Самолёт по имени Серёжка

Крапивин Владислав Петрович

– Да?
– Сережка запрыгал на траве, сбросил брюки и рубашку, свернул их, положил мне на колени. Остался в белой майке и коричневых трусиках. Щуплый, загорелый, с засохшими царапинами. И волосы - опять как два растрепанных крыл - одно коротенькое, другое подлиннее. Прежний Сережка.

Он бегом третий раз прокатил меня между башен и долго возил среди заборов, штабелей и кирпичных будок. И в конце концов мы оказались рядом с рельсами, по которым бегал дачный трамвайчик.

– Вот видишь, - сказал запыхавшийся

Сережка. Без упрека сказал. Но я сник. И вспомнил: "Кто-то бьется в дверь заколоченную..." И невольно сказал это вслух. Сережка возразил:

– Это не заколоченная дверь, а заколдованная. Даже мой ключик ее не берет...

Плоский ключик на шнурке был виден сквозь тонкую майку.

– Ром, если хочешь, пойдем в обход...

Но я уже не хотел. Как-то не по себе было.

– Пойдем лучше к Мельничному болоту...
– Мне захотелось посмотреть, есть ли на песке барабан от кабеля, с которого мы прыгали во сне.

– Сегодня суббота, - смущенно возразил Сережка.
– Чуки не любят, когда их тревожат по субботам. Они в это время ремонтируют мостки. Ну, тот тротуар, что от коллектора идет...

Я не стал больше ни спорить, ни сомневаться. Что-то новое - страшное, но уже не сказочное, не придуманное входило в мою жизнь. Спокойно так и неуклонно. Словно и впрямь коснулось меня какое-то иное измерение... Я сделал глубокий вдох...

Пусть все идет как идет! Главное, что рядом Сережка!

– Тогда давай просто попетляем по переулкам!

Он обрадовался:

– Давай!

И мы долго бродяжничали по улочкам и пустырям окраины.

Потом Сережка доставил меня к дому.

Еще от угла мы увидели, что мама стоит у подъезда.

– Я побегу домой, - заторопился Сережка.
– Тетушка просила сегодня капусту купить в магазине. И надо отцу помочь рундук сколотить в сарае...

– Значит, до завтра?
– спросил я с моментально выросшей тревогой.

Сережка замялся:

– Наверно, до понедельника. Завтра на огород надо...

И я вспомнил опять, что, кроме нашей общей жизни - с ее сказкой (или не сказкой) про загадочные пространства - есть у Сережки своя. С житейскими заботами, с огородом, с неласковой тетушкой и "поддающим" отцом. И эта жизнь в конце концов могла запросто отодвинуть Сережку от меня...

Он топтался рядом, подержал меня за плечо.

– Ну, я пошел...

– Костюм-то возьми, - сумрачно сказал я. Потому что он так и гулял теперь в трусиках и майке - как многие пацаны, не озабоченные, чтобы выглядеть представительно.

– Ой...
– он засмеялся, взял сверток.
– Ну, пока, Ромка...

И пошел. Как-то странно пошел - словно тая и уменьшаясь в солнечном свете. Вот-вот исчезнет совсем.

И мне вдруг почудилось, что я вижу его последний раз.

– Сережка-а!!

Нет, я не закричал. Это лишь внутри меня

возник такой отчаянный крик. А на самом деле я сказал одними губами:

– Лопушок...

Он оглянулся. Неужели услышал? Или догадался?.. Подбежал.

– Ромка, ты что?

Я дышал почти со слезами.

Он вдруг наклонился надо мной. Тепло прошептал мне в ухо:

– Ром, я знаю, чего ты боишься. Не бойся... Я тебя никогда не брошу...
– И умчался за угол.

А я сидел пристыженный и счастливый, пока не подошла мама.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НИКТО НЕ РАЗБИЛСЯ...

ПУТЬ В ВЫСОТУ

Я надеялся, что Сережка-самолет появится в моем сне. Однако всю ночь проспал без всяких сновидений.

Воскресный день мы провели с мамой. Сперва она возила меня в парикмахерскую. Я эту процедуру не терпел. Мастерицы всегда шептались между собой: "Такой симпатичненький и такой несчастный..." А со мной были приторно ласковыми. Но пришлось вытерпеть. Потом заехали к тете Наде, которая должна была поселиться у нас, когда мама уедет в профилакторий. Тетя Надя угощала нас молоком и свежими капустными пирожками - я их люблю так, что мама каждый раз боится: "Ты лопнешь по швам".

Дома до вечера занимались мы уборкой. И я опять улегся рано. Сказал, что устал после всех дневных дел.

Я долго не засыпал. Уже и мама легла, и стихли на дворе все голоса, умолкла Гришина гитара. Ночь... Даже далекие трамваи перестали погромыхивать. Ни звука...

Но нет, один звук я различил. На балконе... Когда же это я успел уснуть? Я быстро сел.

– Это ты, Сережка?

И тут же - знакомый веселый полушепот:

– А кто же еще? Я ведь обещал быть в понедельник, а сейчас уже час ночи, воскресенье кончилось.

Он был привычный, в своей бейсбольной кепке, клетчатой рубашке и разлохмаченных у колен штанах. От него пахло теплой уличной пылью и велосипедной смазкой.

– Ромка, ты готов?..

И все было, как в прошлый раз!

Лестница, велосипед, стадион... Самолет. Кабина... Старт!

И редкие огоньки города внизу. И желтое небо на севере, и розовая луна - теперь уже совсем круглая.

– А спускаться будем у болота? Чуки разожгут костры?

– Да, - отозвался Сережка из динамика.
– Но не сразу. Сперва потренируйся в другом месте.

– Где?

– Вот здесь. Внизу...

К тому времени мы опять летели среди светлых облачных столбов, а землю скрывала от нас курчавая, освещенная луной пелена. Словно усыпанное хлопком поле.

– Вот на это поле и садись... Не бойся, там под туманом сразу твердая поверхность.

Я послушался. Убрал газ. Полого вел самолет вниз. Клочья тумана понеслись мимо кабины. Колеса толкнулись и побежали по чему-то гладкому. Все тише, тише. И машина замерла.

– Выбирайся, - велел Сережка.