забрал фуражку с тростью у слуги - и вышел, чувствуя, как прохладный сентябрьский ветер навевает ему мысли о свободе.
Он решил идти через парк. Во дворец, где он обитал с самого рождения, но который со времени смерти родителей, перестал быть домом, идти не хотелось. Хотелось уехать куда-нибудь с пустым блокнотом. И снова - как в юности - грифельным карандашом писать стихи, делать наброски, прятать между страниц красивые осенние листья...
Двух нападавших, что пытались убить его - МАГИЕЙ - он уничтожил, одновременно разорвав им сердца. А вот абсолютно не магический кинжал, который ему метнули с истинно военной ловкостью в правый бок - пропустил. Позор!
Но печалиться тому, что на него нападают военные, которых он искренне и вполне справедливо считал своими - было некогда. Метнул сгусток энергии в сторону нападавшего - и по хрипу понял, что не промахнулся.
А через доли секунды, по тому, как его скрутило невыносимой болью, понял, что первые две атаки были лишь отвлекающим маневром - и основной удар - куда-то в область сердца - он опять пропустил.
Еще один вскрик. А кто сказал, что великий князь Радомиров - легкая добыча? Да что он вообще добыча...?!
Осознал, насколько все плохо только, когда стал оседать в золото листвы. Да... Разрешил личные проблемы с бывшей любовницей, нечего сказать... И о стихах помечтал. Хотя бы успел - почти успел - наколдовать перемещение к ближайшей целительнице...
Потом были какие-то странные видения - наверное, от потери крови. Хорошенькая девушка в белом платке целительницы, приговаривающая над ним слово "Миленький". Он все хотел объяснить ей, что уж кем-кем, а вот "миленьким" - странновато и по старинке - его еще девушки не называли. Даже такие очаровательные. И молоденькие... Но ему все равно приятно... И он слушает этот голос, не позволяющий ему нырнуть в чуть мерцающую манящую тьму... Слушает, как девушка что-то приговаривает над ним.
Потом голос исчезает... Он понимает, насколько это не правильно. Тело начинает ломить, и с резким выдохом, отдающим острой болью в левом подреберье и в правом боку, мужчина приходит в себя.
Сразу вызывает подмогу - и в маленькой квартирке становится тесно.
– Убила бы!
– заявила ему личная целительница, проводя руками над его многострадальным телом.
– Что с девушкой, Тамара Ильинична?
– он сфокусировал взгляд на белом пятне на полу - и понял, что это без чувств лежит его спасительница.